Бывают в декабре такие прозрачные дни, которые видят насквозь свою собственную прозрачность и оттого становятся еще прозрачнее, которые злятся на свою бесцветность и воспринимают свою непродолжительность как предзнаменование. Они, вскормленные долгими ночами, достаточно сильны, чтобы в кротости своей преодолевать самих себя, достаточно сильны, достаточно слабы и мягки. Это именно те дни, которые становятся солнечными из тьмы, и только из нее. Их немного. Потому что, если бы их было слишком много, то происходило бы и слишком много необычных вещей, слишком много церковных часов запросто превращалось бы в глаза Бога.Поэтому такие дни редки:чтобы необычные вещи оставались необычными, чтобы люди, вернувшиеся с войны, не слишком часто страдали от боли в оторванных снарядами конечностях и не слишком долго держали их в своих давно озябших руках. Чтобы не слишком много знали они о ночи, которая усмиряет. Но иногда такие дни случаются. Птицы, которые забыли улететь на юг, расправляют свои свои светлые крылья над городом, и воздух струится от тепла, они делают наше дыхание еще раз невидимым прежде, чем ударит мороз. А когда приходит время, они быстро умирают. Им не нужны ни долгие вечерние сумерки, ни красные облака, они не истекают кровью на людях. Они падают с крыш - и наступает темнота. Возможно, если бы не было этих сбившихся с пути птиц, этих прозрачных декабрьских дней, не было бы и того, кто еще верит в ангелов, даже если другие смеются за его спиной, того, кто слышит шорох крыльев на рассвете, когда остальные слышат лишь лай собак.
Всему виной была моя сестра. Это она вытаскивала меня из кровати темным утром и тащила к окну:"Вон, вон! Вон они летят! Слышишь шуршание крыльев? Разве ты не видишь их шлейфы? Проснись! Ты слишком долго спишь!" А потом, когда Рождество было уже совсем близко и елки на площадях осыпали свои иголки, едва они были распроданы, она говорила: "Вот в воздухе уже и отзвуки серебра - скоро на свет появится младенец!" Когда я отвечала: "На улице просто дождь!" - она презрительно смеялась - "Ты слишком долго спишь!" Слишком долго, всегда именно на то мгновение дольше, когда ангелы облетают дом.
Я давно начала бояться сна словно смерти. А разве смерть - это не что иное, как проспать ангелов? Я лежала с открытыми глазами и ждала шелеста крыльев, серебряного звона в воздухе. Я прокрадывалась к окну и пристально вглядывалась в улицу, но слышала только пьяных, орущих внизу, а однажды кто-то из них крикнул: "Аллилуйя!" Моя сестра уже давно заснула. Я слышала, как часы пробили два. Я вцепилась зубами в подушку и уснула. Снова проснулась. Теперь все вокруг выглядело так, как будто в воздухе витали отзвуки серебра.
Я вскочила с кровати и достала из ящика полено, бросила его на кровать и легла на него. Но едва пробило три, как я уже спала на нем. А утром моя сестра снова проснулась раньше меня. Она видела кончики крыльев, и увидела бы больше, если бы не тратила время зря на то, чтобы разбудить меня.
"Вы видели ангелов?" К тому времени в школе надо мной начали издеваться. В моем возрасте было уже не положено верить в них, иначе мне приходилось стряхивать с себя толстых маленьких ангелов, но я лишь смеялась:" Вы слишком долго спите!" С тех пор мои ангелы возобладали надо мной. Все, кто говорили "Их не существует!", спали слишком долго, весь мир превратился в армию спящих, над которой кружили ангелы.
