Немецкий философ Ницше Фридрих родился 15 октября 1844 г.
В своей работе «ECCE HOMO», о себе Ницше пишет следующее: «мои предки были польские дворяне: от них в моем теле много расовых инстинктов, кто знает? Я сам, рожденный в день рождения названного короля, 15 октября, получил, как и следовало, имя Гогенцоллернов - Фридрих Вильгельм» [13].
Ницше влекли поэзия и музыка, естествознание и классическая филология. В конце концов, он выбрал последнюю. Обучаясь в университете, он так преуспел, что, когда освободилась кафедра в Базельском университете, его — еще студента — рекомендовали на это место. Это произошло в те дни, когда он втайне от всех думал бросить филологию ради химии.
Восхищенный прекрасными статьями Ницше в «Рейнском музее», Ригль назвал его гением. Тогда же Ницше вручили в Лейпциге диплом без экзамена из уважения к его работам [9] . Оставив навсегда мечты заняться естествознанием, Ницше в 1869 г. становится профессором филологии в Базеле.
Живя там, Ницше постоянно общается с композитором Р. Вагнером, перед творчеством которого он в это время преклоняется. Их связывает не только музыка, но и увлечение философией Шопенгауэра. Особенно привлекают их мысли последнего о музыке как прямом выражении мировой воли. Под влиянием Вагнера Ницше начинает работать над «Рождением трагедии из духа музыки» — первым произведением не Ницше-филолога, а Ницше-философа, или психолога, как он сам любил называть себя.
На мышление Ницше, глубокое влияние оказало творчество Р. Вагнера, который был не только великим композитором, но и крупным философом искусства, о природе трагического.
Кроме захватившего молодого Ницше стремления дать истолкование образов Вагнера приходит еще одно интеллектуальное увлечение — философией Шопенгауэра. Статья "Шопенгауэр как воспитатель" входила в "Несвоевременные размышления". Сам Ницше описывал, какое воздействие на него оказала шопенгауэровская книга "Мир как воля и представление", став для него "зеркалом мира" и "зеркалом души". Некоторое время он верил чуть ли не в каждое шопенгауэровское слово. Однако, "переболев" и Вагнером, и Шопергауэром, Ницше стал пробиваться к собственным, оригинальным идеям, воззрениям, образам.
В пессимизме Шопенгауэра, в его учениях о смысле аскетизма и о необходимости «усыпить» волю, в произведениях Вагнера, написанных после «Кольца нибелунга», Ницше видит прямое воздействие христианства, являющегося, по его мнению, религией рабов. У самого Ницше к этому времени начинают формироваться воззрения, послужившие основой для его будущих построений. Он приходит к выводу, что мировая воля, о которой учил Шопенгауэр и существование которой он также признает, является в своей сущности волей к власти, а не просто стремлением быть. От Шопенгауэра его отличает и то, что время он не считает формой, привносимой субъектом, а рассматривает его как характеристику самой воли. Соответственно и начало индивидуации коренится не в формах созерцания, как это было у Шопенгауэра, а в самой воле к власти.
Духовная эволюция Ницше получила выражение в следующих, опубликованных самим автором, произведениях: «Рождение трагедии из духа музыки» (1872); «Несвоевременные размышления: Давид Штраус, исповедник и писатель» (1873); «О пользе и вреде истории для жизни» (1874); «Шопенгауэр как воспитатель» (1874); «Рихард Вагнер в Байрейте» (1875—1876); «Человеческое, слишком человеческое» (1878); «Утренняя заря» (1881); «Веселая наука» (1882); «Так говорил Заратустра» (1883— 1885); «По ту сторону добра и зла» (1886); «К генеалогии морали» (1887); «Казус Вагнер» (1888); «Сумерки идолов, или как философствуют молотом» (1888). Эти произведения можно считать этапными. Кроме них им был опубликован и ряд других, менее значимых для анализа его творческой эволюции. В 1888 г. Ницше написал еще две работы — «Антихрист. Проклятие христианству» и «Ессе Homo. Как становятся собой», которые были опубликованы уже без его участия.
Философское начало пути открыла первая глубокая работа – «Рождение трагедии из духа музыки», где Ницше сразу обнаружил новизну и необычность философских идей, не считаясь с реакцией ученых на свой труд. В нем он воссоздал сложный «нечистый» образ древней Греции, подготовив будущий разрыв с культовыми фигурами европейской цивилизации: идеализированной древностью, беспочвенной романтикой, а затем с пессимизмом шопенгауэровского толка и, наконец, с христианством. Трагедия как отражение жизни погибла, согласно Ницше, из-за «вмешательства в политику городской черни, сброда рынков и гаваней», чьим кумиром был Сократ, осмеявший традицию, созданную усилиями великих греков от Гомера до Эсхила [9].
В своей работе, Нишце утверждал, что что культура Греции является синтезом двух начал — аполлонийского и дионисийского. Ницше взорвал господствовавшее в то время представление о сугубой рациональности культуры классической Греции.
Аполлоновское и дионисийское – диалектически взаимосвязанная пара понятий, введенная в эстетику Ницше (наиболее полно в работе «Рождение трагедии из духа музыки. Предисловие к Рихарду Вагнеру» – 1872) для обозначения основных глубинных принципов искусства и культуры [7] .
С Сократа, Ветхого Завета и особенно в христианский период начался, по Ницше, декаданс культуры и человечества, который достиг к его времени апогея, выразившись в полном кризисе культуры и смертельной болезни человечества, сделавшего своими идеалами господство «стадного человека», массовое сознание, ложь в философии и морали.
Главные предпосылки и причины этого кризиса Ницше усматривает в господстве разума над инстинктом, гипертрофированного аполлоновского начала над дионисийским; в культе разума, души, духа, духовного; в признании приоритета духовного над телесным; в изобретении идеи Бога, особенно – сострадающего христианского Бога. Во всем этом Ницше видит изначальную ошибочную установку – подмену истины ложью и последующее построение на этой лжи всей европейской культуры.
Острота исторического взгляда Ницше вывела его далеко за пределы древности. Он увидел в конце 19 века продолжение борьбы против сильного государства, которая велась кругами, олицетворявшими одновременно упадок и потрясения.
В ХХ в. антиномия «аполлоновское – дионисийское» оказалась созвучной глобальной культурно духовной ситуации. Применительно к искусству концепцию Ницше активно использует О. Шпенглер, фактически заменяя с некоторыми вариациями «дионисийское» термином «фаустовское». При этом в его интерпретации «аполлонический язык форм» вскрывает ставшее, а фаустовский, прежде всего, становящееся, становление [7].
Сразу после «Веселой науки» Ницше начал работу над центральным произведением своей жизни – философской поэмой «Так сказал Заратустра», где в романтической форме создал образ Сверхчеловека, до сих пор поражающий воображение политиков и поэтов. Книга вышла в 1884 году. Это было время, когда Ницше начал приобретать популярность за границей, но потерял надежду преподавать в немецких университетах из-за своего атеизма.
