"Не мерещится ль вам иногда,
Когда сумерки ходят по дому..."
И.Анненский.
Это будет давно.И исчезнет,что было до,и забудется,что было после тех серых сумерек,которые принес с собой циклон.И многое скажут неверно и неправильно о нашем времени неверия и неправды.
Кресло будет стоять у камина,и,когда ты сядешь,угол пледа упадет на пол.И не знаю,сколько пройдет времени,но свежий хлеб засохнет,и мед покроется пылью.А мы будем сидеть молча,я - на пятнистой шкуре перед камином,ты - в кресле,темном и мягком,как топь.
Ночь станет днем,и день станет ночью,а,вернее,не останется ничего,кроме слабого света этих сумерек,этой сырости,скользящей по стеклу.Ты забудешь ждущих тебя и отвернешься от ищущих тебя,но виной тому буду,конечно,не я,а твои равнодушие и усталость.И твой взгляд мимо меня,в жаркую пасть камина,будет так отрешенно спокоен,что я,вздрогнув,протяну тебе кубок с той дивной,терпкой,золотой влагой,какую вывозят контрабандой из Атлантиды.Но ты усмехнешься и качнешь головой,и я пойму,что уже ничего не радует тебя,а сидеть и ждать - это все,что осталось.И поначалу станет мучительно жаль и мои надушенные напрасно волосы,и черные браслеты на руках,и золотую цепочку на щиколотке,прикрывающую тонкий зубчатый шрам...Но постепенно я успокоюсь,и одежда потеряет свое значение,и ткань потеряет цвет,и жизнь потеряет смысл в этом влажном мире,набухшем,как губка от ненависти,лжи и кровосмешения.
Дождевая вода просочится сквозь раму окна,сильнее пойдет дождь,а угли подернутся золой...я подумаю вдруг о тех безумцах,которые ходили по солнечным еще улицам и кричали о конце света,но никто не верил,на полях сеяли хлеб,все упоительней и чаще шли войны,и сумасшедших пророков казнили на площадях.И в последний раз я почувствую дикую,яростную печаль,оттого что слишком - верить в чудо,оттого,что слишком туманны в безнадежном дожде сотни огней,оттого,что ни за что,никогда ты не примешь из моих рук до краев наполненный нежностью и ласковой теплотой кубок.
Мне останется только замереть,уронив лоб на руки и бессильно гадать,какая капля переполнит чашу.
И когда,наконец,вода поднимется,выдавит стекла,и великолепный,тяжелый,медовый вал ворвется в душную комнату,я шагну ему навстречу и услышу на губах давно забытый,восхитительный вкус счастья.Облака на мгновенье разнесет ветер,и пылающий закат отразится в ломаном,неровном,грохочущем зеркале воды.Меня накроет с головой этот пурпур возмездия и,вынырнув из бушующей огненной купели,я пойму...
Сорок дней и ночей будет стегать дождь горбатые спины волн,и скроются под водой все высокие горы,и всё,что имеет дыханье жизни на земле,умрет.Не умрут лишь те,кто научится жить водой.Ты не знаешь,как это?..Да и не нужно ничего знать - ничего из того,что было известно тебе раньше.Медленно нырнув в изумрудную глушь,тело начнет тонуть,и руки помогут сделать последний рывок:станет так глубоко,что сдавит грудную клетку...Тогда вся мутная мудрость,все усталые истины,душная,крепкая пленка тоски на воспаленном сердце - все уйдет туда,вверх,и,переливаясь,с губ слетит последний,испуганный пузырик воздуха.И растворится последняя,прошлая,грешная мысль,и поймешь,вдохнув густое,прохладное стекло,что отныне слились музыка и слово,и оторвать одно от другого - значит умереть,а жизнь - это песня,заполнившая легкие.
...И поймешь,что от этой песни пройдоха Одиссей будет рыдать и метаться,как ребенок,и,поверив жемчужному звуку,сотни человеческих детенышей захлебнутся в воде,не научившись ею дышать.Тогда еще печальнее станут зеленые глаза и,вскарабкавшись на камень во время шторма,будешь молить кого-то,чтобы песня кончилась,но лишь заманчивей станет неповторимый,гибельный ритм мелодий.
