ДВЕРЬ В ИСКУССТВО
Прошла неделя. Мы с Геной обегали и обзвонили все театральные ВУЗы Москвы, даже в цирковое училище заглянули. Оказалось, что везде надо пройти три тура прослушивания и, если ты их успешно проходишь, тебя допускают к обычным экзаменам. Абитуриенты записываются сразу во все институты, надеясь на удачу в любом из них. Но самое ужасное было то, что прослушивания начинались с 1-го июля. Но я-то 1-го июля должна быть на работе в детском доме города Плявиняс! Невыход в срок на работу по направлению грозил лишением диплома.
Что делать? Рискнуть дипломом? А что будет, если я не попаду даже на второй тур? Я ведь не готовилась... Стихотворение, допустим, есть. Я за него на конкурсе чтецов получила 1-е место и с тех пор на всех партийных съездах и конференциях читаю. Текст уже от зубов отскакивает. А басня? А проза? Этого у меня нет! Быстренько вызубрить? Но так можно только в школе пятёрку получить, а для сцены текст надо готовить долго, осмысливая каждое слово, искать интонационные краски... В общем, работать надо... Набраться наглости и рискнуть? Будь что будет?.. Нет... Я знаю, что будет. Будет стыдно.
Позвонила маме, объяснила ситуацию и она сказала:
- Ничего страшного, донечка! Бери билет и возвращайся. Дома всё обсудим, и, может быть, подготовившись за год, поедешь поступать следующим летом. Гена, кстати, тоже должен сдавать экзамены, ему заниматься надо, а ты его отвлекаешь. Приезжай. Жду.
В тот же день мы с Генкой пошли на вокзал. Билеты были только на поезд, отходящий через три дня. Я купила билет, и вечером мы вернулись домой. А вечером...
Вечером приходит с работы Дина Исаковна и с радостной улыбкой сообщает:
- Завтра, Наточка, в 15.00 тебя ждёт у себя в кабинете ректор Щепкинского училища Северин Евгений Евгеньевич. Будет тебя собеседовать, - и, победоносно глядя на меня, ошалевшую, и изумлённого Генку, она добавила, - Вот так! И бухгалтер Дома композиторов кое-что может!
Я взвизгнула от радости, бросилась её целовать, Генка подскочил и с криком: «Мамулька! Ты умница! Ты золото!», обхватил её, оторвал от пола, стал прыгать с ней по комнате, кружить её, а она, счастливо смеясь и отбиваясь, кричала:
- Ненормальный! Отпусти! Ты меня уронишь! Гена! Отпусти сейчас же! Поставь меня на место!..
Папа, Борис Михайлович, оторвался от работы и, глядя поверх очков на нашу возню, после водворения мамы на место, хмыкнул и спокойно сказал:
- Что ты устроил а ыц ин паровоз, Гена? Ты разве не знаешь, что, если маме заказать к обеду фаршированного крокодила, так это будет именно крокодил, а не щука.
- Боря, - гордая своим успехом, возразила мама, - причём здесь крокодил? Крокодилов много. Они в любом зоопарке есть! А Евгений Евгеньевич Северин - единственный! Он профессор искусствоведения, руководит лучшей театральной школой - школой Малого театра! А ты говоришь - крокодил...
- Хорошо, хорошо, Диночка! Не кипятись! Что же этот единственный сделает для Наточки, после того, как её собеседует?
- Если Наточка ему понравится, он пригласит её на прослушивание в свой институт, она пройдёт три тура, а потом экзамены и всё! Наточка - студентка!
- А если не понравится? - не унимался Борис Михайлович.
- Если не подойдёт его институту, порекомендует её другому. Знакомых, как ты понимаешь, Боря, у него в театральном мире достаточно. И тогда, Наточка, - тут она села рядом со мной, - ты останешься у нас до тех пор, пока не поступишь в институт.
- Мамуля, ты прелесть! - закричал Генка, благодарно целуя маму.
А для меня её речь звучала, как самая прекрасная песня!.. От волнения дыхание спёрло, как у вороны из басни, только вместо «Ка-р-р!» из меня вырвался сип:
- Спасибо, Дина Исаковна...