В своей работе, «ECCE HOMO», о «Заратустре» Ницше пишет следующее: «cреди моих сочинений мой Заратустра занимает особое место. Им сделал я человечеству величайший дар из всех сделанных ему до сих пор. Эта книга с голосом, звучащим над тысячелетиями, есть не только самая высокая книга, которая когда-либо существовала, настоящая книга горного воздуха - самый факт человек лежит в чудовищной дали ниже её - она также книга самая глубокая, рождённая из самых сокровенных недр истины, неисчерпаемый колодец, откуда всякое погрузившееся ведро возвращается на поверхность полным золота и доброты» [13].
Уже в работе, «Так говорил Заратустра» , Ницше вопрошает к миру: «Что толку во времени если у него нет временя для Заратустры» [12,153]
Словно продолжая полемику о Заратустре, в «ECCE HOMO» Ницше говорит: «кто понял, т. е. пережил хотя бы шесть предложений из Заратустры, тот уже поднялся на более высокую ступень, чем та, которая доступна "современным" людям».
В работе «Сумерки идолов, или как философсфствуют молотом», Ницше пишет: «Я дал человечеству самую глубокую книгу, какою оно обладает, моего Заратустру…» [14,828].
Новой глубины выражения своих идей философ достиг в книге «По ту сторону добра и зла», мгновенно раскупленной сразу после выхода в 1886 году.
Пристальное внимание уделил Ницше расовой проблеме, которую он трактовал, прежде всего, как «сумасбродное смешение сословий и рас», в результате чего возник «европейский метис – безобразный плебей».
Последним произведением философа из опубликованных при жизни стал «Антихрист». Это шокирующее название отражает лишь часть правды, характеризующей Ницше – человека высоких нравственных качеств. Однако христианство подверглось здесь уничтожающей критике как «мораль рабов»: «Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников… оно внесло порчу в самый разум духовно сильных натур, так как научило чувствовать высшие духовные ценности как греховные». Ницше считал христианство основной причиной духовного разложения мира: «Бог «великого числа», демократ между богами… остался иудеем, богом всех нездоровых жилищ целого мира!.. Царство его мира всегда было царством преисподней, царством гетто… Христианин есть иудей в третьей степени» [9].
Хотя Ницше, еще в 1887 году оставивший преподавательскую деятельность, напряженно работал последние годы над своими произведениями, ему не хватило времени создать синтетический труд в задуманном объеме. Однако мир познакомился еще с одной книгой философа – «Волей к власти», опубликованной сестрой Елизаветой после его смерти. Это афористичное и даже фрагментарное произведение можно считать итогом жизни Ницше. Оно возникло как обобщение подготовительных работ и набросков к завершающему труду.
Понятие воли к власти появилось уже в ранних произведениях философа и постепенно заняло центральное место в его творчестве вместе с «переоценкой ценностей» и «вечным возвращением».
Отрывочный характер книги не умаляет ее основных достоинств – воспитательную силу и практическую верность выводов.
Произведения Ницше довольно отчетливо распадаются на три группы, общих чертах соответствующие трем этапам развития взглядов их автора. Первая группа включает ранние работы, посвященные проблемам культуры и написанные под сильным влиянием Шопенгауэра. Это «Происхождение трагедии из духа музыки» (1872), «Философия в трагическую эпоху Греции» (1873) и «Несвоевременные размышления» (1873—1876). Вторая группа, в которую входят «Человеческое, слишком человеческое» (1878—1880), «Утренние зори» (1881) и «Веселая наука» (1882), характеризуется отказом от идей Шопенгауэра в пользу «переоценки всех ценностей». Третья группа произведений включает «Так говорил Заратустра» (1883—1886), «По ту сторону добра и зла» (1886), «Генеалогия морали» (1887), «Антихрист» (1888), а также напечатанные уже после того, как Ницше сошел с ума (начало 1889 г.), «Сумерки кумиров», посмертно опубликованные «Ессе Homo» (1908) и наброски 80-х годов, известные под названием «Воля к власти» (1901—1906). В них систематически — насколько это позволяет афористическая манера— излагается философская концепция Ницше, центральное место в которой занимают наряду с понятиями «воли к власти» и «сверхчеловека» идеи «вечного возвращения» и «нигилизма» [ 4,170] .
Стиль Ницше глубок, дерзок, насмешлив и аристократичен по своему содержанию, свои книги он пишет не для всех, но лиш для будущей аристократии. Ницше критикует и полемизирует философией и философами, культурой и самой жизнью. Он прекрасно осознает и свою гениальность, свое призвание и свой злой рок, свою фатальную миссию, которая призвана изменить существующий мир.
О своём даре Ницше говорит: «Афоризм, сентенция, в которых я первый из немцев являюсь мастером, суть формы «вечности»; моё честолюбие заключается в том, чтобы сказать в десяти предложениях то, что всякий другой говорит в целой книге, — чего всякий другой не скажет в целой книге...» [14,828]
О фатализме и той роли, которая отведена его философии, Ницше пишет: « Я знаю свой жребий. Когда-нибудь с моим именем будет связываться воспоминание о чём-то чудовищном - о кризисе, какого никогда не было на земле, о самой глубокой коллизии совести, о решении, предпринятом против всего, во что до сих пор верили, чего требовали, что считали священным. Я не человек, я динамит», по мнению Ницше, мир, еще не созрел для его философии, посему ,он провозглашает следующую сентенцию своей «злой мудрости»: «заблистать через триста лет – моя жажда славы!» [15].
И действительно, философия Ницше взбудоражила мир; с нее началась переоценка всех ценностей, в первую очередь это была переоценка христианской морали, с ней связывали рождение новых течений в искусстве постмодерна, богоборчество, такие политические феномены как национал-социалистическое движение Германии, которое Ницше, казалось предвидел. Действительно, Ницше говорит о чистой и здоровой расе, о типе нового Бога – Сверхчеловека, говорит о той самой белокурой бестии, которая своим победоносным и ужасающим маршем прошлась по Европе, клеймит евреев, с которых, по Ницше, началось то самое «восстание рабов в морали»…
Желающие хоть сколько-нибудь систематизировать его взгляды и воззрения, уложить их в определенные схемы, становятся в тупик, затрудняясь найти объединяющую идею, из которой все остальные вытекали как выводы из логической посылки. Оценивающие его взгляды с философской точки зрения находят у него массу противоречий, конгломерат разных теорий и доктрин. Критики его этических воззрений склонны видеть у него полную моральную беспринципность, и даже моральный нигилизм. Одним словом, со всех сторон комментируют у него полую анархию мысли и вместе с тем обычно выносят всей его философии отрицательный приговор [8].
Фридрих Ницше одним из первых в Европе наиболее остро ощутил кризис культуры и искусства и своим творчеством и пророческими идеями предвосхитил и отчасти спровоцировал многие феномены и пути пост культуры [7].
Один из основных тезисов философии зрелого Ницше: культура больна, человечество больно, человек болен и вырождается. Все требует лечения, которое он предлагает начать с глобальной «переоценки всех ценностей» традиционной культуры. Идеалом здорового общества и человека для него является древнегреческая досократова цивилизация.
