Не буди демона

Алина Нежина 2
АЛИНА НЕЖИНА               
               
                НЕ БУДИ ДЕМОНА
               
                Рассказ   
               
Они встречались уже больше года. Михаил всегда приходил с небольшим букетом цветов в дополнение с чем-нибудь сладеньким к чаю. Кристина тоже тщательно готовилась к свиданию, так как не отличалась особой красотой и была старше друга лет на пять. Несмотря на реальную оценку своей внешности, её смешили его слишком наутюженные брюки, которые смотрелись  старомодно, и гладко зачёсанные на бок тёмные волосы, чем-то напоминающие всем известного завоевателя... (Но об этом она молчала). Сегодня Михаил развернул свежую газету с портретом девяностолетнего  юбиляра Тонино Гуэрра.
– Представь себе, душа моя, пишут, что Тонино последний итальянский живописец Возрождения, гений, который владеет многими видами искусства. Я думаю, что в честь юбилея его уж слишком захваливают.               
Кристина вспылила:
– Хорошо рассуждать о других, развалившись в кресле.
Михаил обиделся и демонстративно пересел на стул у края кухонного стола. Сегодня он был не в духе, что-то грызло его изнутри:   
– Насколько тебе известно, у меня тоже творческая, серьёзная работа на определённом уровне. Ты думаешь, легко старую, потрёпанную книгу привести в надлежащий вид? Реставраторы и переплётчики на дороге не валяются. Я, мадам, не барствующий интеллигент типа Бродского, я в ежедневном труде.
Хозяйка, сервируя стол, осторожно заметила, что прежде чем сравнивать себя с обладателем Нобелевской премии, надо бы  что-нибудь толковое самому сочинить.
Михаил побагровел – неужели она не соизволила прочитать повесть его собственного сочинения, которую он недавно ей приносил?
– Ты что, забыла, что я написал повесть на сорок пять страниц?!
Кристина вспомнила про его рукопись, которую не дочитала до конца и поторопилась заверить, что всё прочла: повесть ничего себе, читать можно, но её больше интересуют детективы. Начинающий писатель не сдавался и заметил, что детективы есть самая низкопробная литература, да и некоторые лауреаты получили награды незаслуженно. Подумав немного, он вспомнил:
– Премия поэту Бродскому такая же случайность, как и прозаику Солженицину – политический выстрел, не более. В нужное время попали в цель! Кто сейчас читает эти заунывные стихи без конца и начала? Я пробовал – сплошная скука!
Кристина сожалела, что, как всегда, не сдержалась и испортила настроение другу: не за этим он пришёл. Она наполнила чашки крепким чаем и предложила печенье. Началось  мирное чаепитие, традиционно сопровождаемое приятной музыкой, звучащей из старенького магнитофона. Однако радужное настроение встречи медленно затягивалось житейскими тучами. С каждым приходом Кристину всё больше раздражали  самоуверенные рассуждения горе-философа. Ах, если бы он к ней врывался с блестящими глазами, зажигая своим горением всё вокруг! Они бы оба без задержки устремлялись в спальню, на ходу сбрасывая одежду. А после всего он быстро бы выпивал свою порцию чая и испарялся, оставляя жгуче-приятное воспоминание.
Солнце перешло на запад, немного опустилось и покрыло стену жёлтыми пятнами. Лёгкий летний ветерок шевелил тюлевую занавеску. Михаил, не торопясь, допивал свой чай. Он категорически отказывался пить кофе и спиртные напитки, внимательно следил за своим здоровьем. Хотя его меланхолическая слабость  зависела не столько от продуктов питания, сколько от год назад возникшего недуга, который он тщательно скрывал. В данной ситуации чашка сладкого чая служила неким энергетическим разогревом. Как ни странно, споры с Кристиной его сексуально возбуждали. Она понимала ситуацию, потому смело позволяла себе возражать. Зачастую именно в разгар спора у Михаила зажигались глаза, и он спружинивал со стула с юношеской лёгкостью. Её волосы цвета красного дерева будоражили кровь, словно красное полотно для испанского быка. Но, в отличие от примитивного, кровожадного животного, Михаил гарцевал вокруг своего солнышка как тореадор, азартно расстёгивая блузку, целуя лицо, шею, грудь. После «великих трудов» следовала заслуженная, аппетитная трапеза. В этот раз время быстро летело.
