Я был дома один, когда раздался звонок. У калитки стоял парень с подбитым глазом. Был он небритый, с утра уже поддатый, язык его заметно заплетался. И таким вот заплетающимся языком он попросил денег – на хлеб, как он объяснил, и добавил, что на хлеб ему все дают, не отказывают. И я не должен отказать, подсказывал его взгляд. Будучи в таком непарадном виде он не в состоянии был вспомнить, а я не посчитал должным напомнить, что месяц назад мы с ним уже сталкивались.
Вот при каких обстоятельствах.
Между пивзаводом «Горец» и институтом статистики есть проход, узкий и длинный, как коридор. Через него, возвращаясь с прогулки, я выхожу к железной дороге. Проход выложен дорожными плитами - не на всю ширину, а только наполовину, отчего полезная ширина его сделалась еще уже. Поэтому при виде встречного я беру Линду на поводок и дальше двигаюсь таким образом, чтобы собака и прохожий разминулись по разные стороны от меня. Собака у меня неагрессивная, но всегда может попасться человек, который на ее близость прореагирует неадекватно. Если случайно он, этот встречный, струхнет и произойдет недоразумение какое-нибудь, виноватым в любом случае будет хозяин собаки. Это непреложное правило.
В то утро собака бежала впереди меня, когда в противоположном конце прохода показался парень в спортивной куртке с пакетом в руках.
-Собаки не боишься? – громко спросил я, раздумывая, подозвать Линду к себе или не подзывать.
-Нет, конечно, - ответил он весело, даже с вызовом, - а чё бояться-то.
Не замедляя шага, он приблизился, остановился, потрепал Линду по холке и объяснил:
-Я же афганец! Воевал в составе ограниченного контингента. А там, знаешь ли, такое доводилось видеть, что собака в сравнении с этим… - и он сделал рукой выразительный жест, который означал, что после Афганистана даже самая свирепая собака не страшнее насекомого.
Разглядев бравого вояку поближе, я с сожалением понял, что передо мной бомж. Или же - не бездомный, но спившийся окончательно человек. На нем была мятая куртка, вязаная шапка, напяленная по самые брови, лицо несвежее, будто копченое. Довершал эту картину синяк под глазом. Такой наглядный вид самого его не смущал нисколько: на неунывающей физиономии было написано, что, если махнуть рукой на всякие бытовые условности, жить становится гораздо проще.
-А что у вас за мероприятие сегодня? - спросил я, имея в виду группу бомжей, которые на берегу жгли костер и грелись.
-День афганцев отмечаем… В 82-м, как в этот день в Афган вошли, так теперь ежегодно собираемся, пацанов погибших поминаем.
-Ага, значит, у вас сегодня сбор… Только место надо было вам поудобнее, что ли, выбрать… А в пакете, само собой, выпить-закусить?
-Нее, не угадал… Это медь и алюминий, - раскрывая для убедительности пакет, демонстрирует он, - собрал на всякий случай, вдруг пригодится. А место - чё место, вполне нормальное: морской пейзаж, чайки летают, свежий воздух, и свои ребята кругом – чего еще надо!.. А за выпивкой пошлем позже, когда соберутся все…
И помедлив, бомж на прощание неуверенно, но простодушно предложил:
-А если есть желание, к десяти тоже, давай, подтягивайся.