Место Бога в его философии занял благородный и сильный человеческий тип, и это имело также личную сторону. Ницше не представлял себе жизни, заключенной в узкие биологические рамки. Христианская надежда на воскресение казалась ему жалкой. Постепенно им овладевала мысль о «вечном возвращении». Хотя его жизнь была полна физическими страданиями, Ницше желал «возвращения», потому что его не оставляла надежда воспитать в себе «сверхчеловека», способного преодолеть любые лишения. Религия (а затем и философия) активно утверждала ложные моральные и гносеологические ценности, чем способствовала развитию болезни человечества и культуры, вырождению человека.
Иссякновение бытия – вот грозная опасность, которую Ницше прозревает в повседневных реалиях современного мира, измельчавшее человечество густо заселяет мелководье жизни.
По мнению Н. Трубецкого, философия Ницше - есть дерзкий вызов современности вообще, протест против всего того, чем живет современный человек, против его религиозных верований и философских идей, против наших идеалов, социальных и этических, против современной науки и искусства [1].
М. Хайдеггер определяет мышление Ницше как новоевропейскую метафизику, ибо с сочинением «Утренняя Заря» метафизический путь Ницше приходит к небывалой ясности [3]. «Воля к власти», «нигилизм», «вечное возвращение равного», «сверхчеловек», «справедливость», – это пять основных слов метафизики Ницше, - такова, по мнению Хайдеггера, суть метафизики Ницше.
Идеи Ницше приобретают все большее значение, по мере того как обнаруживается банкротство западно-демократических институтов и европейской культуры в целом.
Восхищение творческой силой и самобытностью Ницше пришло позднее. Известные интеллектуалы и видные политики признали его после того, как европейское развитие подтвердило правильность многих выводов Ницше.
1. Учение Ницше о Воли к Власти.
Волюнтаризм Ницше — учение о воле как первооснове всего существующего.
В пессимизме Шопенгауэра, в его учениях о смысле аскетизма и о необходимости «усыпить» волю, в произведениях Вагнера, написанных после «Кольца нибелунга», Ницше видит прямое воздействие христианства, являющегося, по его мнению, религией рабов. У самого Ницше начинают формироваться воззрения, послужившие основой для его будущих построений. Он приходит к выводу, что мировая воля, о которой учил Шопенгауэр и существование которой он также признает, является в своей сущности волей к власти, а не просто стремлением быть. От Шопенгауэра его отличает и то, что время он не считает формой, привносимой субъектом, а рассматривает его как характеристику самой воли. Соответственно и начало индивидуации коренится не в формах созерцания, как это было у Шопенгауэра, а в самой воле к власти [5,268].
Ницше заменил шопенгауэровский монистический волюнтаризм плюрализмом воль, признанием множества конкурирующих и сталкивающихся в смертельной борьбе «центров» духовных сил. Он решительно отверг в зрелый период своего философствования другую важнейшую идею Шопенгауэра— учение об отказе от воли, самоотречении, аскетизме как «намеренном сокрушении воли путем отказа от приятного и взыскания неприятного, добровольной жизни покаяния и самобичевания ради непрестанного умерщвления воли» .
Шопенгауэр видел в отказе от «воли к жизни» «средство спасения (Heilsordnung)».
Отказу Шопенгауэра от «воли к жизни» Ницше противопоставил утверждение в жизни «воли к власти». Он начинает с того, что «жизнь... представляет собою специфическую волю к аккумуляции силы», а кончает утверждением, что «жизнь... стремится к максимуму чувства власти» .
Толкуя жизнь как "специфическую волю к аккумуляции силы", Ф. Ницше утверждает, что жизнь как таковая "стремится к максимуму чувства власти". Подобная мифологизация воли, онтологизация (т.е. "внедрение" в само бытие) нерациональной человеческой способности как нельзя более соответствуют всему духу и стилю ницшеанского философствования, которое представлено в виде броских афоризмов, парадоксальных мыслей, памфлетов и притч, личных исповеданий [6].
Учение Ницше о воле к власти, непрерывной "войне" в природе и обществе возникло под несомненным влиянием эволюционизма Ламарка и Дарвина.
Концепция "сверхчеловека" и мораль, гласящая: "падающего - толкни", многими чертами напоминают социал-дарвинистскую теорию второй половины XIX в. Вместе с тем Ницше неоднократно указывал на свои расхождения с концепцией "естественного отбора" и вообще отрицал наличие эволющии в живой природе.
Тем более неприемлемой была для него доктрина общественного прогресса. Ни в природе, ни в обществе, с точки зрения Ницше, нет "естественного отбора" лучших и сильнейших ("Не нужно путать природу с Мальтусом", - писал он в "Сумерках кумиров"). "Естественный отбор" способствует не "лучшим" а "наихудшим", "стаду", которое умеет приспосабливаться, побеждает большим числом, хитростью. "Высшие люди" - всегда счастливые исключения, а не результат эволюции. В жизни «наиболее сильные и счастливые оказываются слишком слабыми, когда им противостоят организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, численное превосходство» .
И если дарвинизм склонен видеть в истории прогресс, то Ницше видит в ней как раз противоположное — регресс и декаданс, порожденный и постоянно порождаемый «культурой» упадок «высшего типа» человека.
Отрицание им развития прежде всего выливается в форму отрицания прогресса в смысле совершенствования органических видов. «Что виды представляют прогресс— это самое неразумное утверждение в мире... До сих пор не удостоверено ни единым фактом, что высшие организмы развились из низших». В адрес дарвинизма, Ницше открыто высказывается в своей посмертной работе «Воля к Власти», так он пишет: «школа Дарвина ошибается во всех своих утверждениях. Та воля к власти, в которой я вижу последнее основание и сущность всякого изменения, дает нам в руки средство понять, почему отбор не происходит в сторону исключений и счастливых случаев, наиболее сильные и счастливые оказываются слишком слабыми, когда им противостоят организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, численное превосходство. Общая картина мира ценностей, как она мне представляется, показывает, что в области высших ценностей, которые в наше время повешены над человечеством, преобладание принадлежит не счастливым комбинациям, отборным типам, а напротив — типам декаданса,— и, может быть, нет ничего более интересного в мире, чем это неутешительное зрелище…».
Как ни странно звучит, приходится всегда доказывать преимущество сильных перед слабыми, счастливых перед несчастливцами, здоровых перед вырождающимися и обремененными наследственностью. Если бы мы захотели возвести факт в степень морали, то эта мораль будет гласить: средние более ценны, чем исключения, продукты декаданса более ценны, чем средние, воля к «ничто» торжествует над волей к жизни, а общая цель, выраженная в христианских, буддийских, шопенгауэровских терминах: «лучше не быть, чем быть» [11, 901].
Воля к власти - центральное понятие ницшеанства. Пытаясь свести различные качественные состояния психики (инстинкты, эмоции, интеллект и т.д.) к какому-то единому основанию, Ницше приходит к понятию "воля к власти". Сила импульсов, то есть количественные различия, лежит в основе качественных различий. В деятельности великого полководца, в творчестве художника или ученого воля к власти максимально, поскольку здесь предельно выражены самообладание, самопреодоление. Власть над собою выше, чем власть над другими. От психологической трактовки воли к власти Ницше переходит к онтологической ее интерпретации. Весь космос понимается им как непрерывная борьба "квантов власти", каждый из которых стремится к господству над всеми остальными, желает стать организующим центром всего мира. Социальные по сути своей отношения господства и подчинения переносятся на весь мир, тогда как собственно социальный мир понимается как вечная война соперничающих воль.
