Фуршет на двоих

               
ARIANA - Adagio / Ариана - Адажио (Russian Music)
youtube.com - найти на Яндекс


 ФУРШЕТ  НА ДВОИХ


-Сынок, подай мне вон тот шелковый балахон, он мне сегодня понадобится…
-Зачем? Для врачихи наряжаешься? Она ведь только завтра придет.
-Да  я не стану переодеваться. Ты просто положи его  сверху одеяла и иди на занятия. Ведь у тебя сегодня зачет?
-Да, и я уже опаздываю, вожусь тут с этим балахоном!
-Хорошо, иди. Все в порядке.
-Тебе так удобно?
-Вполне.
-Все, я убежал.
-…Это ты? Все-таки пришел. Как раз вовремя, сын только что убежал в университет. Проходи, садись, вот сюда, в это красивое мягкое новое кресло, здесь тебе будет удобно. От окошка не дует? Ты не узнаешь  мою квартиру? Ну как же! Я  много лет копила деньги, потом сделала ремонт. Сам  видишь, с перепланировкой. И мне есть место, и сыну… Включить телевизор? Какой? Их три – в каждой комнате и  совсем новенькие. Сын  захотел, чтобы  у нас были плазма. А… это его компьютер. Он программист, очень талантливый мальчик. Ты почему нахмурился? Не хочешь слушать о моем  сыне? Ну не надо, не буду. Тем более, в двадцать два года он уже не нуждается  в этих разговорах о нем между старыми друзьями. Ах, тебе снова что-то не так! Не нравится  слово «старые»? Ну, не хмурься. Я ведь тебя ждала, готовилась. Для «старого» так бы не старалась. Посмотри, какой роскошный у меня балахон.  Китайский шелк. Почти как тогда, на турбазе, в ноябре… помнишь? Какой ты забывчивый! Не помнишь, как ты мне голову мыл? Так ласково перебирал волосы и поливал их теплой водой. Не помнишь? Не хочешь, наверное, вспоминать. А я помню, это было тогда, когда моя подруга Надежда  была еще в полном здравии и передавала тебе  все мои телефонные звонки. Втайне от твоей жены. Как-то ей это удавалось.
-Да Верка ей помогала наверняка, еще одна преданная  твоя подружка.
-Моя, но не твоя, ты ее не любил, я знаю.
-Да  мне она была как бы не к чему…
-Ладно, давай, я тебе расскажу, как все было на той турбазе.
Уже наступила зима. Мы заранее договорились  встретиться там, путевки ты покупал, пока я была в командировке на юге, в Пицунде, на семинаре в Доме отдыха литераторов. Ты еще должен был прислать мне телеграмму от имени моего мужа, что все в порядке.  Да, порядки тогда были  строгие, и мы конспирировались. Но я едва сдерживала свой восторг от предстоящей недели в нашем заснеженном краю, и море, чудное Черное море, меня совсем не интересовало. И промокшие ноябрьские пальмы. И мандариновые и лимонные сады с  тяжелыми созревшими оранжевыми и желтыми плодами. И красивые молодые  дарования, которые меня окружали и все как один хотели со мной переспать… А пряные запахи, знаешь, какие  в Абхазии  запахи осенью? С ума можно от них сойти. Ну да, как же тебе не знать, ведь ты был там с женой в свадебном путешествии… Сам рассказывал, как ее у тебя едва не украли в Адлере. Смешно! Мне  было так постыло без тебя в том  волшебном краю, и чтобы избавиться от тоски и унять содрогающее тело желание  встретиться с тобой, я каждый вечер до изнурения  бегала в кроссовках по темным аллеям.  На удивление абхазским женщинам, которые меня жалели за мои спортивные мытарства. Но какая легкость тогда была в моем теле, как пушились волосы на голове, как горели щеки!
Между прочим, я там встретила  известного журналиста, о близком знакомстве с которым многие бы мечтали.  Меня посадили за один столик  с ним и его женой и  ребенком.  Очаровательным пятилетним мальчиком, маленьким светловолосым принцем. Я прямо влюбилась в него и глаз не могла оторвать. Всегда сердитая знаменитость обычно  сидел за  столом, насупившись. Он куда-то собирался уезжать, и они договаривались с женой поменять их апартаменты на однокомнатный номер. А у мальчика руки были в  фиолетовой пасте от шариковой ручки. У меня сердце замирало, когда я смотрела на эти испачканные пальчики. А знаменитость  меня вовсе не интересовала. Конечно, я безумно завидовала ему, но только потому, что хотела такого же маленького принца! Ты ведь догадывался о моем желании?
