Мне хотелось бы забыть тот путь, что красной нитью проходит сквозь течение моих дней, но, увы, это не подвластно моему разуму. Мог ли я тогда что-то сделать или мне только кажется, что да, но, увы, я не красноречив, как мой приятель, и, наверное, поэтому я не нашел в ту трагическую минуту нужных слов.
День выдался ясный, даже солнце выглянуло на четверть часа из-за низко плывущих темных туч. Мы вышли из кондитерской Вольфа, помнится, в четвертом часу. Саша был одет в медвежью шубу, он запахнул ее и с удивлением произнес, словно на земле была не зима:
- Морозно.
Действительно,с Невы дул пронзительный морозный ветер. Мы направились к Троицкому мосту, но потом было решено, что сани нам больше подойдут, и сели не к простому деревенскому «ваньке», а к лихачу в залихватской шапке с приклеенной к лицу улыбкой, скрывающейся под аккуратно подстриженными усами.
На Дворцовой набережной я ударил ножнами по спине лихача и крикнул:
- Постой!
- Что стряслось? – обернулся ко мне Саша, отвернув воротник в сторону, с клубами пара вылетали слова.
Было к сожалению поздно, сани с Натальей промчались мимо и время упущено.
Через несколько минут под полозьям скипел снег, покрывающий ледяной панцирь замерзшей реки, по которому мы катились.
- Не в крепость ли меня везешь? – в голосе моего спутника появились смешливые нотки.
- Нет, через крепость на Черную речку самая близкая дорога, - отвечал рассеянно я, даже не почувствовав насмешки.
Выехали на Каменноостровский, позади оставались двухэтажные деревянные дома. Навстречу неслись резвые кони, не знаю, как нас смогли заметить, но сани остановились и в них приподнялся с места князь Голицын, офицер конного полка, с ним еще кто-то был, но я его не признал, наверное он подумал, что мы едем на Горы, князь прокричал нам:
- Что вы так поздно едете, все уже оттуда разъезжаются?
Саша только махнул рукой, улыбка скрасила его хмурое лицо.
Я решился спросить его о примирении, но предупредив мою попытку, Саша произнес:
- Не стоит, я все для себя решил, - и похлопал рукою в перчатке по рукаву моей шинели.
Потом по дороге нам попались едущие в карете четверней граф Борх с женой, урожденной Голынской, весьма красивой женщиной. Увидев их, Саша сказал:
- Вот две образцовых семьи, - и, заметив, что мой недоуменный взгляд, прибавил, - Ведь жена живет с кучером, а муж - с форейтором.
Намек был понят, я припомнил содержание пасквиля и тяжесть на сердце стала невыносимой.
- Честь превыше жизни, - шепнул напоследок мне Саша.
Я не знаю, по какой дороге ехали соперники, но к Комендантской даче они подъехали с нами в одно время. Я вышел из саней, Саша остался на некоторое время в них, закрыв почти все лицо воротником, словно хотел отогреть заиндевевшие от езды по морозу щеки. Я же с секундантом соперника отправился отыскивать удобное для дуэли место. Мы искали недолго, всего около минут пяти и нашли такое саженях в полутораста от Комендантской дачи, более крупный и густой кустарник окружал площадку и мог скрывать от глаз извозчиков и посторонних любопытных глаз то, что на ней происходило.
Я имел намерение спросить о настроении второго дуэлянта, чтобы сделать последнюю попытку примирения, но получил красноречивый ответ: «Он настроен весьма решительно».
27 января под Петербургом в перелеске близ Комендантской дачи состоялась дуэль, на которой Пушкин был смертельно ранен в живот.