Завтра мой первый шаг к театру! Что надеть?.. Новый жёлтый сарафан или белую кофточку с яркой юбкой в лёгкую складку? Дина Исаковна выбирает кофточку, а Генка - сарафан... После недолгих споров остановились на кофточке. Всё тщательно глажу, а сама думаю, каким окажется «завтра»? Станет ли сказка, рассказанная Диной Исаковной, былью?
За два часа до назначенного времени мы с Геной были около училища. Меня колотило, как в лихорадке. Сейчас Северин попросит что-нибудь почитать, а я даже своё стихотворение забываю от волнения. А басню «Стрекоза и муравей», как подошли к училищу, забыла напрочь. Конечно, я знала её со школы, но всю ночь пришлось вновь учить, работая над смыслом, интонацией, над образами.
- Гена! Я не помню начало басни! Как там? Стрекоза и муравей лето красное пропела... Нет, пропели... Геночка! Я на столе книжку с баснями за-была! - почти плача, осознаю я.
- Не трясись! Вот тебе твоя книга! Я её захватил, - и достаёт из портфеля моё спасение.
- Генка! Ты гений!
Увидев первые строчки, я немного успокоилась и начала, в который уже раз, вчитываться в текст, представлять себе чудесный летний лес, изящную синюю стрекозу, потом зиму, муравья, который цедит слова в час по чайной ложке, потому что делом занят. Кстати, а что он делает? Шьёт? Строит? Строит! И в зубах гвозди держит, как папа, когда что-нибудь прибивает! Потому и речь у муравья должна быть своеобразная, через гвоздь... Генка добывает мне где-то ржавый гвоздь, быстро его вытираю и, засунув в рот, бубню муравьиные реплики. Генка хохочет, но мне не до смеха...
В 14.45 я вошла в приёмную Северина. Гену попросила подождать на улице, чтобы он не увидел моего позора, который сейчас, я уверена, произойдёт.
В приёмной сидит очень миловидная в седых букольках старушка и старательно одним пальцем печатает на машинке. Увидев меня, заулыбалась и красивым актёрским голосом спросила:
- Вы с какого курса, детонька?
- Я не с курса, - отвечаю, чуть успокоенная этим ласковым словом «детонька», - Я к Евгению Евгеньевичу. Он мне назначил сегодня встречу на 15.00.
- А! Сейчас посмотрим... - Полистав толстую тетрадь и найдя нужное место, обрадовалась, - Ну, конечно!.. Как вас зовут? Наташа? - После моего кивка головой с гордостью добавила, - Вот, видите? Отмечено! С вами встреча в 15.00. Потерпите чуть-чуть. Ровно в этот час он будет здесь. Евгений Евгеньевич очень точный человек! В школе Малого театра иначе не бывает!
И действительно, когда стрелка часов встала на цифре 3, дверь в приёмную открылась, и вошёл несколько сутулый, в очках, в чёрном костюме, средних лет мужчина.
- А у нас, Евгений Евгеньевич, гостья! Пришла Наташа, - заворковала старушка.
- Знаю, знаю, Екатерина Михайловна. Других событий не было?
- Только одно событие, Евгений Евгеньевич... Я освоила машинку!
- Поздравляю вас, - суховато произнёс Евгений Евгеньевич и, распахнув дверь, пригласил меня в кабинет.
Я вошла. В голове вихрем проносятся мысли: «Какой спокойный, не улыбчивый... Его слезой не прошибёшь... Стихотворение о корейской войне читать нельзя... Надо читать басню, и будь что будет...»
- Проходите. Садитесь.
Я села на краешек стула и вдруг увидела перед собой не Северина, а чёрный куб... На верху куба - шар с очками вместо глаз, а над ними чёрные густые брови. «Кого он мне напоминает? Какого-то неприятного персонажа...»
- Итак, вас, зовут Наташей? - спросил он.
- Да... То есть, нет... Я по паспорту Натэлла, дома зовут Натой, а в школе Наташей, так им проще.
- Так, как вас называть?
- Не знаю... Как хотите... - «идиотский разговор», думаю я, всё больше волнуясь.
- Хорошо. Я буду называть вас Натэллой. Красивое имя, - вдруг улыбнулся, - можно и Ната, как Ната Вачнадзе. Знаете такую актрису?
- Нет, - «всё кончено» подумала я, и уронила книжку.
- Не волнуйтесь, давайте просто поговорим. Расскажите о себе.