-Нет. Ты  убеждала меня, что принимаешь таблетки. И даже показывала  пузырек…
-Да, в самом деле. Но  это были таблетки  для того, чтобы  наступила беременность. Однако я перестала их принимать, когда прочитала, что  из-за них могут быть двойняшки или даже тройня. Неважно теперь.
-Так что знаменитость?
-А что? Он все хмурился, и однажды утром я обнаружила, что мое место в столовой уже за другим столиком. Мне кажется,  он ненавидел меня, просто потому, что я сижу  вместе с его семьей. А не должна. На самом деле он просто ненавидел всех вокруг, жил одной мечтой - уехать поскорее к своим настоящим хозяевам на Запад. Теперь живет  в Америке и увез туда маленького очаровательного принца, в которого я тогда влюбилась без ума. В те дни на жеманство брюзгливой знаменитости мне было наплевать. Но он этого не знал, потому что был откровенно глуп и зол и только и думал о том, как бы подороже продать свое ничтожество. И такой гад имел  прекрасного малыша!  Тебе скучно, извини. Куда-то меня занесло… Ох уж эти воспоминания! За другим столиком со мной сидел очень красивый мусульманин, который не ел почти ничего – из-за свинины, которую местные повара засовывали во все блюда, кроме, кажется, компота. Однажды  подали телячьи биточки, и он радостно занес вилку над тарелкой  с вкусно дымящимся мясом, а я сказала : «Они тоже со свининой». И он тут же отодвинул от себя тарелку. И никакие  извинения  и  уговоры не исправили моей злой шутки – он так и остался голодным. И голодными глазами смотрел и на меня.  Но мне ни до кого не было дела. Я думала только о дне отъезда… Опять хмуришься.  Давай выпьем хорошего-хорошего вина. Помнишь, какое я привезла из  Пицунды вместе с мандаринами? Тащила на себе тяжеленные сумки  в аэропорт, потом из Внуково сразу на электричку и  - на турбазу. И снова попала в сказку. Ночью. Да только тебя в этой сказке не было…
-А кто же тогда тебе  голову мыл?
-Ты, ты. Но позже, на другой день, когда я  вызвонила  все-таки через Надежду тебя к себе из города. Ты сказал, что  приезжал, но не застал меня на станции, где мы договаривались встретиться, и помчался во Внуково, думал, что-то случилось с самолетом. Я млела, слушая тебя. И только позже поняла…
-Что?
-Что ты не приезжал вовсе. Разозлился за эту мою  командировку на юг, вспомнил о знойных абхазских мужчинах и оторвался по полной с  какой-нибудь из своих знакомых спортсменок. А может, и с женой. Что особенного? Теперь-то можно всю правду говорить? Столько лет прошло, и никто никому не обязан, ничем… Молчишь. Не признаешься. Даже сегодня. Как хочешь. Пусть это останется твоей тайной. Хотя я уверена, не приезжал ты в тот вечер на станцию. Потому что на следующую ночь, когда мы все-таки встретились, легли в постель и начали, тут же и закончили, а у тебя в глазах стояли слезы. Ты едва не орал от боли. Кто же тебя так?.. Но мне и без того было хорошо. Я  была переполнена счастьем.  Пей, пей это прекрасное вино. Я долго его хранила для тебя.
-Хорошее вино. Но ведь я не пью, ты же знаешь.
-Тебе виднее. Хотя… Если бы влюбленные праздновали свои расставания также, как встречи, может быть, меньше было трагедий.
-Мне трудно тебя понять.
-Да и не надо.  А помнишь, как ночью мы пошли в сельский магазинчик через заснеженный лес и я захотела маринованных огурцов? А продавец засмеялся и сказал: «Не успели приехать, как уже на солененькое потянуло?» Луна в тот вечер  была огромная и оранжевая. Словно большой  абхазский мандарин выпрыгнул из моей сумки и катился вслед за нами по небу.
-Из-за этого похода в магазин мы  опоздали на последний автобус до электрички!