В тот день за мной зашла мама. Мама не жила с нами, но время от времени забирала меня из школы и немного провожала до дома. Иногда она разговаривала со мной как со взрослой. В этот день она рассказала мне, что ночами напролет лежит с открытыми глазами и не может уснуть. Я любила маму, и если и был на свете человек, которому я верила больше, чем сестре, то это была она. Если мама не спит по ночам - должно быть, она знает об ангелах. Мы как раз шли через площадь, где продавали рождественские елки, и небо над площадью было слишком высоким для декабря, продавец елок задремал. Стоял теплый печальный день,- птица, сбившаяся с пути. Мама уже давно начала говорить о чем-то другом, когда я спросила ее об ангелах. "Я не видела ни одного!" Она остановилась, посмотрела на меня, засмеялась и сказала: " Не знала, что ты еще веришь в них. Я не видела ни одного." Потом мы быстро разошлись. Но я была тогда уже слишком взрослой, чтобы просто с этим смириться, я слишком долго в это верила, и если они меня обманывали, то обманывали слишком долго. Я жаждала знамения. Жаждала услышать, как внезапно целые полчища ангелов с шумом проносятся над площадью, жаждала увидеть всех насмешников, падающими на землю. Но ангелы не появились. Стая голубей вспорхнула и кружила под тихим небом. Но небо уже не было небом, небо было скорее воздухом. Они сделали меня предметом насмешек и презрения, я слишком долго принимала легкую дымку за белые одежды, отзвуки колокольного звона по утрам за шум крыльев. Они должны были сказать мне, я бы освободилась от этого, как все остальные, как от пустяка, но теперь было уже слишком поздно. Ангелы уже не были ангелочками-девочками с круглыми личиками и короткими светлыми локонами, ангелы выросли, стали серьезнее и ожесточеннее, они повзрослели так же быстро, как и я за последний год, свергнуть их было уже не шуточным делом. Ибо ангелы, приходящие с нами в этом мир, лишь сначала такие же маленькие, как и мы,они растут вместе с нами, становятся сильнее и неистовее, и их крылья растут вместе с ними. Чем старше они, тем тяжелее борьба.
Лишь с наступлением темноты я вернулась домой. Я бродила по дворам, сидела на скамейках у реки, несколько часов я была одна на всем белом свете, одна посреди бессмысленных ворот и окон, которые бессмысленны, если нет ангелов, касающихся их своими крыльями по ночам. Лучше никаких окон, чем эти, лучше никаких ворот, никаких домов и никакого дыма из каминов, лучше никаких ламп, чем те, что не горят, лучше никакого мира, чем мир без ангелов.
Моя сестра уже ждала, она всегда ждала. Она ждала то, что нельзя увидеть, того, кто никогда не придет, потому что он уже был здесь. Я всегда думала, что она ждала ангелов. Она облокотилась на перила лестницы, и ее косы перевешивались через них. Дверь в квартиру была открыта, туман пробивался сквозь щели в окнах прихожей, это были ангельские одежды, застрявшие в них. Но на этот раз я их поймала, на этот раз я вырвала звезды из их волос. А когда сестра снова сказала: "Я их видела," - я не поверила ей. Она должна была поклясться в этом.
Тогда я еще не знала, что это ангелы дают нам клятвы. Это не мы видим их во сне, это они видят нас. Мы - призраки в их светлых ночах. Мы - те, кто хлопает дверями, которых нет, прыгаем через скакалки, которые гремят словно цепи. Наверное, нам надо вести себя тише в их снах, чтобы не спугнуть их. Когда тени накрывают пустыню,она опрокидывает небеса. Моя сестра не могла поклясться.
Когда я кричала ей в лицо: "Их нет, ты врала, их не существует!" - она не защищалась вопреки моим ожиданиям. Она не разозлилась, не рассмеялась, она даже ни разу не возразила.
