Гитара была белой и Эрнесто Че Гевара смотрел на меня немного осуждающе. Гитару мне подарил цыган. Так вышло, что в первые весенние деньки мы пошли прогуляться в дождь. И взяли с собой мою старую акустику. Она была нам совершенно ни к чему – мы не собирались играть – мокрый дождь с неба, мокрый снег под ногами…Мы тупили на детской площадке, на детских качелях и ржали в голос. А когда стали переходить дорогу на обратном пути – вот тут то оно и случилось. Скрип тормозов – нас чуть не сбили…и водитель – таки да, проехался по гитаре. В щепки. Немолодой цыган (лет сорока) за рулем ауди. К счастью он оказался так мил, что предложил нам новую акустику. В смысле не новую, конечно – но до чего же она была крутой! Я сразу влюбилась без памяти! Шестиструнка, белый корпус с изображением (заезженным и замыленным, конечно) Че Гевары…Мммммечта. Вот так у нас появилась новая гитара.
Эй, чучело, смотри, что у меня! – это я троллю. Последние дни зверь был мрачнее тучи и я хотела его подбодрить, показав подарок. Я назвала его чучелом не потому, что хотела обидеть, нет. Просто с тех пор, как тролль жил у нас мы так и не придумали ему имени. Но он все равно обиделся и прошлепал в свой угол. Под кровать. Думать свои коварные троллемысли. Я не знаю с какого болота Он приволок тролля. Но зверь оказался крайне депрессивным. И это донельзя утомляло. Я уже не помню точно причины появления тролля у нас. Может, он хотел сделать мне подарок. Может как-то развлечь. А может – приучить к ответственности. Кто теперь вспомнит-то. Но не сработало. Тролль был угрюмым, некрасивым и, повторюсь, депрессивным очень. Он не любил нас….Это я вам сейчас вру. Я - мастер выдавать желаемое за действительное. И мастер театральщины всякой. Тролль во мне души не чаял. Это я его не любила. До тролля у меня был томагочи, игрушка-верх блаженства. Меня радовали красивые кнопочки, маленький удобный корпус и милый крабик которого можно было будить, кормить…или забыть о нем, тогда он дох, но мне не было жаль ведь его можно было возродить вновь. Я так обожала крабика-томагочи, потому что я не могу, не в состоянии заботиться ни о ком живом. У меня не росли цветы. Я не умела ухаживать за животными. Тролля я могла его покормить или посадить возле окна - подышать свежим воздухом, но это все на что меня хватало. Я не любила его косящие глаза и злое (на вид и только на вид) лицо. Но более всего меня приводили в отчаяние его попытки попасть в поле моего зрения. Ходить за мной хвостом и понравиться мне всяко. Как-то я стала замечать, что у меня очень быстро заканчивается помада в тюбике. Пару раз накрасишься и все! Причина, конечно, быстро обнаружилась – как раз в то момент, когда я заметила животное у зеркала с тюбиком любимой помады, размазывающей ее по некрасивой морде. Он хотел себя приукрасить, чтобы мне понравиться, а я не оценила. А ну брысь, обезьяна – это я ему. И он испуганно заковылял прочь…В этот момент я заметила слезы, блестящие потоки на сморщенном личике и в душе заныло странное чувство, похожее на жалось. Но я быстро отогнала от себя неудобное мне чувство.
С появлением гитары тролль-обезьянка как-то быстро отошел на (нет даже не на второй, а на стовторой план). Надо ли говорить, что даже томагочи представлял для меня куда больше забавы! А уж новая гитара тем более. А смотреть на то, как ее гриф ласкают пальцы любимого…ммммм….мечта мечты моей. И пел Он под нее прекрасную песню, которую сочинил лишь для меня одной! Но когда существо из-под дивана потянуло к гитаре скользкие зеленые пальцы – это было уже слишком! Я ударила его по лапам и крикнула, чтоб не смел и даже не думал! Вот как я разозлилась. И в ту же секунду лапа втянулась и раздался странный вой, с почему-то знакомой мелодией…Тролль не плакал, он пытался петь, петь ту самую песню моего любимого, чтобы я его хоть немного полюбила, хотя бы из жалости.
А на следующий день он сдох. Его сердце не выдержало боли. Правда нашла я его не сразу. Обнаружила день на третий – из за вони из-под дивана. А еще потому что мне чего не хватало. Чего-то смутно-надоедного, но такого привычного. Когда я вытащила его, слегка подгнившее по краям тело, когда взяла на руки, чтобы прижимать к сердцу и качать как ребенка, я пела ему ту самую песню. И рыдала так, что сердце готово было разорваться в клочья. Мое грязное ничтожное сердце. Которое не сумело вынести любви, которое не умело ее не только дарить, но принимать. Ведь умом я понимала, что тролль – единственный, кто любил меня бескорыстно, ничего взамен не требуя, кроме самого моего присутствия. А теперь все будет по прежнему…Я буду любить Его, Он будет влюблен в музыку…а кто будет любить меня??
Мои рыдания прервал веселый сигнал томагочи. И когда я протянула руку, чтобы разбить несчастную игрушку, я почему-то совсем не удивилась, увидев на экране смешную и некрасивую морду тролля.