- Вот я, простая русская баба, стою перед вами, - сколько раз я репетировала эту сцену перед зеркалом. Теперь слова подпирали горло. Язык не ворочался, во рту пересохло.
Несколько минут назад мы с тётушкой мчались в такси, опаздывая в музей.
Она приехала вечерней электричкой и с утра начала собираться на презентацию моей первой книги.
- Ты мне волосы завей, чтобы тут было пышно, а тут прикрыто,- командовала она. -
Брови мне накрась, пятна на лице замажь. Там ведь телевидение будет? А президиум?
- Все будет.
- Я тебе шарфик в подарок привезла, примерь.
- Мой любимый цвет, малиновый, - накидываю его на плечи.
- Нет! – возражает она, стягивая шарфик, - в нашей деревне вот так носят.
- Да я уж как-нибудь и сама бы разобралась... У каждого свой вкус.
Нина Алексеевна была необычайно оживленная. В какой-то момент показалось, что её должны выбрать председателем президиума, как в советские времена, когда она была при должности.
Те годы прошли, только привычки остались прежние.
И вот я перед залом. Произнесла множество благодарностей официальным лицам прежде, чем начала различать их. В первые минуты не видела ничего, но вот прояснилось. Сидят, улыбаются мои любимые ветераны, с кем встречаюсь ежедневно на улицах провинциального города, в котором я родилась и выросла. Какие дорогие и милые сердцу простые русские лица без чопорности и высокомерия!
Старушки пришли рано, чтобы занять сидячие места. Надели нарядные кофточки и бусы. Некоторые пришли с цветами. Розы зимой! Как мило! Нет ничего приятней, когда не только ты делаешь людям подарки, но и они не забывают о тебе.
За окнами зима. Нам тепло среди ёлочных игрушек и мишуры. Пахнет мандаринами. Люди улыбаются. Некоторые уже шуршат страницами новеньких книг.
Слово берет Наталья Бакумович:
- Первая книга, как первый ребенок. Поздравляем тебя с рождением первенца и желаем стать многодетной матерью!
Потом поднимается Елена Дуденкова, приехавшая из Троицкого литобъеденения «Степь». У Елены выпущено четыре авторских книги, она умница и прекрасно пишет!
- Встав однажды на литературную стезю, вы конечно, никогда не обогатитесь материально, постоянно нужна помощь спонсоров...- доносятся её слова. - В этом году вышли в свет 9 книг Троицких авторов. Но вашему объединению только один год, а нам уже 83 исполнилось. Желаю всегда быть успешными!
Увидев, что выступления завершаются, к микрофону вышла моя тетушка. Ей очень хотелось запомниться карталинцам, поэтому она заговорила стихами:
- Она не называла меня мамой,
Не называет и теперь.
Но я горда сама собою,
Что стала матерью я ей,
Когда она была ребенком малым...
Воспитывать её пришлося мне...
В зале повисла непонимающая тишина. Потом я услышала шепот Марии Мусихиной:
- Назови её прямо сейчас!
Но я промолчала. Я всегда так делаю, когда не готова к остроумному ответу. Сейчас, однако, было не до шуток. Фальшь ударила мне в лицо! Домой возвращались молча. По пути тетушка перестроилась и пошла в гости к приятельнице варить пельмени.
Почему в такой радостный день тетя Нина не назвала меня по имени и говорила как-то отстраненно, упоминая обо мне в третьем лице. Непорядок! О чем это я?
У меня давно уже нет вопросов. С той ночи, когда я навсегда попрощалась с бабушкой Ксеней, я стала никому не нужна. Не понадобились мои пятерки в дневнике и неоконченная музыкальная школа. Хотя…
- Мариночка, - сказала мне незнакомая женщина, - одна бездетная семья хочет тебя удочерить, при этом прописаться на твою жилплощадь. – Будь осторожна!
Приходили разные люди, готовые взять под опеку тоненькую девочку, одиноко голосящую у гроба.
Я винила себя, что бабушка надорвалась, таская тяжелые узлы во время ремонта, что я мало ей помогала. Чудилось, что она живая и дышит. Я вглядывалась в изменившиеся черты, стараясь запомнить их навсегда.
Бабушке было 80 лет. Она прожила хорошую, хотя и тяжелую жизнь. И никто не был виноват, что Господь призвал её к себе.
...Мой отец ухаживал за ней до последнего дня. А однажды вечером вдруг торопливо произнес:
- Умрет бабка!
Никогда я не могла допустить такой мысли! Всё во мне содрогнулось от чудовищной несправедливости!
- Да ты сам... умрёшь! – всхлипнула я. – И не называй её бабкой! Моя бабушка никогда не умрет!
Я была комсомолкой, Бог меня не услышал. И в заявление я попросила отдать меня под опеку маминой сестры.
- Только тебе я могу доверить свою дочь, - сказал мой отец тетушке. Он пьянствовал и боялся взять ответственность за моё будущее.
Я побежала укладывать вещи. Их оказалось немного: два платья да разные книги.
Провожать меня пришли одноклассники, подарили на память складное зеркальце.
