СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ(1950 – 1956)
Часть 1
Весна 1950 г. Наступила последняя четверть моего учения в 10 классе вечерней школы. Чтобы успешно сдать выпускные экзамены и поступить в институт я решил уволиться с работы. Это был не единственный в моей жизни неразумный поступок - ведь мне и так по закону полагался дополнительный оплачиваемый отпуск на период сдачи экзаменов. Экзамены на аттестат зрелости выдержал успешно: пять четвёрок в аттестате. Всего было экзаменов по 11 предметам. Примерно столько же приходилось сдавать при поступлении в ВУЗы. Теперь, задача, – в какой институт поступать? Хотелось бы в университет на математический факультет. Встретил как-то Блаера моего учителя по математике ещё по дневной школе. Он развеял мои мечты, сказав, что я вряд ли туда попаду, т.к. существовала негласная квота в размере 2% для абитуриентов, поступающих в престижные учебные заведения с подмоченным пятым пунктом в паспорте. В царской России в этой «тюрьме народов» квота была значительно выше. Короче, остановился на ЛПИ (Ленинградский Политехнический Институт). Здесь также были малодоступные факультеты, например, физико-механический. Привлёк меня металлургический факультет, а именно специальность металловедение и термическая обработка. Факультет привлёк тем, что здесь платили повышенную стипендию, и, даже сдавшим экзамены на тройки. На факультете готовили инженеров по специальностям металлургия чёрных и цветных металлов, литейное, сварочное и прокатное производство, а также металловедение и термообработка. Если о первых пяти специальностях я почти не имел никакого понятия, то о последней имел кое-какое представление. Работая на заводе механиком-пирометристом, по роду моей деятельности я часто бывал в термическом цехе и с интересом наблюдал за разными операциями: закалка, цианирование и др.
Конкурс на наш факультет был относительно небольшим – в среднем 1,5 абитуриента на место. На металловедение и термообработку конкурс был повыше, около двух. Сюда ещё поступали несколько медалистов, которых принимали в институт без вступительных экзаменов. На специальность сварочное производство был даже недобор, и тем, кто по проходному баллу не попадал на более престижную специальность, предлагали учиться на сварщика. Так сварщиком стал мой школьный товарищ Юра Кузнецов. Ходила поговорка: курица не птица, сварщик не металлург. Как бы опровергая эту поговорку, учёные - сварщики из киевского института имени Патона изобрели электрошлаковый процесс получения высококачественной стали, получивший распространение по всему миру.
Уже в первые дни учёбы я пытался перейти на другую специальность, т.к. оказалось, что металловедам и сварщикам не платили повышенной стипендии. В то время на стипендию можно было хоть скромно, но прожить. Многие студенты, жившие в общежитиях, обходились без дополнительной финансовой помощи со стороны родителей. На первом курсе обычная стипендия была 295 руб. а повышенная – 395. По мере перехода на следующие курсы размер стипендии ежегодно повышали. Бутылка водки, например, стоила 2 руб. 87 коп. со стоимостью тары, или 2 руб. 75 коп. без тары. Так что, в день получения стипендии шестой корпус студенческого городка на Лесном проспекте, где обитали металлурги, довольно весело и бурно отмечал это событие зачастую почти всю ночь до утра. На следующий день в аудиториях во время лекций наблюдалось значительное количество пустых мест.
Через месяц после начала занятий я пошёл к зам. декана Ложкину с просьбой перевести меня на специальность металлургия цветных металлов. Стыдно было признаться, что основной причиной была перспектива получения повышенной стипендии. Поэтому на вопрос: почему?; я ответил, что в группе почти одни девчонки. Ложкин, конечно, мне отказал, объяснив, что металловедение очень хорошая специальность – она предполагает широкий диапазон знаний не только в металлургии, но и в смежных областях промышленности, в частности, в машиностроении, авиастроении и др. потребителей металлов. В этом я, впоследствии уже, работая в заводской лаборатории, убедился на собственном опыте, за что и благодарен Ложкину.