«Что рассказывать? О маме? О школе? О Дине Исаковне?» - каруселью кружатся мысли в голове, а пауза длится... «Сейчас выгонит...»
- Почему вы хотите быть актрисой? Это же ужасная профессия! Особенно для женщины! - И капризным женским голосом, раздражённо продолжил, - Ни дома, ни семьи, никакой личной жизни, а только театр, театр и театр...
Мне стало смешно, и я оживилась.
- Нет! Нет! Это самая лучшая профессия, самая интересная! Когда я занималась в нашем пионерском театре...
И меня понесло! Ступор кончился! Я рассказывала о театре, о своих ролях, о занятиях с Еленой Владимировной, о том, что по настоянию мамы кончила педагогическое училище, но всё равно хочу в театр...
- Ну, что ж, биография богатая. Прочтите мне что-нибудь. Кажется в руках у вас басни Крылова? Читайте басню.
Я начала читать. Мне казалось, что читаю неплохо, но на середине басни Евгений Евгеньевич меня остановил.
- Спасибо. Хватит. Садитесь.
«Провалилась?» - ехидно прошептало моё второе «Я».
- Скажу вам откровенно, - доброжелательно и спокойно начал он. - Не надо вам идти в театральный институт. И не потому, что вы не способная, плохо прочитали басню. Дело в другом. Вы слишком много времени провели в своём театре, уже набрали массу актёрских штампов, которые потом будет очень трудно снимать, чтобы добраться до вашей сути. Мы берём в институт сырых, не подготовленных, но способных ребят. И потом, даже если вы кончите институт, кого вы будете играть? Какие роли? Внешне вы маленькая, по-женски пухленькая девушка, значит, мальчиков играть не можете - не травести. На роли инженю тоже не очень подходите - ростом маловаты. Ну, положим, специально для вас с учётом ваших внешних данных напишут одну роль... А дальше что? Старух играть? В театрах своих, настоящих старух хватает. У вас же прекрасная специальность! Работайте и продолжайте участвовать в самодеятельности. Сейчас много хороших народных театров есть...
«Вот и всё... Сказка кончилась! Можно расходиться по домам...» - с грустной иронией подумала я. Даже легче стало. Я была рада, что Евгений Евгеньевич так честно и откровенно расставил всё по местам, поэтому спокойно стала прощаться:
- Спасибо. Извините, что отняла у вас столько времени. До свиданья.
- Ничего, ничего... Спасибо, что поняли меня. До свиданья.
Я пошла к выходу. Взялась за ручку двери... «Почему так высоко расположена ручка?.. И какая красивая... Золотая, изогнутая, с головой какого-то зверя» - думаю я, разглядывая необычную ручку. Потом нажимаю на неё, тяну на себя дверь, но она не открывается... Тяжёлая дверь... У меня не хватает сил. Я чуть отошла, чтобы оглядеть её всю. «Высокая, явно старинная, а ручка посередине... Как же я сразу не заметила, что нахожусь в старинном здании?! И лепнина какая-то на потолке... А потолок какой высокий!..» Рассматриваю потолок, начисто забыв о Северине. Берусь опять за ручку, чуть повисаю на ней, а ногой пытаюсь оттолкнуться от створки, чтобы тяжелая дверь всё-таки открылась... Не получается... Ещё раз... Сильнее надо оттолкнуться... Вдруг, слышу покашливание... Северин!! Ужас, неловкость оттого, что забыла, где нахожусь, сковала меня. Красная от смущения поворачиваюсь к Северину и, всем своим видом прося прощения, констатирую факт:
- Не получается... Дверь тяжёлая...
Северин, улыбаясь, подзывает меня к себе.
- Садитесь... Всё-таки вы травести. Может быть, Наталья Ильинична Сац возьмёт вас к себе? Знаете, кто это?
- Нет...
- Ничего, познакомитесь. Я напишу ей записку, а вы передадите её Наталье Ильиничне.
Он вырывает листок из блокнота, что-то пишет, потом засовывает листок в конверт и, не заклеив, подаёт его мне...
- Вот вам записка. На конверте номер её рабочего телефона. Если Наталья Ильинична примет вас в свою студию, считайте, вам крупно повезло, - а уже у двери, пряча улыбку, продолжил, - тяжёлая дверь? Ничего, сейчас мы её откроем, - и распахнул её передо мной. - Желаю удачи.