Учение о Боге, Ницше сводит именно к учение о воле к власти; так, по Ницше, «Единственной возможностью сохранить смысл понятия «Бог» было бы — Бог не как двигательная сила, а Бог как максимальное состояние, как известная эпоха, как известная точка в развитии воли к власти, из которой объяснялось бы, в одинаковой степени, как дальнейшее развитие, так и то, что было раньше, что было до него.
Рассматриваемая механистически, энергия вселенной остается постоянной; рассматриваемая экономически, она подымается до известной точки высоты и снова опускается в вечном круговороте. Эта «воля к власти» — выражается в направлении, в смысле, в способе затраты силы: с этой точки зрения превращение энергии в жизнь и в «жизнь в высшей потенции» является целью» [11,656].
Воля к власти может проявиться только тогда, когда встречает противодействие; она, следовательно, ищет того, что может оказать ей сопротивление,— это первоначальная тенденция протоплазмы, обнаруживающаяся в тот момент, когда она вытягивает свои псевдоподии и нащупывает ими все вокруг себя [11,880].
Ницшеанское учение о Воли к Власти, и само понятие «Воля» Мартин Хайдеггер трактует следующим образом: «Воля к власти есть существо власти. Волить вообще – это то же самое, что желать-стать-сильнее, желать-роста, – и также желать средств для этого». Воля к власти – и только она – есть воля, волящая ценности. Потому, в конце концов она должна недвусмысленно стать и оставаться тем, из чего исходит всякое установление ценностей и что господствует во всякой ценностной оценке; то есть «принципом установления ценностей» [11].
Выражение «воля к власти» постепенно проникало в дискурс Ницше и существенно трансформировалось. Первоначальное его значение было, если не осознано, то выражено достаточно рано. Уже в «Рождении трагедии» власть понимается как власть художника, который творит новые смыслы, задающие образ жизни целой эпохи.
Не остался Ницше безучастным и относительно успехов науки. В «Веселой науке» он трактует знание не как отражение, а как волю к власти, как моделирование и конструирование такой картины мира, которая затем воплощается в науке и технике. Отсюда критика субстанциализма и перспективистский проект: знание как инструмент власти помогает организовать и упорядочить реальность, использовать ее ресурсы как сырье для производства необходимых вещей.
Точно также Ницше распространил волю к власти и на саму жизнь. Ницше понимает волю к власти как становление — вечную игру множества сил в природе, и там, где убывает одна сила, прибывает другая. В эту чудовищную игру вовлечен и человек, ставящий свою жизнь на карту, как только появился на свет [10] . В ней нет ни добра, ни зла. Именно открытое и честное признание жизни как воли к власти и свободной игры многообразных сил может стать основой правильного воспитания. Моральные же запреты, ограничивающие поведение человека, делают его слабым, нежизнеспособным и нечестным.
Власть Ницше понимает не как сущность, а как отношение. При этом причина стремления к власти коренится не в природе человека. Ницше противник человеческих, слишком человеческих форм власти. Высшей властью оказывается становление, которое есть не что иное, как игра стихийных сил бытия. Они играют и человеком, который стремится закрыться от их воздействия, и если это ему удается, то он застывает в безжизненной стагнации.
Итак, что же такое Воля к власти? По Ницше, сама жизнь и есть Воля к Власти: «везеде, где находил я живое, находил я волю к власти» - пишет Ф. Ницше.
1.1. Воля к власти, как критерий социальных явлений.
«Воля к власти» — это прежде всего критерий значимости любого из явлений общественной жизни. Именно в этой роли она выступает в ницшеанской концепции познания, истории, нравственности, трактовке судеб человечества. «Что хорошо? — Все, что повышает чувство власти (Macht), волю к власти, саму власть в человеке. Что дурно? — Все, что происходит из слабости»— так выражает эту мысль Ницше в «Антихристе» [4,178] .
Ницше расценивает метафизику, религию и мораль как формы воли к власти и, в принципе, между ними, наукой и «эстетиками существования» нет разницы. Однако различие власти сильных и власти слабых раскрывает то, почему одни формы власти, например, христианскую мораль, Ницше расценивает как негативные, а другие — науку, искусство, жизнь — как позитивные [10].
По Ницше, Воля к Власти может выступать не только как активная, но и как реактивная сила, то есть обратиться против самой себя. У слабых, проигрывающих в открытой борьбе, воля к власти подавляется, вытесняется, становится бессознательной, меняет свои формы.
Разделяя мир на слабых и сильных, Ницше вводит понятие ценности отдельных индивидов и групп человеческого сообщества. В одной из записей (1887—1888) Ницше говорит о том, что он разумеет под ценностью («Воля к власти», афоризм 715): «Точка зрения «ценности» — это точка зрения условий сохранения, возвышения, что касается сложных образований с относительной длительностью жизни в пределах становления».
Завершая свою характеристику сущности ценностей на слове «становление», Ницше дает этим последним словом указание па ту основную область, к которой относятся ценности и полагание ценностей вообще. «Становление» — это для Ницше «воля к власти». Тем самым «воля к власти» — это основополагающая черта «жизни»,— словом этим Ницше нередко пользуется и в широком значении; в согласии с таковым «жизнь» в рамках метафизики была отождествлена со «становлением». Воля к власти, становление, жизнь и бытие в самом широком смысле—все это одно и то же на языке Ницше («Воля к власти», афоризм 582, относящийся к 1885—1886 годам, и афоризм 689, относящийся к 1888 году 21). В пределах становления жизнь, то ость живое, складывается в соответствующие центры воли к власти. Такие центры — образования, осуществляющие господство. В качестве таковых Ницше разумеет искусство, государство, религию, науку, общество. Поэтому Ницше может сказать и так («Воля к власти», афоризм 715): «Ценность» —это, по существу, точка зрения увеличения или убывания этих центров господства» (увеличение или убывание относительно их функции господствования) [2] .
Ценность для Ницше — это наивысшее количество власти, которое человек в состоянии усвоить — человек, а не человечество! Человечество, несомненно, скорее средство, чем цель [11,919] .
Ницше ставит фундаментальные вопросы; способствует ли познание как рациональная деятельность повышению «воли к власти»? Нет, ибо доминирование интеллекта парализует волю к власти, подменяя деятельность резонированием. Ходячая мораль подрывает волю к власти, проповедуя любовь к ближнему, следовательно, ее следует отбросить. Социализм проповедует равенство между людьми, но это противоречит воле к власти как сущности жизни, и потому социализм нетерпим. Воля к власти — основа «права сильного». Демократизм, «масса», «слишком многие» составляют оппозицию ей, и потому на них обрушивается бурный шквал ницшевского негодования и презрения. «Право сильного» — основа власти мужчины над женщиной, «женское» принижает волю к власти, и потому всякое стремление к уравнению в правах мужчины и женщины есть показатель упадка и разложения.