-Опоздали. Потому что я не могла от тебя оторваться. Мы уже были одеты, но все лежали и лежали на узкой казенной кровати. Я никак не решалась выпустить тебя из своих объятий. В те мгновения ты был целиком мой, и не хотелось думать о твоей жене, о  твоей семье. А потом  вдруг оказалось, что следующий автобус придет только утром. Нам же надо было успеть на работу. И мы решили идти  по ночной зимней дороге пешком до  станции. На мне были  черные замшевые сапожки на высоких каблуках. И на них я  протопала тринадцать километров! Было страшно в темноте, в чистом поле. Еще туман опустился. Из него  вдруг выскакивали  какие-то люди и, словно зайцы, стремительно пробегали мимо и исчезали в  этом тумане. Странная это была дорога…
-Просто они боялись  нежданных попутчиков, как и ты.
-А ты не боялся?
-Нет.
-Да, ты никогда и никого не боялся.  Сильный спортсмен, каратист. Коротко стриженый,  немножко похожий на уголовника. Как я любила твое тело!  Помню,  однажды летом мы забрели в лес, и ты разделся по пояс. Шел впереди, рубашку нес в руке. Я сзади рассматривала твою стройную смуглую спину, узкую гибкую талию и с отчаянием думала, что это тело никогда не будет принадлежать мне. У него была  полноправная хозяйка. Она в любое время суток небрежно распоряжалась  этим великолепным телом, от  которого я сходила с ума!
-Не преувеличивай.
-Да что уж там… Сколько вы прожили? Двадцать лет? То-то. Значит, любил по-настоящему ты  ее.
-Но потом  разошлись, даже развелись…
-Да, разошлись. Через двадцать лет. А через восемь лет после того, как ты ушел от меня совсем, я звонила к тебе домой, ты наверняка не знаешь об этом, от тебя скрыли. Тогда Надежда лежала в больнице еле живая, ей хотели отрезать то руку, то ногу. А Верка  уехала на Север, не желая видеть моих страданий, и не подавала о себе ни одной весточки. Рядом оставалась только Любаша, но ее кто-то так напугал в подворотне где-то в вашем районе, недалеко от твоего дома, что она постоянно умоляла меня никому не говорить, где скрывается, и страдала  в одиночестве от душевных травм. Поэтому я пошла на крайность,  попыталась поговорить сама с твоей женой.
Меня мучили страшные боли во всем теле. Врачи находили у меня то артрит, то  грыжу в позвоночнике, то деформацию костей в бедре. Но я-то знала, отчего эти боли – мне был нужен ты. Хотя бы на один раз. Лекарства не помогали. И я запивала их спиртным и сходила с ума. Однажды после такого «коктейля» в отчаянии набрала твой номер.  И вдруг услышала незнакомый голос чужой женщины. Она говорила так странно… косноязычно – как малолетние  дебилки-спортсменки из интерната. А потом трубку взяла твоя мать. Я  повторяла только одно : «Позовите  Валентину! Позовите Валентину!» В тот день я решила рассказать твоей жене правду о нашей любви, о том, что  у нас действительно была большая любовь и что я  обманула  ее восемь лет назад, когда она позвонила мне  и  в слезах умоляла  не разрушать вашу семью. А я сказала, что  не имею к тебе никакого отношения и что все это пустые сплетни. Сейчас мне хотелось сделать ей больно, так, как тогда было больно мне, и этим заглушить свою невыносимую боль…
Но  твоя мать ответила, что Валентина здесь больше не живет. И тут до меня дошло, что за женщина взяла трубку в первый раз…
-Мать умерла тем жарким летом от сердечного приступа. Она легко умерла.
-Да? Сочувствую… Она ведь тоже разговаривала тогда со мной и тоже просила не разбивать твою семью. А я была беременна, и у меня началось  кровотечение и я испугалась, что потеряю ребенка.
-Извини,  я не хотел причинить тебе боль.
-Боль… Я вот подумала:  отчего погибли на самом деле Ромео и Джульетта? Оттого, что слишком много лгали всем вокруг. И сегодня их историю повторяют  влюбленные, которые, понуждая себя скрываться от близких, попадают в такие  ситуации, из которых не могут выбраться и гибнут от рук  бандитов в ночи, задыхаясь от угарного газа в машинах, или на них же и разбиваются, убегая от погони супругов… Но надо ли  так уж бояться? Не лучше ли осмелиться, сказать правду и жить по-своему? В этом же спасение. Или не так?.
-Жаль, что тогда, после этих разговоров, ты попала в больницу. Но ведь все благополучно обошлось, без последствий, насколько я понимаю? У тебя есть сын… А что  теперь с тобой?