Сорок дней и ночей пройдут,и вода гневного ливня уляжется в ямочки и ложбинки сияющей,еще не просохшей как следует Земли.И вздохнет океан,и дождь уйдет во все реки,и брызнет по небу ликующая,первая на свете радуга.И,быть может,хлюпающий поток принесет тебя в озеро,где веками будет отражаться в воде луна,и весенний пух с деревьев забьется в ласточкины гнезда,вырытые заботливыми лапками в высоком красном берегу.Сон будет прохладен и чист на мягком дне,среди бронзовых мидий,а ил сангиной испачкает сильное плечо.Но однажды, подтянувшись на руках и уткнувшись лицом в мохнатый,травяной,не остывший от полдня берег,ты вдруг потеряешь сознание от пьянящего и властного запаха Земли.Ты забьешься в истерике,сжимая сильный,скользкий,блестящий как парча,хвост жесткими пальцами,потому что вспомнишь забытый намертво маленький белый шрам на смуглой ступне - да,вот здесь,чуть ниже щиколотки...А рука схватит липкий плавник, и ты страстно захочешь жить тут,на молодой и недосягаемой для тебя земле...Забыв все слова,язык будет мучаться от судорог,желая крикнуть небу,что свобода и вода опротивели,что одиночество в реке не лучше одиночества на земле,что любая боль будет снесена терпеливо и бережно за способность ходить по этой новой,послепотопной суше,за возможность пить веселое вино и хворостом кормить жадный огонь вон там...в том далеком,чудесном...недоступном доме...И в любой воде,и в любой реке,обретя добрую сотню прозвищ и названий,ты не выдержишь,и сердце вскрикнет,что готово искупить свой допотопный грех и все последующие преступления чем угодно на свете...
Но по-прежнему спокойно будет сиять небо,и вдали,на охристом берегу,зазвенит смех ребенка.
Ты увидишь в смятеньи,как воюют корабли,и люди идут на дно,и храбрые мужчины тонут,как котята,не умея дышать по-другому.Парочку веков ты будешь колебаться,спасти ли одного из них,из этих новых людей,которые давно научились и лгать,и убивать,и предавать,но которым,непонятно за что(О,зависть!)был дарован семицветный обет прощения.В отчаяньи - лучше замерзнуть - путь твой повернет на север,сладковатые льдинки хрупнут на языке,ты заплутаешь в темноте,в глубине,между узловатых,огромных корней айсбергов.Вынырнув,ты жадно вдохнешь морозную пустоту,именуемую воздухом(учиться дышать воздухом в тысячу раз легче,чем водой),и кулак саданет в бессильи по острому,наждачному углу льдины.Снег окрасится,так умоляюще ярок будет тот жест,тот цвет,что с востока на запад выметнет ласковый,легкий,прощающий столб радуги.Останется только пройти через боль,подлость,предательство,не ответив на грубость,не оступившись в грязь.Останется только отречься от незыблемых законов воды и безропотно снести унижение,и научиться любить,и улыбаться,когда на хрупкую,влажную,соленую эту любовь уверенно надавит пыльный и жесткий сапог...
И пена медленно растает в воздухе,погружаясь туда,выше и выше,на золотистое,солнечное дно...Мир еще раз ослепительно перевернется и,закричав от радости,снова очнешься в маленьком человеческом теле и вспомнишь,как это блаженно - ступить ногой на теплую,хрустящую от камешков землю.
...Поняв это в одно мгновенье,я спокойно улыбнусь и кивну тебе на прощанье,и увижу,что ты не пытаешься мне помочь,то ли по странной привычке нашего усталого века,то ли потому,что тоже что-то понял.
Нам станет ясно,насколько невозможна,непонятна,немыслима та случайность,с которой две волны могут второй раз встретить друг друга,а две души - столкнуться на кругах времени.
...Но ты крикнешь мне сквозь пелену дождя обычную ложь,что нам лучше плыть порознь,и,что я,быть может,успею туда,где качается на волнах темное,странного вида,сооружение.И я,ощущая утомленной спиной,как поднимается из глубины свирепый,сверкающий,великий вал,солгу тебе в ответ,что совсем не умею плавать.
26 февраля,1994 года.