Однако упадок, как и говорилось выше, Ницше узрел с эпохи Сократа, упадок Ницше рассматривает в расовом и культурном смешении, в вырождении всего высшего, обладающего волей к власти, к низшему типу человечества, т.е. к человеку толпы, последнему человеку, к типу человека, носителя качеств нисходящей воли.
Причину упадка в большей степени, по Ницше видит в христианстве, в этой религии породившей религию рабов и презревшей волю к жизни и волю к власти.
Свое негодование и возмущение этой религией упадка, Ницше выражает следующим образом: «Христианство есть смертельная вражда к господам земли, к «знатным», и вместе с тем скрытое, тайное соперничество с ними (им предоставляют «плоть», себе хотят только «душу»…).
Христианство – это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе; это libertinage ума христианство есть ненависть к чувствам, к радостям чувств, к радости вообще…
Христианство хочет приобрести господство над дикими зверями, средством для этого является – сделать их больными. Делать слабым – это христианский рецепт к приручению, к «цивилизации» [16].
По мнению Ницше, из самых тайных уголков дурных инстинктов христианство создало смертельную вражду ко всякому чувству благоговения и почтительного расстояния между человеком и человеком, которое является предусловием для всякого повышения роста культуры, - из ressentiment масс оно выковало главное орудие против нас, против всего благородного, радостного, великодушного на земле, против нашего счастья на земле…
Критикует Ницше не только веру, но и самого христианского бога, ибо по Ницше, для богов нет иной альтернативы: или они есть воля к власти, и тогда они бывают национальными божествами, или же они есть бессилие к власти – и тогда они по необходимости делаются добрыми… Где понижается воля к власти в какой бы то ни было форме, там всякий раз происходит также и физиологический спад, decadence. Божество decadence, кастрированное в сильнейших своих добродетелях и влечениях, делается теперь по необходимости Богом физиологически вырождающихся, Богом слабых. По Ницше Бог «великого числа», демократ между богами, несмотря на это, не сделался гордым богом язычников: он остался иудеем, он остался богом закоулка, богом всех темных углов и мест, всех нездоровых жилищ целого мира!.. Цартво его мира всегда было царством преисподней, госпиталем, царством souterrrain (подполье Фр.) царством гетто…
«Бог христиан - это гибрид упадка, образовавшийся из нуля, понятия и противоречия, в котором получили свою санкцию все инстинкты decadence, вся трусливость и усталость души!.. «[16].
Сильные расы северной Европы не оттолкнули от себя христианского Бога, и это не делает чести их религиозной одаренности, не говоря уже о вкусе. Они должны бы справится с таким болезненным и слабым выродком decadence. Но за то, что они не справились с ним, на них лежит проклятие: они впитали во все свои инстинкты болезненности, дряхлости, противоречие, они уже не создали с тех пор более никакого Бога. «Почти два тысячелетия – и ни одного нового божества!» - подчеркивает Ницше на страницах своего произведения «Антихристианин».
Итак, отвергая нисходящую волю и упадок идущий из недр христианской морали, Ницше провозглашает наполненные жизнью страшные и пугающие сентенции-законы Воли к Власти: Что хорошо? – Все, что повышает в человеке чувство власти, волю у власти, самую власть. Что дурно? – Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.
Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нищей любви к человеку. Им должно еще помочь в этом.
Что вреднее всякого порока? – Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым – христианство !» [16].
Эти ходы мысли назойливо повторяются в произведениях Ницше, определяя собой самые реакционные выводы ницшеанства, резюмирующиеся в конечном счете в понятиях «переоценки ценностей» и «сверхчеловека».
2. Философское учение Ницше о Сверхчеловеке.
Cверхчеловек - есть центральное понятие философии Ницше: он—именно то, что придает красоту, смысл и привлекательность всей картине мировой жизни.
Проблема сверхчеловека — один из главных пунктов в горячем споре о Ницше, который начался еще в прошлом веке и не ослабевает до сего времени.
В споре вокруг трактовки этих тем у Ницше уже выявились два противоположных подхода: сторонники первого, резко критического подхода к философии Ницше характеризуют ее как философию аморализма, антигуманизма, антидемократизма, как защитницу аристократизма и даже милитаризма. Ссылаются также на то, что в XX в. ницшеанство использовалось германским нацизмом и другими идеологиями, оправдывавшими войну, насилие, покорения одними народами других, расовую ненависть [6] .
Отойдя от Шопенгауэра и Вагнера, он начинает поиск мировоззренческих оснований для нового оптимизма. В этот период, последовавший за работой «Человеческое, слишком человеческое», Ницше изучает Вольтера и Конта, Спенсера и Ланге, труды естествоиспытателей и Дюринга. Он углубляет критику морали (работа «Утренняя заря» имеет подзаголовок «Мысли о морали как предрассудке») и религии (в работе «Веселая наука» звучат знаменитые слова: «Бог умер»), В этот период у Ницше зреют идеи о «сверхчеловеке» и «вечном возвращении», получившие философско-поэтическое воплощение в его самой знаменитой работе «Так говорил Заратустра».
Заратустра учит о Сверхчеловеке, ибо он – есть соль земли и смысл бытия [5,270].
Вынести и пережить нцшеанскую философию воплощенную в жизнь, может лишь высший тип человека: «…бессмертна та минута, - говорит Ницше, когда я создал учение о всеобщем возвращении: ради этой минуты я могу вынести всеобщее возвращение.
Чтобы вынести эту мысль, требуется вообще сверхчеловеческая сила. Поэтому Ницше думает, что ей суждено произвести переворот в истории человечества: те расы, для которых учение о всеобщем возвращении окажется невыносимым, заранее обречены на гибель; напротив, те, которые примут его как благую весть, предназначены к господству. Крушение религии будет иметь роковое значение для всех слабых, вырождающихся человеческих типов: утратив веру в цель существования, большинство людей мало-помалу погрузятся в апатию, перестанут стремиться к чему бы то ни было и начнут вымирать.
В конце концов останутся на сцене только те люди крепкого закала, которые способны радоваться вечному повторению своего существования; среди этих людей возможно такое общественное состояние, о котором доселе не смел мечтать ни один утопист.
Таким образом, учение о всеобщем возвращении подготовляет переход человечества к новому типу сверхчеловека, коему суждено восторжествовать в будущем; в этом заключается для Ницше источник новой радости [1].
Есть наименование такого сущностного облика поднимающегося над прежним людским складом человечества,— это «сверхчеловек». Под таковым Ницше разумеет не какую-то отдельную человеческую особь, в которой способности и намерения всем известного обычного человека гигантски умножены и возвышены. «Сверхчеловек» — это и не та людская разновидность, что возникает лишь на путях приложения философии Ницше к жизни. Слово «сверхчеловек» наименовывает сущность человечества, которое, будучи человечеством нового времени, начинает входить в завершение сущности его эпохи. «Сверхчеловек» — это человек, который есть на основе действительности, определенной волей к власти, и для нее [2].
Сверхчеловек - есть высший биологический тип, который относится к человеку, как последний относится к обезьяне: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором», - говорит Ницше на страницах «Заратустры».