Предпоследний день перед отъездом в Ригу. Я стою на троллейбусной остановке... Ещё не полдень, но уже очень жарко. В 12 часов на этой остановке я должна встретиться с Сац. Как она выглядит?.. В чём будет одета?.. Не знаю. Знаю только, что голос у неё - контральто с необычной интонацией. Такой голос никогда, ни с каким другим не спутаешь. Когда я по телефону представилась и сказала о записке Северина, она певуче спросила:
- Вы читали записку? Что в ней?
- Можно я её вам прочту?
- Читайте... - милостиво, по-царски, разрешила она.
- «Уважаемая Наталья Ильинична! Наслышаны, что Вы создаёте в своём детском отделе студию и просите направлять к вам всех травести и инженю, не подошедших театральным институтам. Посылаю к вам девушку, Натэллу М. Посмотрите её. Кажется, в ней что-то есть. Удачи Вам в строительстве нового детского театра. С уважением Северин. Подпись», - волнуясь, закончила я чтение.
- Хорошо. Сегодня я занята, а завтра в 12 часов ждите меня на троллейбусной остановке. Я посмотрю на вас.
Назвала мне номер троллейбуса и название остановки. И вот, я здесь... Жаль, что я постеснялась спросить, как она выглядит! А какая я, она тоже не спросила...
12 часов. Прохожих почти нет, попрятались кто куда от жары. Я сижу, хожу вдоль остановки и потихонечку испаряюсь... Удивительная Москва! Как мало в ней зелени! Есть улицы, где нет ни одного дерева или кустика. Вот и здесь также. Огромные дома и асфальт, асфальт... В Риге не так... У нас все улицы обязательно выходят в парк или на бульвар, до которых рукой подать. А здесь - улица, как стадион, а зелени нет. Спрятаться от жары негде...
13 часов... Почему её нет?.. Вроде бы ни одной женщины, которой подходило бы такое особенное контральто, не было. Проходили обычные женщины. У них могли быть или базарные, визгливые голоса, или тихие, усталые, но только не активное контральто. Сижу... Жду... Может же человек опоздать! На работе что-нибудь случилось, надо задержаться. Всякое бывает... Очень жарко... Может пойти в подъезд? Там хоть чуток будет прохладнее... А вдруг она именно в это время подойдёт? Прозевать её будет очень обидно!..
14 часов... Пить хочется... Сбегать в магазин, купить воды?.. Боюсь... Прозеваю... Вон, какая толпа после обеденного перерыва хлынула в магазин! В толпе её нет... Явные домохозяйки с кошёлками и мужики за пивом и водкой давятся. Среди них за лимонадом стоять?! Нет уж!.. А может быть позвонить ей на работу? Вдруг она вообще не может прийти, а я её жду? Она же не может отменить мне встречу сама: моего телефона у неё нет!.. А вдруг она уже собирается выходить, а я звоню?.. Нахально получится... Будто я её в опоздании упрекаю... Что делать? Ещё чуть-чуть и я расплавлюсь... Уйти?.. «Нет уж! Дудки! Ишь, уйти захотела! Жарко ей видите ли! Такой случай один раз в жизни бывает!.. Хоть до завтра, а жди!» - приказываю я себе. Торопиться мне некуда. До поезда ещё 30 часов... Дождусь! Не умру!
15 часов... А троллейбусы всё подходят и уезжают... Я заметила, что один из них уже четвёртый раз проходит свой маршрут... Какая смешная женщина идёт вдали... Походка, как у журавля. Ноги почти не сгибаются... Хотя, что смешного? Может у неё ноги больные, а я - смешно... Не хорошо... Две сумки тащит и ещё цветы, а спину прямо держит. Идёт с высоко поднятой головой, никого вокруг не замечает. Да, и не мудрено! С высоты её роста люди букашками покажутся. Она не то, что я - коротышка... Ох! Да, это же Сац! Женщина с такой осанкой, такая высокая может разговаривать только низким голосом - контральто! Рискнуть?.. Вдруг она!?.. И я пошла навстречу женщине с цветами. На часах было 15.30...
- Здравствуйте, Наталья Ильинична! Я - Натэлла... Вы хотели здесь, на троллейбусной остановке, посмотреть на меня...