Уставшее солнце скрылось за кустами сирени, но было ещё светло.         Разговор опять зашёл о литературе.  Переплетая старые издания классической литературы, Михаил умудрялся пробежать глазами хотя бы несколько страниц. Полностью прочитать книгу не было возможности, и он внушил себе, что достаточно фрагментарного знакомства с произведением, чтобы составить о нём своё независимое мнение. О Бродском больше говорить не хотелось. Тогда о ком и о чём? Политика вызывает одно раздражение. Ещё хуже тема бизнеса, которая заставляет жаловаться на своё почти нищенское существование. После бестактного заявления Кристины грыз душу несправедливый, обидный отзыв о его произведении, на которое он возлагал честолюбивые планы триумфального входа в Большую литературу. После затянувшейся паузы подруга вспомнила, что Михаил недавно красиво «одел» книгу Александра Грибоедова «Горе от ума», изданную ещё в девятнадцатом веке, и спросила:
– Как ты считаешь, интересно было бы сейчас посмотреть в театре «Горе от ума», пошёл бы на неё зритель?
– Вряд ли, – задумчиво ответил Михаил, – теперь всю классику пытаются переделывать под современные вкусы. А у Грибоедова чистый классицизм.
Кристина, направляясь с чайником на кухню, приостановилась и, слегка повернув голову, заметила:
– Сейчас Россия старается наладить торговые отношения со всеми странами, а Грибоедов в своё время был послом в Персии, нынешнем Иране.
Михаил рассмеялся, откидываясь на спинку стула:
– Ты забыла, чем закончилась его миссия!
Кристина смутилась:
– Ты прав, всё закончилось не комедией, а трагедией.
– Да-с,  – авторитетно поддержал мысль знаток произведения, которое хорошо помнил со школы, – в так называемой комедии все образы чёрные либо белые. Всё чётко разграничено. Но я не согласен с трактовкой Чацского как смелого обличителя. Он задержался в юности, мечтая об идеальном обществе.
– Разве это плохо? – вернулась к столу Кристина.
– Он не просто мечтает, но бесцеремонно всех обличает и при этом любуется собой. А что делает по существу, какую пользу приносит? Только болтает и больше ничего, – с раздражением высказался ненавистник выскочек.
– А ты хотел, чтобы он всех на дуэль вызывал?  Он умный и красивый, настоящий герой, – принялась защищать Чацского женщина.
– А я уверен, что если бы он женился, то сделал бы несчастной свою жену, стал бы занудой. И не маши рукой! Его прототип Молчалин показан как ничтожество, а он, напротив, нормальный человек, который знает, что ему нужно.
– Жениться на богатенькой? – съязвила Кристина.
– Почему бы и нет? – вызывающе повысил голос раздражённый оппонент, чувствуя, как в груди поднимается волна ярости. 
Подруга в глубине души понимала, что раскручивается нешуточный скандал. Сейчас не мешало бы помолчать или перевести разговор на более приятную тему, но демон противоречий уже захватил воинствующий инстинкт, разжигая  эмоциональный накал. И у неё вырвалось:
– Тогда зачем ты ко мне ходишь? У меня богатства, кроме этой убогой квартиры, нет. Какую же ты цель имеешь?!
– Я жениться вообще не собираюсь. В уродливом хаосе нашей жизни я построил свой собственный мир, в котором есть и ты. Этого мне достаточно, – грозно отчеканил убеждённый холостяк, багровея от собственного признания.
– Спасибо за наш убогий мирок, – с нарочито притворным смирением поблагодарила она. У Михаила возмущённо сверкнули глаза:
– Ты считаешь меня убогим мужчиной? Я недостаточно сексуален?
– Ой! Как будто не знаешь, что в этом у нас полная гармония. Я о другом: о настоящей любви, которой не чувствую с твоей стороны.
Михаил слегка стушевался. Он и сам не мог разобраться в своих чувствах: любовь, потребность сбросить напряжение,  привычка? После интимной части для него не менее важным было оспаривать и утверждать свою точку зрения по любому поводу. Побеждая в споре, поучая, он чувствовал себя почти Наполеоном. Социально униженный, только здесь он был победителем, и эти моменты были лучшими в его жизни.
Кристина не могла знать, о чём думает её друг, и продолжала оправдываться:
– Я сказала не то. Какая может быть особая любовь при нашем материальном положении! В мире капитала мы полные олухи, пыль под ногами успешных дельцов!