Людской материал, в процессе смены поколений которого будет выращиваться сверхчеловек, составят те, кто является аристократом, господином по своей природе, в ком воля к власти не задавлена враждебной ей культурой, кто способен, объединившись с себе подобными, противостоять большинству, не желающему ничего знать о подлинном предназначении современных людей. Ницше не говорит, что только немцы достойны стать материей сверхчеловека, хотя образ «белокурой бестии» — предшественника сверхчеловека — стали связывать с северогерманским антропологическим типом [5,272].
Сверхчеловека необходимо вырастить, но Ницше не дает для этого никаких «евгенических» рецептов. Он выступает здесь скорее как «пророк», предвещающий приход нового «господина мира», «вождя», «фюрера», полубожественного, а то и прямо божественного существа. Этот культ личности, выходящий далеко за рамки обычного для эксплуататорского общества культа «великих людей», превращается в основу новой мифологии, с художественным мастерством развернутой Ницше, в особенности в книге «Так говорил Заратустра». Неудивительно, что германо-фашистский «миф XX века» опирался на философию Ницше [4,182].
По Ницше, "Хищный зверь"—Сверхчеловек, - это "роскошная, похотливо блуждающая в поисках добычи и победы белокурая бестия; этой скрытой основе время от времени потребна разрядка, зверь должен выходить наружу, наново возвращаться в заросли..."
Задача господствующей расы заключается вовсе не в том только, чтобы править: ее цель—не в управляемых, не в низших, а в ней самой, в ее собственной жизненной сфере: здесь она должна быть явлением избытка силы, красоты, мужества, высшей культуры и манеры. Это—самоутверждающаяся и жизнерадостная порода людей, которая может позволить себе всякую роскошь, достаточно сильная, чтобы не нуждаться в тирании нравственных заповедей, достаточно богатая, чтобы не быть бережливою и педантичною, —по ту сторону добра и зла. Это, как бы оранжерея, наполненная редкими и изысканными растениями [1] .
В процессе мировой эволюции каждая ступень органического мира служит переходом от низшего к высшему: все существа доселе производили из себя нечто высшее; в человеке это восхождение жизни должно продолжаться: он также должен родить из себя высшую форму существования—сверхчеловека. «Что такое обезьяна в отношении к человеку: посмешище или мука стыда! Тем же самым должен быть и человек для сверхчеловека: посмешищем или мукою стыда. Вы прошли путь от червя к человеку и в вас еще остается многое от червя.
В чем же заключаются те качества сверхчеловека, которые делают его для нас целью? С точки зрения Ницше, сверхчеловек есть продолжение человека. Его качества уже таятся в нас в зародыше; мы можем судить о нем по тому человеческому материалу, из коего он имеет быть создан.
Сверхчеловек есть «синтетический человек» по преимуществу: его образ получается путем сведения в одно целое того, что есть в отдельных людях частичного и отрывочного. Но вместе с тем в нем нет места для того, что представляется в человеке мелким и ничтожным: он олицетворяет совокупность всего, что есть великого в человеке, тот океан, в котором должно потонуть наше презрение.
Если отличительным признаком обыденного человека является послушание господствующей морали, то «великий» человек стоит «вне противоположности добра и зла»: он—«преступник» по существу, ибо он разбивает все существующие скрижали ценностей: вся его жизнь есть непрерывное нарушение всех тех законов, коими управляется масса; зародыш сверхчеловеческого в нем есть по преимуществу его «злоба».
В своем «Заратустре» Ницше между прочим изображает ряд типов «высших людей» нашего времени. Они еще носят на себе печать упадка —характерное отличие всего современного; но вместе с тем они уже содержат в себе зародыши имеющего родиться сверхчеловека: они—его предшественники и предки.
Все они—прежде всего отрицатели, беглецы, ушедшие от современного общества, отрешившиеся от современных верований, «люди великого презрения и отчаяния». Это—прежде всего сам Заратустра, безбожник из безбожников: он не знает себе равного, ибо он отверг всякий закон, кроме собственной своей воли; всякое человеческое общество служит для него предметом отвращения; он спасается от людей в уединении своей пещеры, расположенной на высочайшей горной вершине, под снегом и льдом, среди недоступных скал. Он—враг всякого сострадания—хочет быть твердым как алмаз; но он все-таки представляет собою только пророческое явление, подготовительную ступень к сверхчеловеку, ибо он не преодолел еще в себе последнего своего греха, последнего остатка человечности—жалости к лучшим, «высшим людям» [1].
В каких же классах или расах видит Ницше свой идеал? Он видит прообраз «сверхчеловека» в римском, арабском, германском, японском дворянстве, в гомеровских героях, в скандинавских викингах. Ницше усматривает свой идеал в Цезаре, Макиавелли, Цезаре Борджия, Наполеоне. Примечательная особенность «высшей расы» - врожденное благородство, «аристократичность», которых так не хватает нынешним «господам», «фабрикантам и крупным торговым деятелям», чтобы автоматически обеспечить себе господство. Ведь «массы» готовы повиноваться, если их глава доказывает им свое право на господство всей своей аристократической внешностью.
Та новая цель, которую Ницше хочет поставить перед человеком, не есть что-либо трансцендентное самому человеку, ибо над человеком нет иной, высшей действительности. Заратустра провозглашает ужасающую истину : «Бог мертв», а если над человеком нет Бога,—это значит, что сам человек должен стать для себя высшим, божественным! «Умерли все Боги ; тепер мы хотим, чтобы жил сверхчеловек» - такова такова должна быть в великий полдень наша последняя воля!», и далее: «красота сверчеловека приблизилась ко мне, как тень, Ах, братья мои! Что мне тепер до богов». - говорит Заратустра [12,66-72].
По мне нию Хайдеггера, с осознания того, что «Бог мертв», начинается осознание радикальной переоценки прежних высших ценностей. Сам человек переходит с таким осознанием в иную историю, в историю высшую, поскольку в ней принцип всякого ценностного полагания, воля к власти, особо постигнут и воспринят как действительность действительного, как бытие всего сущего. Самосознание, в котором человечество нового времени обладает своей сущностью, тем самым совершает последний шаг [2].
Обожествленный человек есть вместе с тем человек преображенный, всецело отличный от нынешнего человека-карлика: должно народиться нечто, «что превзойдет величием бурю, горы и море и будем вместе с тем сыном человеческим».
Фактически предугадывая выдающееся расологические изыскания Ганса Гюнтера, Ницше пишет, что человек еще не способен создать сверхчеловека, но идея сверхчеловека, как и расовая доктрина обращена в будущее: «Могли бы вы создать Бога? - Так не говорите же мне о всяких богах! Но вы несомненно могли бы создать
сверхчеловека. Быть может, не вы сами, братья мои! Но вы могли бы пересоздать себя в отцов и предков сверхчеловека; и пусть это будет вашим лучшим созданием!» [12,70]
Раз сверхчеловек становится для нас высшею целью, он наполняет для нас смыслом не только мир человеческий, но и «всю землю», т. е. всю жизнь природы; если сверхчеловек есть для нас ценное по преимуществу, то все существующее должно быть оцениваемо в отношении к нему. В сущности, смысл и цель бытия – это и есть Сверхчеловек, задача высших типов людей – это подготовка почвы для восхождения наивысшего типа человека, коим и является по своей сути Сверхчеловек.
