– Она всегда всем недовольна! – жаловалась Марина Лёле на свекровь, – Что ни сделай, все не так. Чашку не так поставила, полотенце не так повесила, краску не ту купила.
– Какую краску? – поинтересовалась Лёля.
– На могилу. Ограду красить. Я купила матовую, чтобы не блестела. Она взглянула, губы поджала и пренебрежительно так: что, глянцевую поленилась найти? И что ей сказать?
– Скажи, что для ее могилы не поленишься.
– Ой, ну разве можно так? – смутилась Марина.
– А как она – можно? – ответила Лёля вопросом на вопрос, – А как Сережа твой – можно?
– А что Сережа? – удивилась Марина.
– Да в том-то и дело, что ничего. Спрятался за твою спину от мамаши и доволен. Сидит, как таракан за плинтусом, и твоими руками жар загребает. Сам-то молчок! А тебе за двоих отдуваться приходится.
– Лёля, у него душа тонкая, художественная. У него искусство.
– Ага. Такая тонкая, что и не разглядишь. Наверное, и нет вовсе. А у тебя толстая и приземленная. Поэтому у него картины, а у тебя сковородки и грызня с его мамашкой. Ты сама не пробовала рисовать? – неожиданно спросила Лёля.
– Я? – удивилась Марина, – Почему я?
– А почему нет? – удивилась Лёля в ответ, – Ты что, кисточку в руках не удержишь?
– Искусство – это дар божий, это не просто кисточку в руках держать, это…
– Что – это?
– Лёля, – расстроилась Марина, – Ну какая из меня художница?
– А что? – вдохновилась Лёля, – Будешь, как Сережа твой, ночи напролет на тряпках каракули малевать, а днем пусть он тебе супы варит и от своей мамаши дверь охраняет.
– Лёля, он мужчина, – попыталась вступиться за Сергея Марина.
– Вот именно! – осадила подругу Лёля.
Марина смотрела в окно с самым обиженным и несчастным видом. Деревянная рама местами облупилась, и Марина сколупывала краску, поддевая ее ногтем. На подоконнике образовалась горстка острых ошметков, и Марина, собрав их в ладонь, смахнула все в форточку.
– И что мне нарисовать? – спросила она.
– Счастье свое нарисуй.
– Это как? Как можно нарисовать счастье? – растерялась Марина.
– Вот и рисуй, пока не получится, – посоветовала Лёля.