Учился я с удовольствием и был пай - студентиком, т.е. лекции и занятия пропускал только в дни болезней. Из-за плохого зрения на лекциях сидел в первых рядах и старательно конспектировал. При подготовке к экзаменам пользовался конспектами лекций, только иногда прибегая к учебникам. Самым трудным для меня был первый семестр – никак не давалось первое задание по черчению. Необходимо было на большом листе вычертить в туши различные детальки. Этот лист я переделывал 8 раз, подтирая разные огрехи бритвой до дыр. Дыры же заклеивал с другой стороны почтовыми марками. Зато я «отыгрался» на занятиях под названием «учебные мастерские». На первом же занятии предъявил мастеру свою трудовую книжку с записью: механик – пирометрист 4-го разряда, и в тот же день был освобождён от занятий, получив автоматический зачёт. После того, как я с большим трудом одолел черчение, дальнейшая учёба не представляла никакой трудности.
Передо мной выписка из зачётной ведомости, приложение к диплому, из которой можно узнать, что нас обучали аж по 49 предметам плюс три практики - (две производственные и одна преддипломная). По традиции ЛПИ давал будущим инженерам классическое образование, не ограничиваясь только предметами, связанными с выбранной специальностью. Казалось, что знания по некоторым предметам нам в будущем никогда не пригодятся. Так думали не только студенты. Вот, например, преподаватель высшей математики Гуман, подтверждая человеколюбие своей фамилии, чтобы «облегчить» участь студентов практиковал такой метод сдачи экзаменов: на консультации перед экзаменом он диктовал содержание экзаменационных билетов. По опыту предыдущих курсов мы знали, что билеты будут лежать стопкой по порядку номеров, начиная с первого. Нам только оставалось установить очерёдность захода на «экзекуцию», предварительно выучив ответы только на один «свой» билет. Вопрос спорный, нужны или не нужны для работы инженеру – металлургу знания по высшей математике. А вот такие предметы, как основы марксизма – ленинизма, политическая экономия и история техники оказались не только бесполезными, но и вредными. При их помощи прививалось будущим специалистам явно антинаучное искажённое понимание истории. Вот, например, предмет «история техники». Мы его изучали в период яростной борьбы с космополитами по книге некоего Даниловского (или Данилевского) с одноимённым названием. Там совершенно серьёзно утверждалось, что чуть ли не все значительные мировые открытия были осуществлены в нашей стране. Это породило массу анекдотов, типа – Россия родина слонов. Не по всем предметам мы сдавали экзамены, по некоторым достаточно было получить зачёт на семинарах. Или на лабораторных занятиях. Вышеназванные, так называемые политические предметы, считались одними из основных и по ним проводили экзамены. Тогда как по некоторым «металлургическим предметам» достаточно было получить зачёт. Это – минералогия и кристаллография, металлургия цветных металлов, рентгенография, основы сварки, цветные сплавы, металлокерамика.
Очень важным и весьма полезным для студентов мужского пола были занятия на курсах военной подготовки при институте, т.к. освобождало от дальнейшей службы в армии. Ещё за несколько месяцев до окончания учёбы нам присвоили звание младшего инженер - лейтенанта. Во время учёбы мы побывали дважды на месячных сборах. Один раз под Ленинградом, другой – в Белоруссии. Там нас одели в солдатскую форму и гоняли на всю катушку. Очень уж ненавидели сержанты сверхсрочники будущих инженеров, избежавших двухлетней службы в армии. Помимо этого уже во время работы на заводе часто привлекали на переподготовку без отрыва от производства, т.е. днём на производстве, а вечером – в казарме. Здесь во время лекций со своими коллегами по работе (Валя Мордвинцев, Виталий Болотный, Казимир Вербицкий и я) вовсю дулись в преферанс. В результате таких плодотворных переподготовок уже к 40 годам мне было присвоено звание Лейтенант – инженер, а через 3 года – Старший Лейтенант – инженер. Как шутили в то время: ему только 50, а уже старший лейтенант. В этой должности в 1987 году благополучно выбыл из рядов Советской Армии
Однако вернёмся к нашим баранам. К счастью из преподавателей только один Гуман так неразумно относился к своим обязанностям. Вот, например лекции по сопромату (сопротивление материалов) читал нам очень серьёзный и строгий профессор Соляник-Красса. Получить у него пятёрку на экзамене удавалось очень немногим. Мой дружок ещё по дневной школе Миша Мягков попросил меня сдать за него экзамен по сопромату в холодильном институте, где он учился на заочном факультете. Преподавателя видимо удовлетворили мои знания, и он поставил мне пятёрку. После чего спросил, по какому учебнику я готовился. Пришлось ответить, что я воспользовался конспектом лекций моего товарища из Политеха. На следующий день Соляник-Красса одарил меня на экзамене только четвёркой.