Похоже, она была ошарашена и разделяла мой ужас. Моей сестре было пятнадцать, уже год как она окончила школу, и все же она вела себя так, как будто ей рассказали то, чего она до сих пор не знала, как будто ее вера в ангелов зависела от моей. "Поклянись, что ангелы есть, поклянись, что в воздухе есть серебро, если ты все это видела!" Но она молчала. Я была готова ко всему, только не к этому безмолвному отступничеству, к этой внезапной беззащитности, к этому молчаливому соглашательству с ложью. Я ждала врага и во все оружии ринулась в пустоту. Она отозвала свои войска, может быть, они вообще сбежали, я до сих пор этого не знаю. Она разогрела мой ужин и накрыла на стол, но она не могла поклясться. Я дергала ее за косы и за юбку, но она не клялась.
Мы сидели за столом, мы сидели друг напротив друга в темноте, мы слышали вечерний звон и не двигались с места. Мы сидели в комнате, комната была в доме, дом на земном шаре, который вертелся - бессмысленно вертелся как хмельной. Мы обе сидели тихо, но моя сестра сидела еще тише меня. Мягкий свет фонаря лился через окна по ее плечам и превращал ее косы в ангельские локоны, точно такие же как вам предложат купить в дешевой лавке. Мы были дома одни, наверное, мы все еще ждали знамения - шороха в воздухе. Если они когда-нибудь и должны прилететь, то должны прилететь сейчас, чтобы приподнять крыши лавок, вырвать фальшивые ангельские волосы из красивых упаковок и распустить настоящие, которые длинными прядями как хлысты секут по щекам всех, кто попадается на пути. Если когда-нибудь они и должны появиться, то сейчас, чтобы задуть фонари и зажечь на площадях рождественские елки до того, как их продадут. Но они не появились, не разбили оконных стекол и не оттолкнули нас в сторону. Они не вывели нас из оцепенения. Они оставили нас одних в надежде лишь на игрушки и печенье в форме ангелов, которым можно откусить крылья.
Смешно подумать, что наш папа шатался по городу в поисках дешевых подарков, а где-то в церквях пели в то время, как ангелов, принесших благую весть о рождении младенца, не было. А младенец? Он блуждал в своей маленькой белой колыбели по огромной вселенной и удивлялся бесконечным далям. Младенец был облаком и не более того. Ведь моя сестра не могла поклясться.
Ее войска были повержены, даже не выступив, моя были повержены у всех на глазах.В то время, как мои, напуганные леденящей пустотой и готовностью неприятельского войска, обратились в бегство, ее, раненые, лежали в густых лесах, раненые с самого начала,не предпринявшие ни малейшей попытки защититься, войска истекающих кровью, ожидавшие смерть, войска поверженных ангелов.
Когда совсем стемнело, я пошла спать. На улице пошел снег с дождем. Я лежала в полусне и видела, как он делает крылья уставшего ангела все тяжелее и тяжелее, в то время как младенец проезжал через лунные горы, вдоль открытых кратеров. Я хотела его предупредить, но это было не в моей власти.
Потом я услышала, как вернулся домой папа, слышала, как он обменялся несколькими словами с моей сестрой. Они никогда много не разговаривали друг с другом. Позднее я услышала, как ключ повернулся в замочной скважине, видимо, отец снова ушел. Моя сестра открыла дверь в нашу комнату и на какое-то время остановилась в нерешительности. Она подошла к моей кровати - я лежала неподвижно, склонилась надо мной, но я держала глаза закрытыми. Она тихо вышла из комнаты. На этот раз, когда я заснула, мне ничего не снилось. Мой сон стал пустым, как смерть людей, не ждущих воскрешения.
Я незаметно заснула, потом неожиданно проснулась, не понимая, где я и который час. Одеяло было тяжелым словно могильная плита из мрамора. Невозможно пошевелиться и открыть глаза. Я хотела избавиться от камня. Снег прекраснее, снег тает! Что они сделали? Они похоронили меня заживо! Они пришли домой, зажгли свечи, запахло свежей выпечкой и сожженными ветками. На улице разыгралась снежная буря. Как хорошо, что они пришли домой еще до бури. А как же я? Я не умерла. Вы, ангелы, спасите меня скорее, пока я еще дышу, прилетайте! Почему вы не прилетаете? Вы мертвы? Да. Теперь я это знаю. Вы были теми, кто умер. Мы похоронила вас вчера вечером? Разве вы не были мертвы? Это вы лежите живыми под плитами? Я помогу вам, хочу пошевелиться, я подниму камень! Изо всех сил я хочу поднять его своими тоненькими руками - Господи, помоги! Какой легкий камень! Я лечу. И вы умеете? Камень был снегом.