Вся наша жизнь должна быть приноровлена к этой цели: мы должны работать и изобретать, чтобы построить жилище для Сверхчеловека; мы должны готовить для него землю, животных и растения; ради него мы должны желать собственной нашей погибели.
Процесс перехода к сверхчеловеку будет, пророчествовал Ницше, трудным и мучительным. Он будет сопровождаться восстаниями масс, увлеченных уравнительными, и поэтому ложными, идеями социализма, вспышками национализма, мировыми войнами. Многие из этих пророчеств сбылись.
2.1. Сверхчеловек, как субъект новой морали.
Сверхчеловек рождается, говорит Ницше, чтобы создать новую человеческую общность. Объединенные в нее люди становятся "сеятелями будущего". Им претит мораль рабов, угнетенных, взывающих к филантропии и состраданию. Они освобождают себя сами, для чего им прежде всего нужны сила и дерзость. Не дворянское звание, не туго набитый кошелек торгашей, не служба князю или какому-то другому властителю делает их аристократией, элитой, но величие духа, чистота и новизна целей, решимость отбросить, как обветшавшие, но еще крепкие цепи, все условности, догмы, предрассудки попавшей в глубокий кризис цивилизации [6].
Впрочем, богатство необходимо предтечам Сверхчеловека, ибо «богатство необходимо созидает аристократию расы, ибо оно позволяет выбирать самых красивых женщин, оплачивать лучших учителей, оно дает человеку чистоту, время для физических упражнений и прежде всего избавляет от отупляющего физического труда. В этом смысле оно создает все условия для возможности через несколько поколений научится благородно и красиво ступать и даже поступать: большую свободу духа, отсутствие всего жалко-мелочного, унижения перед работодателем, грошовой скупости» [17].
В основе «морали господ» лежат, по Ницше, следующие положения. Во-первых, «ценность жизни» есть единственная безусловная ценность, и она совпадает с уровнем «воли к власти». Во-вторых, существует природное неравенство людей, обусловленное различиями их «жизненных сил» и «воли к власти». В-третьих, «сильный» человек, прирожденный аристократ, абсолютно свободен и не связывает себя никакими морально-правовыми нормами. Это «сверхчеловек» как субъект «морали господ». Ницше определяет такой тип человека следующим образом: это люди, «которые... проявляют себя по отношению друг к другу столь снисходительными, сдержанными, нежными, гордыми и дружелюбными, — по отношению к внешнему миру, там, где начинается чужое, чужие, они немногим лучше необузданных хищных зверей. Здесь они наслаждаются свободой от всякого социального принуждения, они на диком просторе вознаграждают себя за напряжение, созданное долгим умиротворением, которое обусловлено мирным сожительством. Они возвращаются к невинной совести хищного зверя, как торжествующие чудовища, которые идут с ужасной смены убийств, поджога, насилия, погрома с гордостью и душевным равновесием... уверенные, что поэты будут надолго теперь иметь тему для творчества и прославления. В основе всех этих рас нельзя не увидеть хищного зверя, великолепную, жадно ищущую добычи и победы белокурую бестию» [4,181].
Ницше настаивает на том, что человечество как род не прогрессирует. Более того, оно деградирует; человеческое общество, культура человечества находятся в состоянии декаданса, т.е. упадка. Человечество испорчено — прежде всего в том смысле, что род человеческий теряет свои инстинкты, перестает сохранять и совершенствовать себя; он выбирает, предпочитает то, что ему вредно ("Антихрист". Афоризм 6) [6].
Человечество мельчает, человечество вырождается, оно не в состоянии более «родить танцующую звезду», над миром правит чернь и тотальное вырождение: «Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех», - говорит Ницше на страницах своего «Заратустры».
Уже из отрицательных суждений Ницше о современном человечестве, о современной религии и морали, видно, что ему ненавистны прежде всего всякие проявления бессилия; единственно истинная ценность для него—сила; только сила может сообщить ценность человеческому существованию. Ценное в человеке—его возможное, будущее величие, а не его жалкая действительность. Сила не ведает жалости. Чтобы создать новый могущественный тип человека, не только не следует оказывать помощи ближним, но должно даже стараться ускорить их гибель [1].
Раз вся жизнь есть воля могущества, ценность каждого существа, следовательно, каждого человека и человеческого типа—измеряется степенью его могущества.
Могущество же каждой воли измеряется ее силой сопротивления, ее способностью переносить страдание и пытку, утилизировать самое страдание для своего возвышения. Степени могущества различны, а потому и ценности неодинаковы. Поэтому скрижали ценностей, те новые скрижали, которыми Ницше хочет заменить старые, устанавляют известный иерархический порядок: они представляют собою не более, не менее, как шкалу сил. Все прочие «ценности» суть плоды предрассудка, недоразумений, наивности. Повышение того или другого индивида в лестнице сил означает для него увеличение ценности; напротив, уменьшение силы означает и уменьшение ценности.
Мораль Ницше, если только можно назвать его учение о поведении моралью, вообще признает высшей ценностью все то, что отрицается христианством.
Ницше — один из самых яростных критиков религии и морали христианства. Эта критика в значительной степени совпадает с проблематикой "генеалогии морали", которая мыслится у Ницше как исследование, выясняющее, "откуда, собственно, берут свое начало наши добро и зло". Из-за влияния христианства человечество выбрало путь сострадания слабым. Это вызывает осуждение Ницше. Зародившееся в античном мире христианство стало, по утверждению Ницше, религией низших сословий, "подонков" античного общества. Когда христианство перенесло свое влияние на варварские народы, оно сделалось религией более сильных, но неудачливых людей. Главные их чувства, устремления, идеи Ницше обозначает словом ressentiment, что в данном случае значит: злоба, месть, зависть, причудливое соединение комплекса неполноценности и неумеренных амбиций. Льстя человеку, христианство втайне считает его хищным зверем, которого следует приручать. А приручить легче слабого и больного зверя. Делать человека слабым — это и есть «христианский рецепт к приручению, принуждению во имя "цивилизации"» ("Антихрист". Афоризм 22).
Помимо христианства, в упадке, Ницше винит и евреев: «Все, что было содеяно на земле против «знатных», «могущественных», «господ», не идет ни в малейшее сравнение с тем, что содеяли против них евреи, этот жреческий народ, умевший в конце концов брать реванш над своими врагами и победителями лишь путем радикальной переоценки их ценностей, стало быть, путем акта духовной мести. Так единственно и подобало жреческому народу, народу наиболее вытесненной жреческой мстительности. Именно евреи рискнули с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности» [18]. Именно с евреев начинается восстание рабов в морали, - восстание, имеющее за собой двухтысячелетнюю историю и ускользающее нынче от взора лишь потому, что оно было победоносным… «Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что еще теперь христианин может чувствовать себя антииудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма» [16].