Очень увлекательно читал нам лекции по теоретической механике Бать. Это были настоящие моноспектакли. На его лекции приходили даже из других факультетов. Аудитория была всегда переполнена. Много было и других достойных и ярких учителей как по общетехническим наукам, так и – по специальным.
На первых курсах был такой полезный для здоровья предмет «Физическое воспитание и спорт». Можно было выбрать любую секцию. Я предпочёл лёгкую атлетику, т. к. ещё в школьные годы у меня проявились не плохие спринтерские способности; поэтому институтский преподаватель физкультуры рекомендовал меня в городскую легкоатлетическую школу под руководством знаменитого тренера Алексеева. Там в ленинградском манеже я занимался около года. Это были изнуряющие тренировки. Достаточно сказать, что в результате тренировки терял в весе до 3 кг. Непосредственно после занятий я выпивал сразу два литра молока. На общегородских соревнованиях 1952 г. по лёгкой атлетике я победил в стометровке и в течение нескольких минут был чемпионом Ленинграда, но мой результат приписали другому. - Так надо, – сказал тренер. Победители должны били ехать на всесоюзные соревнования в Киев – видимо, моя фамилия в команде Ленинграда кого-то не устраивала.
(По-моему здесь уместен анекдот:
В Одессе местная футбольная команда играет с московским "Динамо". Последняя забивает гол. Голос диктора - "Гол в ворота "Черноморца" забил Гиршович. Рабинович, сидевший на трибуне, спрашивает соседа:
- Это правда, что гол забил Гиршович?
- Да.
- А, скажите, его зачтут?)
Я, конечно, перестал ходить на тренировки, распростившись с тренером по-английски. Нет худа без добра, т.к. избавился от такого изнуряющего труда. В последующие годы я увлёкся альпинизмом. В нашей секции некоторое время находился Виктор Приходько. Он был и гимнастом, и лёгкоатлетом, и, наконец, альпинистом. Он мог спокойно подтянуться несколько раз на одной руке. Во всех видах спорта он принципиально не поднимался выше второго разряда, утверждая, что до второго разряда спорт работает на человека, а выше – человек на спорт.
Надо сказать, что я всегда стремился к общественной работе. Ещё, учась в восьмом классе, я был, громко сказать, президентом географического общества. Летом пытался устроиться пионервожатым в лагерь, но моя кандидатура не прошла в райкоме комсомола (1948 г.). Затем, работая и одновременно учась в вечерней школе, мне было не до общественной работы (1948 – 1950 гг.). Зато в институте я с лихвой компенсировал это «пробел», возглавляя в единственном лице орг. сектор курсового комсомольского бюро. В мою обязанность входило сбор членских взносов и организация различных мероприятий. Занимаясь сбором членских комсомольских взносов, я знал по имени и отчеству всех почти 300 студентов нашего курса. На каникулах после первого курса все студенты должны были добровольно – принудительно принять участие в строительных отрядах. В мою обязанность, конечно, входила «вербовка» в эти отряды. Как правило, большинство студентов с большой охотой ездили в колхозы. Многие жили только на стипендию, и месяц-другой пропитаться за государственный счёт было довольно привлекательно. В то время строй. отряды не носили коммерческого характера, никакой платы помимо бесплатного питания мы не получали. Поскольку наш курс был довольно большим (300 студентов), то направляли несколько групп в разные колхозы. Мы, металловеды работали вместе с группой «металлургия чёрных металлов». Это был колхоз имени Кирова в Сосновском районе Ленинградской области, находившийся в живописной местности на Карельском перешейке (до 1939 г. – территория Финляндии). Позднее появившаяся авторская песня очень созвучна той местности:
Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Великолепные елей ресницы
Над голубыми глазами озёр.