Её слова вызвали новое негодование, он вспомнил, как бесцеремонно в издательстве  отказались печатать его повесть:
– Ещё не известно, что есть истинное плодородие и что есть пыль! По-твоему, умный тот, кто гребёт лопатой деньги, а кто интересуется искусством, наукой, тот дурак? Это трагическое заблуждение. Пора отличать зёрна от плевел!
– Только не лезь в Евангелие, которое ты давно не читал, – запальчиво перебила Кристина.
Михаил соскочил со стула и, не сдерживая гнева, с хрипотой закричал:
– Читал! И вообще, что ты обо мне знаешь, о моей душе,  моих знаниях?! И выключи, пожалуйста, радио. Что за идиотская музыка! – он нервно заходил по комнате, сжимая пальцы рук, – Почему ты вечно споришь?
– Потому что я такая, поэтому и не замужем, – не сдавалась противоборствующая сторона.
– Ты можешь помолчать? – взмолился он с отчаянием, подавляя в себе желание закрыть ненавистный рот навсегда.
По выражению его лица и тону  изменившегося голоса Кристина почувствовала, что ей угрожает опасность, и протянула ему руку:
– Молчу, молчу, иди сюда, пойдём в комнату.
Он осторожно приблизился к ней, взял за руку и тихо со странной улыбкой признался в сокровенном:
– Я давно понял, что мы связаны одной верёвочкой, и твоя дьявольская энергия терроризирует меня. Иногда я ночью просыпаюсь и реально ощущаю, что ты видишь меня во сне. Моя жизнь, успех – всё зависит от того, что ты мне посылаешь: чёрное или белое. Теперь ты хочешь уничтожить, выпить меня, но тебе это не удастся!
Перепуганная Кристина, дрожа всем телом, отступила назад, споткнулась о порог и упала, увлекая с собой Михаила. Падение для него послужило сигналом к решительным действиям.
– Ты хочешь детектива, так получай, – прошептал он с дьявольской улыбкой и,
 надавив на неё своим телом, сомкнул руки вокруг её шеи и начал, молча, душить. В эти секунды он испытывал наслаждение победителя, глядя на  расширенные, испуганные глаза. Теряя сознание, она пыталась крикнуть: «Что ты делаешь», но из горла вырвался лишь хрип. Этот противный хрип вызвал брезгливую волну отвращения у Михаила. Он  разжал пальцы, стряхнул с рук негативную энергию со словами: «Какая гадость», встал на ноги и, пошатываясь, вышел из дому в расстёгнутой рубашке и тапочках. В голове шумело, казалось, что душа Кристины улетает и тащит его  за собой, поэтому необходимо уйти как можно дальше. Он подался в ближайший сквер, присел на кончик скамейки,  с облегчением  подбадривая себя тем,  что, наконец, избавился от колдовских, тёмных сил, и теперь станет здоровым и успешным. 
Кристина очнулась, медленно поднялась, потёрла шею, повертела ею, выпила из чайника тёплой воды. К счастью пальцы душителя давили на железы, а не на вены. Но всё равно болела шея и гудело в голове. Немного отдохнув, она заметила туфли и курточку Михаила: в тапочках и в одной рубашке он далеко не ушёл. Пришлось пойти на поиски, которые продолжались недолго. В сквере сидел легко одетый, черноволосый человек, беседующий сам с собой. Кристина достала из кармана мобильный телефон и вызвала неотложку. Когда подъехала машина, жертва безумного насилия подошла, объяснила ситуацию, передала вещи санитарам. Заметив живую Кристину, Михаил округлил глаза, не понимая, где он и что происходит, однако смиренно позволил сделать себе укол и сам забрался в машину.
Лечился он два месяца. За это время Кристина поменяла квартиру, чтобы опасный человек не смог её найти. А он и не собирался её искать, более того, старался выбросить из памяти всё, что связано с проклятой ведьмой. Однажды, перебирая фотоснимки, ему попалась  фотокарточка Кристины, которая мгновенно вызвала желание уничтожить её. Михаил с азартом принялся рвать фото, бросая кусочки  на пол. Теперь последнее, что связывало его с коварной женщиной – злой ведьмой, валялось под ногами. Он взял совок,  начал тщательно сметать мусор, чтобы выбросить в ведро, и вдруг на одном обрывке увидел её глаз:  «Вот, гадюка, всё ещё смотрит»! С победоносным наслаждением  этот  глаз  был  разорван  на  мелкие-мелкие  кусочки.       Теперь можно было жить спокойно.

                Июнь, 2010 год.