Есть и такие… Самое печальное – они не гаснут, как гаснет мгновенное чудо всех остальных радуг. И она совсем не сказочна – эта чёрная радуга. Боль, растерянность беспомощности несёт она в сердце.
А мечталось о сказке…
Дни стояли летние, погожие. С ясным солнцем в изумительной синеве высокого неба. Всей семьёй мы собрались на пляж. Не близкая дорога. Особенно учитывая специфику нашей семьи.
Всё приготовили с вечера. Спать легли пораньше. А в пять часов уже собирались: нужно было попасть на первый автобус. Затем на автовокзале пересесть на следующий. На этом – почти до конечной остановки, и успеть за три минуты дойти до последнего на этом маршруте, который и доставит нас к заветной цели.
Но мы мечтали о сказке солнечного восхода над морем. Когда на пляже ещё почти никого нет, а на влажном от ночной росы песке чётко отпечатаны множество следов ночевавших там чаек, мартынов, бакланов.
Мы успели. Ещё не поднялся лёгкий туман и светился розово-жёлтым от приближающегося восхода. Чайки и мартыны уже разлетелись с ночёвки. Но одна пара бакланов не желала уступать пришельцам – птицы важно расхаживали неподалёку, склёвывая в прибойной полосе разную морскую мелочь.
Прибоя не было. Море от берега уходило вдаль неоглядно-широким зеркалом гладкой, без волн, поверхности. Только чуть дышало. Молча, без волны поднималась вода на небольшой полоске песка и вновь отходила. Было торжественно тихо.
Мы расположились под навесом на скамье: расстилать подстилку на сырой песок ещё было рано – и приготовились встречать солнце. Марие, правда, не сиделось. Она убежала посмотреть на морских блох: дырочками их ходов был испещрён весь песок у воды. Наблюдая, собирая красивые камушки и ракушки, она уходила всё дальше и дальше по берегу. Мы не окликали её. Если она и пропустит момент восхода – зато увидит множество другого интересного. Ведь красоту, сказку нельзя показать. Её надо увидеть, почувствовать…
Туман не поднимался, а просто таял, всё дальше и дальше открывая морскую гладь, до самого Кавказа, где тёмно зеленели пологие холмы с красными и лиловыми пятнами – островками мака и других цветов. На востоке скопилось несколько облачков, и мы немного расстроились, что они закроют солнце в момент восхода. Но облачка, словно поняв наше огорчение, быстро поднялись с горизонта и полетели в нашу сторону. Да, это была сказка, – из-за горизонта вырвались несколько лучей ещё невидимого светила, догнали улетающие облачка и как бы подгоняли их: скорей, скорей! Дорогу! Облачка обожглись жаркими лучами и так же растаяли в небе, как перед тем туман над водой. И на свободный простор синевы выпрыгнуло яркое огненное солнце. Выпрыгнуло, и быстро-быстро начало взбираться по небосклону.
Мы наблюдали быструю смену красок на море. Сначала бледный отсвет розового с жёлтым. Затем огненно-жаркое сияние, вдруг на краткий миг мелькнуло изумрудно-синее. И вот всё море – как огромная чаша расплавленного серебра. По серебру пробежала широкая золотая полоса, ударилась о берег вместе с ожившей волной, и – вся поверхность заиграла, засверкала бесчисленными бликами-всплесками ярких вспышек на лёгкой ряби от проснувшегося ветерка. День настал! С коротким вскриком поднялась белоснежная пара бакланов и, сделав круг, полетела в сторону моря, скрылась, слилась ярким оперением с бесчисленными солнечными искрами на воде. Своим вскриком птицы как бы разбудили всё. Послышался плеск набегающей волны, говор людской: оказывается, пока мы ждали восхода, на пляже уже значительно прибавилось народа.
Вприпрыжку прибежала Мария, неся в кулачке собранные сокровища: два камушка с полосками, несколько цветных ракушек-замочков и крабью клешню. Складывая всё это в свою коробочку, она серьёзно заметила мне:
– Представь, ты не права, что радуга только после дождя и в воздухе. Она там плавает.
– Не может быть! Радуга не может плавать. Разве что её отражение…
– Пойди, посмотри – сама увидишь,– важно ответствовала дочка.
– А ну, пошли вместе! – тревога кольнула в сердце.
Я взяла Марию за руку, и мы пошли по плотному песку, загребая и разбивая ногами набегающие волны с шипучей пеной. Пена не уходила в песок, а оставалась сероватым налётом. Вновь тревожно кольнуло: что-то здесь не так. Я посмотрела на море. Ещё недавно чистая, прозрачная вода при этом лёгком волнении помутнела, казалась мыльной. Что это?!
– Ты не туда смотришь! – дёрнула меня за руку Мария. – Она вон там, дальше. Представь: плавает, и всё.
Я представила. А когда подошли ближе, – и увидела. Обширное маслянистое пятно, гася поднявшееся волнение, распласталось уродливой медузой недалеко от берега. Радужно выблёскивало. Чёрная радуга. Негаснущая, страшная…
– Правда, красиво? – не унималась дочка. – И я первая увидела: она плавает! А ты говорила – не может плавать.
Я молча присела на корточки, подняла только что вынесенную волной ракушку. Ребристая поверхность её так же мёртво отливала радугой. Я поднесла её к лицу. Нет, это не нефть. Не обязательно нефть. Чёрная радуга появляется по многим причинам. И может, у этой причина в том вот грязно-оранжевом кошмаре, ползущем по такому чистому небу, клубясь, в сторону моря? Это две широкие трубы комбината стараются. Что он несёт морю, – этот оранжевый дым? Почему вода такая «мыльная» и плёнка на ней – плавучая радуга?
– Ну, что ты молчишь?! – перебила мои размышления Мария. – Ведь красиво, да?
– Нет! – я мотнула головой. – Нет, дочка! Это ужасно. И мне очень жаль, что тебе, кажется, не доведётся уже плескаться в чистой воде моря.
Мария захныкала. Она не поняла, что я имела в виду. Ведь она никогда не видела моря иным.
Мы, конечно, купались. И плескалась весело девчонка на мели. Только непривычно резало глаза, и неприятно было ощущать прикосновение пенящейся в прибое воды. Праздник был испорчен. Но как объяснишь это малышке…
Пусть радуется. Её боль ещё впереди. Только никогда не скажу я ей, что чёрная радуга – красива.