- Натэлла?! - с искренним изумлением оглядела она меня с ног до головы. - Вы до сих пор ждали?! К двенадцати я не смогла освободиться, думала, ждать не будете, и не торопилась... Извините... Ладно, возьмите сумки и пойдём ко мне домой. Дома рассмотрю вас... Такое упорство - уже интересно... – и, глядя на меня, как я согнулась под тяжестью сумок, она величественно добавила, - Цветы я сама понесу, а то вам и так тяжело...
Где эта улица, где этот дом, мои расплавленные мозги в памяти не сохранили. Помню только, как вошли мы в прохладный сумрак коридора.
- Глаша! - позвала кого-то Наталья Ильинична. - Разберите, пожалуйста, сумки и принесите в мою комнату два стакана не горячего чая с лимоном. Я должна немного поработать с девушкой, так что никого ко мне не пускайте. Идёмте, Натэлла...
Комната была небольшая, с высокой железной кроватью, пианино и письменным столом. Окна зашторены, видимо, от солнца, но прохлады, как в коридоре, не было, и сумрак комнаты подчёркивал её духоту. Вошла Глаша с двумя стаканами в подстаканниках чая, поставила их на стол и тихо вышла. Я даже не успела её разглядеть. Обычная женщина, взгляду не за что зацепиться. Через минут пятнадцать вошла Наталья Ильинична в лёгком распахнутом халате, открывавшем её шёлковую розовую комбинацию. От неё пахло земляничным мылом и влажной прохладой.
- Какая духота! - сказала она, открывая форточку. Солнечный луч ворвался в комнату, но тут же был выдворен на улицу плотной шторой. Взяв стакан чая, Наталья Ильинична взгромоздилась на кровать и, откинувшись на подушки у стены, умиротворённо предложила мне пить чай и рассказывать о себе.
Чай, спокойный деловой разговор, доброжелательное внимание Натальи Ильиничны сняли усталость ожидания и волнение, расположили к откровенности. Выслушав до конца мой рассказ, уже известный Северину, она передала свой пустой стакан, чтобы я его поставила на стол, и сказала:
- Прочтите-ка мне стихотворение, за которое вы на конкурсе получили первое место.
Это было стихотворение о жестокости войны, затеянной американцами в Корее, в которой вынуждены были принимать участие и корейские дети, стоя ночью «в белых одеждах до пят» вдоль горной дороги, чтобы могли пройти танки. Мой голос звенел от детского ужаса корейского мальчишки: «Мама! Ты слышишь?! Мне страшно!» Мне хотелось докричаться до всего мира: «Люди! Остановите войну! Нам, детям, нужен мир во всём мире!»
- Не плохо..., - сказала через небольшую паузу Наталья Ильинична, - Над стихотворением с вами работала Елена Владимировна? Да? Я так и думала... Не плохо. А можете мне ещё прочитать что-нибудь? Басню или прозу?
Я тут же начала читать басню «Стрекоза и муравей», но чувствую, что-то не так: не вижу ни леса, ни стрекозу, а всё ещё клокочет во мне ненависть к войне. Начала читать сначала - эффект тот же: нет изящной стрекозы, трудолюбивого муравья, вижу только детей на горной дороге. Вздыхая, Наталья Ильинична просит меня остановиться:
- Басня у вас никакая... А как с прозой? Не знаете? Ну, хоть монолог из какой-нибудь вашей роли прочесть можете?
И тут на меня такое отчаяние навалилось! «Всё, - думаю, - я никчёмная бездарь!» И неожиданно для себя, положила на бок стул, села на краешек, как на кочку, обхватила себя руками, сдерживая нервный озноб... «Невезучая я, - думаю, - никогда не найти мне своего счастья! Оно где-то в ледяных торосах затерялось, как Кай. И ему всё равно, найду я его или нет... Холодно... И пусть уж я замёрзну здесь среди снегов, а без счастья моего, без Кая, домой не вернусь...» В таком состоянии я прочла монолог Герды из нашего спектакля «Снежная королева».
- Так, это чуть лучше, - строго глядя на меня, сказала Наталья Ильинична. - Сядьте за пианино, сыграйте что-нибудь, вы ведь инструментом владеете?