Лунный свет наполнял комнату. Было так светло, что закрытые двери можно было принять за открытые окна, стены кружились, шкафы и кровати таинственным образом поменялись местами. У меня кружилась голова. Что меня разбудило? Кто превратил тяжелый камень в снег? У меня шумело в ушах, но это не то - собственный голос никого не будит. Мое сердце громко стучит. Нет, это не мое сердце, что-то бьется в окно, и это не ветер, который потряхивает стекла и распахнул окна, но все же удерживает их снаружи. Это вы?
Как я могла сомневаться? Нет, то была не я, принявшая на мгновение тебя за ветер, мой ангел. Какая белая у тебя одежда! Снег лежит на твоих волосах, он так густо сыплет, что ничего нельзя разглядеть. Сколько их за тобой? Должно быть, вас много - целая армия. Можно мне подойти поближе? Мне помолиться? Как тихо ты стоишь! Можно мне открыть запотевшие окна? Хочу разглядеть тебя получше, хочу посмотреть, как ты летаешь? Пошевелись же! У тебя большие крылья? А что у тебя одето на ногах? Я открою тебе. Входи, мой ангел, опрокинь все своими широкими крыльями, добро пожаловать!
Я было уже подошла к окну, как увидела, что ангел, как бы защищаясь, сделал движение головой, и я вспомнила, что моя сестра всегда говорила, нельзя смотреть им в лицо, и я поняла, что он не хочет, чтобы касались края его одежд. Меня снова охватило страшное сомнение, что это мог быть всего лишь снег, платок, принесенный ветром, сон. Я хотела увидеть его распростертые крылья.
Порыв ветра ворвался в окно. Охапки хлопьев снега летели мне в рот и глаза. За завесой снега я увидела покачивающегося ангела, как будто он собирался расправить свои крылья. Но снег падал так густо, что едва ли можно было что-то рассмотреть. Должно быть, разыгралась метель, снова ворвались резкие порывы ветра, захлопнули окна и заволокли взгляд. Когда я протерла глаза, окна снова были открыты настежь. Я не видела ничего кроме снега, который неистово танцевал в узком высоком дворе, падал и швырял вихри снега над крышами, которых ангелы как будто никогда и не касались.
Остановите их, остановите! Станьте выше, вы , крыши! Вы, дома, превратитесь в башни, которые нельзя перелететь! Вы, трубы, напустите дыма на их пути, чтобы они его не нашли! Вы, сони, зажгите свет, чтобы увидеть их! Кто догонит их? Кто превратит этот день в день Страшного суда? Кто позовет их ко мне обратно? Раньше сестра будила меня в это время, сегодня я разбужу ее: "Проснись!"
Пробило шесть. Робко, один за другим, начали звонить колокола. В комнате стало теперь темнее.Я не могла найти кровать. Снег был слишком ярким для моих глаз, слишком долго я смотрела им вслед. Мне надо было сразу разбудить сестру:"Проснись! Ты спишь слишком долго!"
Одеяло упало на пол, а моя сестра не сжимала его крепко кулаками, не стонала и не оборонялась, как я оборонялась каждое утро от холодного пола и ангелов. Она не оттолкнула меня, она осталась спокойно лежать, как все, кто не спит, когда их будят, так кротко, как остаются лежать только те, кого здесь уже нет.
Такой спокойной она и осталась лежать, когда мы нашли ее во дворе и подняли из снега, которым ее уже припорошило.