Большая группа студентов мужского пола работала на лесозаготовках, а девушки строили коровники. Они выкладывали кирпичные столбики, между которыми впоследствии загонялись отёсанные деревянные брёвна. Зачастую столбики получались кривыми (их прозвали интегралами), их разрушали и снова выкладывали. В колхозе нас было около 60 человек, получилась очень дружная компания. Среди нас находились довольно талантливые ребята – артист Миша Вульфович, эрудит Валентин Мордвинцев, композитор, музыкант и поэт Виктор Себастьян. Витя был сыном известного венгеро-французского композитора Себастьяна. В один из дней, возвращаясь с места лесозаготовок, мы под руководством Вити сложили песню, описывающую весь наш трудовой день. Каждый куплет был написан на определённую мелодию популярных песен:
ПЕСНЯ СТРЙОТРЯДА
(1951 г. основной автор Витя Себастьян)
Утро красит нежным цветом
Ёлки – палки лес густой.
Просыпается с рассветом
Коллектив наш трудовой.
Ах, каша, каша, каша, эх, каша каждый день.
Ах, кашу, кашу, кашу да, как же вам не лень
Ах, кашу, кашу, кашу да, каждый день варить,
Ах, кашей, кашей, кашей нас каждый день кормить.
Но вот окончен завтрак и шумною толпой
Идём мы на работу дорогою лесной.
Идём мы мимо сосен и ёлочки густой,
И ждёт нас дядя Саша у старой кладовой.
- Дядя Саша, топориков нам надо.
Дядя Саша, выдай нам со склада
Эх, дядя Саша, хотя бы пару пил.
Эх, дядя Саша, терпеть нет больше сил.
А он стоял, суровый и угрюмый,
И не движенья на лице его,
И он плевал чрез стиснутые зубы,
И не давал нам ровно ничего.
Но тут появляется наш инженер.
Пой песню, пой.
В одной руке у него проект
И толстый портфель – в другой.
- Всё хорошо, товарищи студенты,
Всё хорошо, всё хорошо.
Ни одного печального момента –
Всё хорошо, всё хорошо.
Вот разве только с инструментом
У нас прорывы иногда.
С организацией работы
Бывают тоже недочёты.
А, в остальном, товарищи студенты,
Всё хорошо, всё хорошо.
(Далее было ещё несколько куплетов – не можем с Ирой вспомнить). В конце рабочего дня все идут на покой, но
…только Сева не спит – мерина качает:
- Спи, мой мерин,
Мой добрый, старый мерин.
Пускай тебе приснится рай,
Но ты, не убегай..
Сева Белоцерковский был назначен возчиком различных товаров. По утрам он запрягал в телегу мерина (любознательным девицам популярно объясняли, что мерин это конь, лишённый отцовских способностей), а после работы отпускал его на волю пастись. По утрам зачастую Сева не мог его найти, о чём последний куплет песни.
