Он уходил из города, оставляя позади несбывшиеся надежды и мечты. Лед равнодушия уже успел прочно подчинить себе сердца людей, и даже факел сострадания не всегда мог растопить его. Ночь совой хохотала над ним, задувая факел взмахами своих крыльев. Но тот не гас и все так же весело потрескивал, рассыпая искры и освещая дорогу.
- Не все сразу, - вздохнул он, припоминая все свои неудачи, - когда-нибудь люди поймут, что нельзя оставаться равнодушным к чужим бедам. Нужно время, и они поймут, пусть не сразу, но поймут.
- Не поймут...- словно в насмешку отозвалось вездесущее эхо, коверкая его слова, но он только усмехнулся этому.
Он подошел к небольшому озеру, вода которого от окружавшей его черноты ночи и угрюмости скал казалась темной, словно обсидиан. Вокруг царила воистину мертвая тишь, не нарушаемая ничем, кроме звука его шагов по мелкой гальке и потрескивания факела. Он подошел к озеру и склонился над его гладью. Ожидал увидеть свое отражение, но... нет, это не мог быть он! В ужасе отпрянул назад: из глубин на него с выражением крайнего презрения смотрели два алых, словно угли от костра, глаза; улыбка отражения была самодовольной и жестокой. Отражение внешне было его копией, в одежде, в движениях, но этот взгляд, это выражение лица... Он просто не представлял себе, что когда-то мог быть таким.
- Для чего ты стараешься? - прозвучал за его спиной чересчур спокойный и холодный голос. Он круто обернулся: позади, возле громадного валуна, стояло его отражение. Тот же алый отблеск глаз, та же ухмылка. Он снова попятился, рискуя упасть в колдовское озеро, сделавшее его кошмар явью. Этого не могло быть, подумалось ему.
-Vade retro (лат. "Изыди". Фраза служила избавлением от наваждения)... - начал было он, но осекся.
- …сатана? - лукаво добавило отражение, подходя ближе. Оно сочувственно кивнуло и презрительно улыбнулось. Он еще раз взглянул на жуткое отражение. Назвать его сатаной не поворачивался язык. Да, это существо олицетворяло что-то из темных природных инстинктов, но он не мог не чувствовать некоторую родственность с ним. Он смутно понимал, что у них есть нечто общее, нечто, что связывало их гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд.
- Я - это ты, а ты - это я, - туманно сказало отражение, указав сначала на себя, а потом на него. И он понял. Понял всю страшную действительность: дорогу ему преградила его собственная темная и низменная часть души, которую он всегда старался заглушить, всю свою жизнь. Его глаза встретились с горящими глазами отражения...
Прошлое снова требовательно, словно капризный ребенок, напомнило о себе...
Ему девять лет, на день рождения он получил прекрасную, большую и сладкую конфету. На радостях он пошел хвастаться ею перед своими приятелями. Все завистливо смотрели на конфету в его руках, а он стоял и думал, ловя эти взгляды, что, может быть, приятно, когда кто-то завидует тебе. И он прямо расцветал от таких взглядов товарищей, думая, что вот она, слава...
Он стал старше, стал опытнее. Его просили о помощи, но он частенько отмахивался от надоедливых просящих, ревностно охраняя, как Цербер вход в подземное царство, свое спокойствие и свободное время. Он считал, что каждый в этой жизни - сам за себя, а потому не скупился на отказы. Даже когда близкий друг поведал ему, что находится в страшной беде, он просто ответил ему: "Я занят. И ничего не могу поделать". Но он лгал, лгал ему и себе. Что ему стоило тогда протянуть руку помощи, вытащить его из неприятностей? Но тогда все просьбы казались посягательством на личную свободу, и он не шевельнул даже пальцем. А когда снизошел до того, что проявил желание помочь, то узнал, насколько теперь поздно. Его друга больше не было. Не смог этого забыть...
Он очнулся от воспоминаний под пристальным взглядом отражения. Оно рассмеялось, и эхо услужливо подхватило этот демонический смех.
- Для чего ты стараешься? - снова спросило оно, - ведь ты сам когда-то был таким же равнодушным...
- Я понял свою ошибку, - ответил он, - и я не хочу, чтобы кто-то повторял ее. Это слишком горький урок.
- Ты думаешь, тебя отблагодарят? - презрительно отвернулось отражение, встретив прямой взгляд его чистых глаз. Оно не хотело себе признаться, что в нем осталось меньше тех качеств, которые так любило оно.
- Я не жду благодарности, - был ответ, - мне будет приятно знать, что кому-то это помогло в жизни.
- Какой альтруист... - насмешливо блеснув алыми зрачками, сказало отражение, играя полой плаща, - а прошлое так ничему тебя и научило...
Он улыбнулся и ответил:
- Это ты ничему не научился.
Ночь замерла, в ожидании реакции отражения. Как птица, она с любопытством порхала над небольшой площадкой, на которой стояли эти два противника. В голубых глазах одного лучилась печаль, в алых глазах другого пылало раздражение. Оно терпеть не могло, когда ему перечили.
- Я понял, что этот мир поздно спасать! - с вызовом ответило отражение.
- Только потому, что отчаялся?
- Нет! Люди просто не заслуживают иного. Они погубят сами себя!
- Допустим, - согласился он, - но ведь погибнешь и ты.
- Мне просто невыносимо видеть эту людскую суету, полную самых глупых идей, - гордо фыркнуло отражение, - и ты тоже занят сизифовым трудом. Никому не под силу исправить этот мир.
Он надолго замолчал – звенел только его потаенный страх: что, если все это тщетно? Что, если он мыслит утопично?
Отражение наслаждалось его растерянностью, а память заботливо врачевала глубокие раны...
Он вспомнил, как однажды к нему в дверь постучалась оборванная девчушка и попросилась переночевать. Хоть он сам и ютился в тесной каморке с весьма сомнительными удобствами, но помнил о том, как опасно медлить с помощью, и впустил несчастную. Та ночь сделала его другим, а мир - чуточку светлее. И с тех пор он решил, что каждый его поступок сможет сделать мир немного, но светлей.
- Но ведь самая темная часть ночи именно перед рассветом, - возразил он, наконец, - а тебе этого никогда не понять, потому что не видел рассвета.
Отражение ухмыльнулось, но не так уже самоуверенно.
- В мире много таких, как я. Точнее, - оно усмехнулось, а в алых глазах отразился свет уходящего серебра луны, - таких как ТЫ. Я - это ты, не забывай.
- Я БЫЛ таким, - подчеркнул он, подняв факел повыше, - стою перед тобой с факелом, а у тебя его нет. Я плохо вижу во тьме, но она - твоя стихия. Потому ты не можешь быть мной.
- Но ты же Nachtwandler, - хмыкнуло отражение, - и ночь - это твоя дорога.
- И я иду ею. Но это не значит, что я ЖИВУ в ней.
Оно не нашлось, что ответить. На востоке показалось пламя рассвета, и отражение просто исчезло вместе с облачком тумана, унесенное шуршащими крыльями отступающей ночи.
Он медленно отряхнул свой плащ и снова взглянул в озеро. На сей раз отражение взглянуло на него без тени раздражения и эгоизма. Голубые глаза были полны усталости, но оно ответило улыбкой. И он понял, что сегодня выдержал самый страшный бой - с самим собой