-Ты имеешь в виду  левую руку? Она умерла как раз тогда, когда я обманула твою жену, пожелала ей счастья в личной жизни… с тобой. Потом умерла правая, потом  левая нога,  за ней правая,  потом стала умирать грудь, за нею – бедра… Любаша пряталась и больше не помогала мне. Видно, она решила вообще не выходить из своего убежища.  Находила очередное потайное место, дальше и дальше от меня, у меня  как раз в этот момент что-нибудь умирало.
-Ты шутишь? Так не бывает!
-Это у тебя так  не бывает.  Помнишь, каждый раз уходя, ты обязательно целовал меня? Вот я с тех пор думаю – без поцелуя ты не мог?..
-Что?
-Предавать меня снова и снова.
-Может, мне уйти?
-Не понимаешь ты меня. Все-таки выпей. А  я пойду на кухню и приготовлю чай. Кофе  ты не любишь, в отличие от меня. Или у тебя переменился вкус?
-Переменился. Приготовь кофе.
-Хорошо… Ты слышишь меня из кухни?
-Почти нет.
-И не надо. Потому что сейчас я немножко поплачу. Я не хочу, чтобы ты видел, как я плачу. Я никогда при тебе не плакала, потому что боялась быть некрасивой. О,  как я этого боялась! Просто с ума сходила от страха, что появится какая-нибудь предательская морщинка. И каждое утро, приходя на работу, спрашивала у подруг: «Сильно я постарела за ночь?»  Те наверняка понимали, что я потихоньку схожу с ума. Я и в самом деле почти свихнулась. Как иначе объяснить, что  испытывала острое желание порубить  Валентину на мелкие кусочки и спустить  их в унитаз? Только чтобы она никогда больше не смогла прикоснуться к  тебе хотя бы пальцем. Мне была невыносима эта мысль, и неизвестно, куда бы она меня завела, если бы… Несу, несу твой кофе. Вот как интересно - ты перешел на кофе, а я теперь пью только чай. Видишь ли, у меня еще и гипертония второй степени. Сердце плохо работает. Непросто было одной поднимать сына. Изработалась. Но я слежу за собой. Посмотри, какие у меня ноги, посмотри, видишь, когда я загибаю пальцы, мускулы на икрах  вздуваются. Не каждая молодая девушка  может похвастаться такими ногами, правда?
-Правда.
-Я езжу на юг каждое лето, к морю. В Крыму есть мертвое озеро, не нужно лететь в Израиль, чтобы помолодеть. Это такое волшебное озеро. Впрочем, я как-то давно приглашала тебя туда со мной поехать, но ты отказался.
-Я не люблю  ездить на юг.
-Потому что там однажды  у тебя едва  не украли  любимую жену?
-Говорю же, мы развелись. А ты зачем от мужа ушла с ребенком?
-Так было нужно. Тебе не надо знать. Незачем ворошить старое. А… понимаю, ты хочешь спросить, как же я обходилась без мужчин все эти годы?  Не обходилась. Даже едва снова не вышла замуж.  Нашелся один красавец.  И как это мне удается  находить половых гигантов? Без промаха! Показал он мне небо в алмазах. Порнушник… Но толку-то? Оказалось, мужчина с приветом. Да еще на восемь лет моложе. Мама его переживала, что у нас  такая  большая разница в возрасте и ее сынку придется жить со старухой. А недавно мы  столкнулись с ним на улице. Седой, как лунь, сгорбленный. Если нас рядышком поставить, то старик как раз он и будет. А я – сам видишь.
-Ты молодец. Только не морщи лицо, когда говоришь.
-Ну да, ты всегда меня об этом просил. Помню… Можно я задам тебе один вопрос? Он все годы мучил меня. Однажды мы приехали весной в лес, я была тогда  беременна от тебя и хотела родить . Мы  зашли очень далеко, ты почти не разговаривал, был задумчив и отвечал мне растерянно, невпопад. А когда я  повернулась к тебе спиной и нагнулась за подснежником,  что-то почувствовала, какое-то движение позади себя. 
-И что тебе пришло в голову?
-Тогда - ничего.  Но много лет спустя, я  все чаще почему-то вспоминаю именно ту  нашу прогулку… Тебе  хотелось убить меня в том лесу?
-Мне пора. Закрой за мной дверь, я ухожу.
-Ты еще придешь?
-Приду, если буду  живой.
-А сейчас ты живой?