«Что сыграть? Надо что-нибудь повеселее, чтобы себя приободрить, - думаю я, пробежав пальцами по клавишам, приспосабливаясь к силе их сопротивления. Сыграла «Итальянскую польку»... Плохо сыграла, сбивалась - месяц не сидела за инструментом, вот пальцы и не слушаются.
- Сыграйте песенку какую-нибудь и спойте.
Для музработника детского сада с песенками проблем нет. Играю, пою...
- Так, - обрывает меня на второй песенке Наталья Ильинична, - голоса нет. Спасибо, что мелодию не соврали... Потанцуйте под музыку.
Наталья Ильинична села за пианино и стала играть все ритмы: от русских фольклорных до вальсов, маршей и современных танцевальных. А мне что!? Я танцевать люблю! Под любую мелодию могу танцевать сама с собой. Вдруг, на самом быстром темпе музыка обрывается, и Наталья Ильинична кричит:
- Свет погас! Полная темнота! Ищите выключатель!
От неожиданности я налетела на стул, опрокинула его, но поняла - переход к этюдам. «Спокойно, - говорю себе, где стенка, я же знаю! Ощупью, ощупью... Двигайся медленно к стене... Люди-дураки всегда почему-то загоняют выключатель высоко, его трудно достать... Ищи, ищи его! А может быть он на другой стене?.. Руками... вдоль двери... Найди его! Щупай, щупай!..» Но выключателя нет, я не знаю, где он... Я прекращаю поиски и, как тогда у Северина с дверью, извиняясь, что прекратила работу, говорю:
- Я не знаю, где у вас выключатель...
Много ещё этюдов пришлось сделать, быстро перестраиваться, переходя в новые предложенные обстоятельства, а Наталья Ильинична всё покрикивает:
- А у вас дырка на чулке! Зашейте!
«Нет у меня никакой дырки - я в носочках», - не теряя предложенного Сац темпа, думаю, что надо переходить к действиям без предмета.
- Ах, дырка! - говорю я, глядя на ногу.
Беру со стола катушку ниток, воображаемую конечно, откусываю нитку, (спасибо Елене Владимировне, она часто нас гоняла с такими этюдами), беру иголку, вдеваю нитку, делаю узелок, начинаю зашивать прямо на ноге...
- За окном драка! Кто-то зовёт на помощь! - кидает новое событие Наталья Ильинична.
«Окно передо мной», - быстро соображаю я, встаю на цыпочки, чтобы разглядеть, что там внизу, но слышу:
- А куда вы иголку с ниткой дели? А?! Забыли про нитку?!.. Ладно, сядьте. Расскажите, были у вас конфликты в школе? Дрались с кем-нибудь?
- Нет, Наталья Ильинична... Хотя... Один раз хотела дать по уху обидчику, но он увернулся, и удар пришёлся другому мальчишке.
- Покажите, - заинтересовалась Сац и бросила на стул небольшого медведя, - Вот он, обидчик ваш!
Я тут же вспомнила, как шла в школе по лестнице вниз, читая учебник, а Шевченко мне ножку подставил, и я попой три последние ступеньки отсчитала... Падаю под дверью, медленно встаю, больно же... Но слежу за этим паразитом, как он в коридоре за мальчишками прячется... Ну, гад! Бегу к стулу, размахиваюсь... А медведь смешной такой... Лапу поднял, улыбается, как будто приветствует меня. Я остановилась... Не могу бить медведя! Не гад он!
- Не могу, - говорю, опять извиняясь за прерванную работу, - медведь хороший.
- Ну, что ж, садитесь. Мастерства, конечно, у вас мало, но реакция, работоспособность хорошие. Я вас беру. Вы живёте в Риге и там прописаны?.. Так вот... Сейчас июнь, а занятия у нас начнутся с первого октября. Если прописку в Москве до первого октября добудете, буду рада вас видеть в студии детского отдела при ВГКО.
- А что такое ВГКО? - замирая от счастья, осмелилась спросить я.
- ВГКО - это Всероссийское Государственное Концертное Объединение. На сегодня работу закончим, а с первого октября, если решите проблему с пропиской, вас в отделе кадров оформят на работу актрисой, и мы посмотрим, что из вас можно сделать... А сейчас, всего хорошего, Натэлла.
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/01/1035