Таким образом, иудеи рассеяния (рабы, униженные, обездоленные, слабые и больные – с точки зрения Ницше) своей религией подняли «восстание рабов в морали», уничтожили благородную «эгоистическую» мораль аристократов и утвердили мораль (и духовное господство) слабых и больных. Христианство подхватило и довело до логического абсурда эту мораль «сострадания», «аскетического идеала», «посмертного блаженства» и в конечном счете – воли к смерти, к «Ничто» (так Ницше обозначал христианского Бога и одновременно идеал атеистического буддизма) [7].
Языческая древность для него—по существу воплощение аристократического идеала; напротив, иудейство и христианство—олицетворение всего, что только есть рабского; в этих мировых религиях, возвестивших «равенство людей перед Богом», выразилось, по его мнению, «восстание рабов против господ». Крушение языческого Рима, господство церкви в средние века, победа реформации над языческим духом эпохи Возрождения, падение империи Наполеона I и наступившее после того господство демократических тенденций в европейской жизни, все это — различные стадии того исторического процесса, который в наши дни привел к окончательному торжеству рабов—массы слабых над меньшинством сильных [1].
С этой точки зрения Ницше восстает против альтруистической морали: она осуждает в человеке именно то его стремление, которое служит залогом его преуспевания, его эгоизм, его себялюбие.
Напротив, она считает достойным похвалы все то, что вредит его развитию.
Спрашивается, вытекает ли, по крайней мере, такая точка зрения из принципа общественной пользы, необходима ли она в интересах сохранения рода? Знакомство с историей убеждает в противоположном: оно доказывает, что именно себялюбивые стремления были наиболее сильными двигателями человечества; чтобы человечество росло и крепло, для этого необходимо зло, те опасности, которые закаляют волю, те сильные страсти, без коих человек неспособен создать чего-либо великого: властолюбие, зависть, корыстолюбие, насилие, злоба,—все это качества, в такой же мере необходимые для возвышения человеческого рода, как и противоположные им качества .
Всматриваясь в жизнь лучших людей и наиболее могущественных народов, мы увидим, что самые бури и непогоды необходимы для возрастания их величия и мощи.
Наиболее сильные и злые люди всегда были главными двигателями человечества. Они зажигали в обществе уснувшие страсти, пробуждали в нем дух сравнения и противоречия, борьбу мнений и идеалов, искание нового и неиспытанного.
В конце концов люди разделяются на животных хищных и домашних, —орлов и ягнят,—господствующих и подчиненных. Есть расы, по природе предназначенные к господству: в основе этих аристократических рас всегда лежит хищник, «белокурая бестия», которая стремится к победе и добыче. Другие человеческие породы, напротив того, в силу врожденных своих качеств неизбежно должны стать добычей. Этим двум основным типам человеческого рода соответствуют два типа морали —мораль господ и мораль рабов.
Среди смешанных человеческих обществ, заключающих в себе элементы аристократические и демократические, нравственные понятия представляют собою нередко смешение этих противоположных типов. Тем не менее типы эти остаются первоначальными и основными. Все вообще нравственные оценки возникли или в среде господствующих, которые преисполнены сознанием своего превосходства над низшими, или в среде подчиненных. В первом случае, т. е. когда понятие добра устанавливается господами, им обозначается все то, что отделяет высших от низших, все те состояния души, которые возвышают над массою, устанавливают расстояние, иерархический порядок между людьми. Тут аристократия становится синонимом благородства, чернь—синонимом низости. Противоположность «хорошего и дурного» сводится к противоположности «благородного и достойного презрения», — подлого [1].
Наиболее типическая и вместе с тем наиболее чуждая нашему веку черта аристократической морали заключается в том, что она признает обязанности только по отношению к равным: по отношению к низшим существам она открывает безграничный простор усмотрению и произволу.
Сущность хорошей и здоровой аристократии заключается в том, чтобы видеть в себе самой не функцию общества, а его оправдание и смысл: поэтому она должна со спокойной совестью принимать жертву бесчисленного множества людей, которые ради нее становятся неполными людьми, рабами, орудиями. Она должна проникнуться убеждением, что общество должно существовать не ради самого общества, а единственно в качестве фундамента и подмостков, на которых высший род существ мог бы подняться к высшей своей задаче.
Но не только хищника и варвара-разрушителя культуры и убийцу богов призывает Ницше, Ницше говорит и о благородстве аристократии, о ее чистой и светлой душе, душе устремленной в даль: «Самые чистые должны быть господами земли, самые непознанные, самые сильные, души полночные, которые светлее и глубже всякого дня», - так говорит Заратустра.
Наконец, в образе сверхчеловека—полузверя, полуфилософа,— мы находим как бы свод всех внутренних противоречий учения Ницше и его настроения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Н. Трубецкой «Философия Ницше. Критический очерк».
http://anthropology.rchgi.spb.ru/pdf/20_Trubetskoy.pdf (18.10.2010)
2. М. Хайдеггер «Слова Ницше «Бог мертв». Вопросы философии. 1990, №7.
http://hpsy.ru/link/22.htm (18.10.2010)
3. Мартин Хайдеггер «Метафизика Ницше». Философский жрнал «Vox» .
http://vox-journal.ru/vol1/vox-% … degger.php (18.10.2010)
4. Буржуазная философия кануна и начала империализма.
М. «Высшая Школа» 1977.
5. История философии. Ростов-на-Дону «Феникс» 2007.
6. История философии: Запад-Россия-Восток
(книга третья. Философия XIX — XX в.). (Сборник)
http://filosof.historic.ru/books/item/f … ndex.shtml (18.10.2010)
7. В. В. Бычков. Эстетика
http://lib.aldebaran.ru/author/bychkov_ … _yestetika (18.10.2010)
8. С.П.Знаменский «Сверхчеловек Ницше».
http://www.nietzsche.ru/look/znamenski.php (18.10.2010)
9. Игорь Бестужев. «Фридрих Ницше – воспитатель и пророк».
http://www.velesova-sloboda.org/rhall/b … zsche.html (18.10.2010)
10 . Б.В. Марков. Хайдеггер и Ницше
http://anthropology.ru/ru/texts/markov/sergeev_13.html (18.10.2010)
11. Ф.Ницше. «Воля к Власти» Минск. ХАРВЕСТ. 2005.
12. Ф.Ницше «Так говорил Заратустра». Минск. ХАРВЕСТ. 2005.
13. Ф. Ницше. «ECCE HОMO»
http://lib.ru/NICSHE/ecce_homo.txt (18.10.2010)
14 . Ф. Ницше. По ту сторону Добра и зла// Сумерки идолов, или как
философствуют молотом. М .«ЭКСМО» 2004.
15 . Фридрих Ницше. «Злая мудрость. Афоризмы и изречения».
http://lib.ru/NICSHE/mudrost.tx (18.10.2010)
16. Ф. Ницше. «Антихрист. Проклятие христианству».
http://www.philosophy.ru/library/nietzs … hrist.html (18.10.2010)
17. Ф. Ницше. «Человеческое, слишком человеческое»
http://lib.ru/NICSHE/chelowecheskoe.txt (19.10.2010)
18. Ф. Ницше. «К генеалогии морали».
http://lib.ru/NICSHE/morale.txt (19.10.2010)