- Ты нам пиши, не забывай, приезжай в гости, - сказала классная руководительница и поцеловала меня.
Одноклассники, смущаясь, обняли на прощание и пообещали писать.
В первую ночь я уснула, как подстреленная.
- Ты пела во сне, - сказала Наталья утром и позвала нас завтракать.
- Не пела, а плакала, даже проснулась от этого, - ответила я.
Наташа встала рано и приготовила бутерброды с селедкой. Она была старшая, и отвечала за нас, младших. Тётя Нина гордилась, что её дети самостоятельные.
Был канун 8 марта. Мы купили тарелку Каслинского литья, а дома нарисовали и подписали открытки каждый от себя. Я всегда звала тетушку на «Вы» и помнила, что она старшая сестра моей мамы, поэтому написала в открытке «тетя Нина».
Новость, что у соседей поселилась племянница, облетела дом очень быстро. Соседки придирчиво наблюдали за мной, что ношу, как причесана. Наталья старательно постригала и завивала меня, дарила свои платья.
- А сколько ты платишь своей тетке за проживание? – спросили однажды бабульки у подъезда.
Я расплакалась:
- Ничего я ей не плачу, живу бесплатно, - и убежала домой.
По окончании восьмого класса, чтобы не быть обузой, я поспешила поступить в строительный техникум, как Наташа.
- Мы тебя не можем отпустить из школы, тебе надо дальше продолжить учебу, - уговаривали меня учителя. – Мы позвоним твоей тёте на работу.
Я выла в голос. Из школы меня не отпускали, и я боялась, что тётю начнут стыдить и требовать, чтобы я училась дальше.
- Аппетит-то у тебя хоро–о-ший! – говаривал её муж Никандр Павлович, за ужином.
Засыпая на стареньком диване, я возвращалась в мир детства. Там было тепло и солнечно, и бабушка вязала шерстяные носки.
По вечерам я училась танцевать во Дворце культуры. Младшая Леночка мне тайно завидовала.
- Не пойдешь сегодня никуда! Я тебе запрещаю танцевать! – кривилась она и прятала мою обувь за спину.
- С чего это ради? – улыбалась я, пытаясь остудить её пыл. – Не пойдёшь! Я так сказала! - Вопила она и швыряла в меня босоножки, на покупку которых я экономила на обедах.
Я любила и жалела обувь, поэтому налетала на неё ураганом и хватала за волосы. Беззвучно мы мутузили друг друга, она уступала и я, размазывая остатки ленинградской туши, бежала во Дворец.
Леночка пользовалась всем, что могла отнять у меня. Её следовало бы воспитывать, как следует, но вместо этого алчность и эгоизм поощрялся и культивировался.
Привыкнув к отсутствию любви и ласки, я пыталась смириться, но обида до сих пор горит в самом дальнем уголке сердца, и от каждого ничтожного воспоминания вспыхивает, оставляя ожоги и язвы, которые даже время не исцеляет.
Когда мутэр-хэн задерживалась на работе, дядя Кана ставил на подоконник вино, готовил ужин и прихлебывал из бутылки. Жестикулируя, как Луи де Фюнес, он шамкал беззубым ртом, разбрызгивая слюни:
- Я не хотел, чтобы она тебя привозила. Командовать парадом будет Ленка! А ты увильдыкай в свои Карталы!
Я крепилась, но все равно плакала. Тётушка знала, что он меня изводит, но молчала, не обостряя обстановки.
К ней он тоже имел претензии:
- Ты политическая проститутка! П... тебя родила! А ты говоришь, мама! – кричал он,
- А тебя х... родил что ли? – огрызалась она.
Мне было смешно слушать их перебранки, но смеяться боялась.
В отделе кадров техникума мне сунули в руки диплом с отличием, и вскоре уехала в Карталы охранять могилы предков.
…Тетушка приехала вечерней электричкой и с утра начала собираться на презентацию моей первой книги.
- Ты мне волосы завей, чтобы тут было пышно, а тут прикрыто,- повелевала она. - Брови мне накрась, пятна на лице замажь. Там ведь телевидение будет? А президиум?
- Все будет. И телевидение тоже.
...В зале полно народу, все улыбаются, стараясь прикоснуться и пожать руку.
- Ты сегодня прекрасно выглядишь, - говорят мне.
Друг за другом выходят мои земляки и произносят слова поздравлений.
Подходит черед моей тетушки, у которой в семье я прожила почти пять лет. Она взволнованно говорит:
- Марина, деточка моя! Разреши попросить у тебя прощения за то, что не смогла защитить тебя от незаслуженных обид. За то, что не смогла уделить тебе своего внимания. В то время у меня было много проблем и забот. Прости, что не успела рассмотреть в тебе золотую искорку любви к людям. Я всегда считала тебя своей дочерью, а теперь прошу тебя считать меня своей второй мамой. Ведь родную маму никто тебе не сможет заменить никогда. Подойди ко мне, я хочу тебя обнять и поздравить с литературным дебютом. Книга досталась тебе непросто. Твой жизненный опыт был лучшим соавтором.
Мы обнялись и сфотографировались на память с земляками одной большой, дружной и все понимающей семьей