-Не знаю…
-Постой! Все эти годы я хотела  сказать тебе, что поняла твою проблему. Поняла : ты честно поступал со всеми своими женщинами, предупреждая, что не хочешь иметь детей и не разрешал никому из них рожать, даже жене… Такой сильный, красивый спортсмен. Но вся сила ушла на пестование этой красоты. Очаровательный цветок, хотя и пустоцвет. Однако ты так много радости принес своим женщинам!
-И тебе?
-О, мне – особенно!  И я  так благодарна. За любовь, за здоровье и еще… Уходи, сын возвращается. Я слышу, как он в подъезде с кем-то разговаривает. Он не должен нас видеть вместе.
-Да, ты права. Но его голос… он мне  знаком !
-Уходи скорее! Уже ушел ? Вот и хорошо.  Я побегу, уберу все со стола. Ох, как  мешает мне этот  балахон. Его надо успеть снять и спрятать подальше. Все, все,  успеваю, где мой фартук? Ах, вот он, на своем месте.
Но… боже ты мой! Как  хорошо мне жилось  все эти двадцать два года с тобой! А ты так и не понял! Не понял ты и твою  косноязычную спортсменку, которую после развода с женой взял в дом, чтобы она ухаживала за тобой и твоей матерью. Ты ничего не знал о ней и был счастлив ее бездетностью. Да, она  обеспечила тебе и твоей строгой  матери покой и уют. Но я-то узнала, что она не бездетна, у нее в  детском доме растет сын. И когда пришла пора идти ему в школу,  твоя спортсменка принесла с завода белый  порошок без вкуса и запаха и потравила им в доме всех тараканов. Это был талий. Вслед за тараканами ушла из дома твоя мать. Она легко умерла в один из жарких дней от сердечного приступа, ты верно сказал. А потом…
-Ты опять пролила воду. Проснулась? Я вернулся.
-Сдал свой зачет?
-Конечно.
-Молодец. Извини,  наверное, неловко задела стакан рукой, теперь тебе убирать.
-Ты бы вообще поменьше ею двигала, врачиха велит особенно беречь тебе левую руку.
-Да, и правую тоже, и ноги…
-И ноги, и сердце. Отдыхай. Снять с одеяла балахон?
-А он еще на мне? Сними, сними скорее. Кто это там с тобой в подъезде разговаривал?
-Соседки, подружки твои, тетя Надя, тетя Вера, тетя Люба. Они  спрашивали, не нужно ли тебе чего?
-Подружки мои верные. Пусть вечерком зайдут,  чайку выпьем.  Про жизнь поговорим, повспоминаем…
Когда на следующий день сын возвращался из университета домой, то увидел, что на  лестничной площадке собрался народ. Тут были  тетя Вера, тетя Надя, тетя Люба и почему-то два милиционера – пожилой, тучный и молодой, худенький. И еще  двое молодых людей стояли поодаль и курили. Они были в серой униформе.
-Что случилось?- с тревогой спросил сын, кинувшись к полуоткрытой двери своей квартиры. Но тетя Люба крепко ухватила его за руку и не пустила, а тетя Вера прошептала:
-Не надо, не ходи туда, не мешай им…
-А посмотреть-то можно?- спросил он, понимая, что  тетя Люба все равно его не выпустит из своих не по-старушечьи крепких рук.
-Посмотри…- сказала она как-то многозначительно.
Сын заглянул в полуоткрытую дверь и увидел странную картину. Из комнаты лилась почти забытая мелодия – пел  Энгельберт Хэмпердинк. И под нее, словно в забытьи, медленно танцевали  его мать в своем китайском балахоне и незнакомый ему  немолодой, спортивного вида человек с короткой полуседой стрижкой на голове. Мелодия лилась с виниловой пластинки, которые хранила  мать и говорила, что это – «живая музыка», когда включала  серебристый проигрыватель «Вега», оборудованными страшной мощности колонками. «Пришел наш день,- пел Хэмпердинк,- и мы пойдем по своей дороге, нас не остановят черные тени, моя прекрасная леди. Ведь мы построим мост к небу, разноцветную горячую радугу, мост из наших сердец, из наших душ…»
-А почему он  поет на русском языке?- растерянно спросил сын, глядя, как быстро строчит вслед за певцом в своем блокноте пожилой милиционер.
Двое в серой униформе  курили, отвернувшись к окну. Они никогда не слышали этой мелодии, и она их не интересовала. Они просто ждали, потому что  тетя Люба им заплатила за эти лишние пять минут ожидания.