Руководителем нашего отряда был старшекурсник член партии Вадим Смирнов (фамилия и имя изменены). Он очень настойчиво ухаживал за студенткой нашей группы Юлей Потапенко, а она шарахалась от него как от огня. В то время многие из нас не знали о репрессиях, доносах и прочих ужасах, творимых КГБ. В настоящее время можно с большой степенью вероятности утверждать, что Вадим был стукачом, и, может быть, даже провокатором, о чём свидетельствует следующее. Во-первых, руководителю большого коллектива молодёжи, притом ещё члену партии, зачастую предлагали следить за умами подопечных и доносить о неблагонадёжных в соответствующие органы. Такое предложение получила Татьяна Ивановна моя тёща, будучи доцентом Запорожского Машиностроительного Института. Она нашла в себе мужество отказаться, и уже во время следующего конкурса не была вновь избрана на занимаемую должность. Во-вторых, Юля Потапенко догадывалась, видимо, о роли Смирнова, поскольку, потеряв отца во время репрессий, не хотела связываться с подозрительной личностью. И главное, в-третьих, Вадим собрал у себя большую группу «кировцев» (как стали мы себя называть), чтобы отметить очередную годовщину Октября. По этому поводу был какой-то разбор в парткоме: что это за «кировцы», когда есть комсомол, партия и профсоюз. В приватной беседе декан факультета Тумарев нам сказал – ребята, мы боимся собираться компаниями больше двух, иначе трудно будет вычислить доносчика, а вы очень неосторожно поступили. Очевидно, что Вадим получил санкцию собрать на вечеринку такую большую около 30 студентов группу. Короче, после всего этого куда-то исчез Сева Белоцерковский. Ребята между собой шушукались, но при мне замолкали, ведь я был в бюро комсомола, в котором состоял до окончания учёбы.
Одновременно с учёбой нас приобщали к сокровищам культуры. В актовом зале института нам читал увлекательные лекции по искусству Энтелис. В результате мы стали страстными театралами (опера, балет, драма). Впоследствии мы приобретали годовые абонементы в филармонию на симфонические и сольные концерты. Когда я говорю мы, то имею в виду не только себя, но и Иру мою будущую жену, а также часто сопровождавшую нас Лилю Пустыльник подругу Иры ещё со школьной скамьи. Они приехали из города Каменск-Уральского, куда попали во время войны и где на алюминиевом заводе работали их родители. Все мы учились в одной группе, но «сосватал» нас с Ирой, вы будете смеяться, комсомол. На втором курсе мы с ней были выбраны в комитет комсомола. После заседаний этого комитета я стал провожать Иру, нашёл в ней такие качества, что эти провожания переросли в любовь. Что-то, видимо, и во мне она нашла. Так что, это была любовь не с первого взгляда, но зато более прочная и длится уже около 60 лет.
Особенно памятны посещения театров в период зимних каникул. В то время попасть на хорошие спектакли, да ещё, чтобы сидеть на удобных и дешёвых местах было не так просто. В городе, конечно, были и театральные кассы и отдельные распространители билетов. Приобрести у них билеты, удовлетворяющие вышеназванным параметрам, было для рядового гражданина, а тем более студента, практически невозможно. Они, конечно, могли тебе предложить билет на хороший спектакль, но к нему ты должен был выложить приличную сумму за так называемую нагрузку, т.е. купить билеты на горящие представления второсортных театров. Мы же приобретали билеты по такой схеме: некоторые уважающие себя театры один раз в декаду продавали билеты на спектакли на всю последующую декаду. Приходилось рано утром занимать очередь. В основном у нас были билеты, например в Мариинский театр в первом ряду балкона. Пересмотрели все балеты и прослушали многие оперы. В зимние каникулы почти каждый день что-нибудь смотрели в опере или драме. В балете тогда блистали Дудинская и Сергеев, а в Александринском театре – Черкасов, Симонов, Фрейндлих (отец Алисы), Меркурьев, Борисов, Толубеев и др. Часто гастролировали в Ленинграде МХАТ, Малый театр и звёздные теноры Лемешев и Козловский. В филармонии блистал замечательный дирижёр Евгений Мравинский, приезжал хор Свешникова. Часто посещали Эрмитаж и Русский музей. Эстраду мы тогда презирали. Как-то не удержались и попали на концерт популярного тогда певца-эстрадника Глеба Романова, и, о ужас, он пел в микрофон! Оперетту осчастливили своим посещением только однажды. Почти всю стипендию я старался отдавать маме, а на билеты зарабатывал репетиторством.
1953 год был богат на памятные события, как для всей страны, так и для нас смертных. 13 января во всех газетах опубликовано сообщение ТАСС об аресте «шпионской банды врачей – убийц». По недоказанным документами слухам эта задуманная Сталиным провокация была предпринята с целью депортации евреев на восток. Однако 3 марта смерть «отца народов» сорвала эту акцию, заслуженны врачи были отпущены на свободу, а у доносчицы Тимошук отняли орден Ленина, которым её наградили за разоблачение «врачей – отравителей». В нашей группе дело врачей ознаменовалось мелким инцидентом – на лабораторных занятиях по электротехнике Алик Яхнин не туда присоединил какой – то проводок, за что получил от преподавателя: - вам, даже это доверить нельзя! В день похорон «корифея науки» нас студентов выстроили, и долгое время держали в таком положении, пока проходила траурная церемония. Некоторые студенты, побросав занятия, в порыве коллективного психоза ринулись на товарных поездах в Москву. Мы их потом «разбирали» на комсомольском бюро – слегка пожурив, сказали, что понимаем их патриотически-скорбный поступок, но в трагические времена для страны каждый должен оставаться на своём посту.
В 1952 году летом по линии военной кафедры мы студенты мужского пола выехали на сборы в лагеря под Ленинград в район Старой Руссы, а девушки получили дополнительный месяц каникул. Ира с мамой и братом Серёжей в это время блаженствовали в Сочи, тогда как мы в солдатской форме учились маршировать под бравую песню. Из лагерей я написал Ире первое письмо. И надо было случиться, что по радио всё время крутили песню в исполнении Георга Отца:
Первое письмо, крохотный листок,
Вы найдёте слезинку между строк.
Ни в одной строке с вами не хитрю,
Я при встрече всё вам повторю и т.д.
А самым памятным событием 1953 года была производственная практика в конце августа – сентябре на металлургическом заводе в г. Днепродзержинске. Наша вышеупомянутая троица до поездки на практику собралась у Иры в Запорожье, и оттуда на пароходе вверх по Днепру - к месту практики. В Запорожье мы побыли довольно долго, не менее одной недели. Лиля жила у своей тёти Бетти (Берта Израилевна, детский врач), а я у Иры с ёё родителями в 3-х комнатной квартире. В Запорожье было весело и интересно. Приходила Лиля со своим троюродным братом Витей Немцовым. Он рассказывал различные забавные истории. Их мальчишеская компания развлекалась, ставя проходящим девушкам оценки за привлекательность. Получить пятёрку было практически невозможно. То и дело можно было услышать: - «тумбочкам снижаем», или что – нибудь подобное. С нетерпением ждали приезда родственников одного из парней, о привлекательности которых он не преминул высказаться. Общий приговор после оценки этих родственников был: - «в семье без красавца».
Много времени проводили на Днепре, катались на лодке, купались. Владеть лодкой в то время было так же престижно, как в настоящее время – внедорожником или яхтой. Тогда вот так характеризовали мужчин разного возраста:
Молодые и холостые – водка, лодка и молодка.
Средний возраст – кино, вино и домино.
Пожилые – кефир, клистир и тёплый сортир.
Однажды встретили на пляже Игоря Фесуненко, ириного друга детства, довольно известного то ли журналиста, то ли дипломатического деятеля, специалиста по Южноамериканским странам. Когда Ира в 8-летнем возрасте пошла в школу (в то время в первый класс набирали с 8 лет) Игорю было только семь, но он был не по годам развит, уже прочёл много книг. Ира привела его в школу и уговорила учительницу принять его.
До Днепродзержинска вверх по Днепру мы плыли на пароходе. Город встретил нас густым запахом кипящего томата. Население запасало впрок продукты в лице домашних консервов. На рынках обилие дешёвых овощей и фруктов. Например, 1 кг. помидоров стоил 4 коп. Впечатляющая статистика: за нашу стипендию можно было приобрести 325:0.04=8375 кг. помидоров, тогда как в наше время за мою пенсию - только 300кг. (9000 руб.:30 руб., летом это самая низкая цена за помидоры в Новороссийске), т.е. в 289 раз меньше.
Продолжение следует.