Если обычная цепочка лишается одного или нескольких звеньев, то это легко заметить – она попросту разваливается. В отличие от нее, цепь исторических событий обладает такой способностью, что может в глазах последующих поколений оставаться целостной даже тогда, когда из нее вырываются не одно или два, а целые фрагменты звеньев. Правда в этом случае она перестает быть собой, становясь лишь призрачным отражением произошедшего. Часто процесс этот необратим. Но иногда случаются чудеса, когда звенья неожиданно появляются из небытия, проявившись в той или иной личной человеческой истории.
Сухие, пожелтевшие от времени странички дневников бывших сталинабадцев обычно хранят для своих владельцев на первый взгляд мелкие и незначительные детали типа запаха подгоревшей манной каши, который на всю жизнь запомнился родившейся здесь в эвакуации популярной советской актрисе Людмиле Чурсиной; или сводок, составленных бойцом пожарной части Сталинабада Эмилем Брагинским - в будущем автором сценария «Иронии судьбы…». В них могут проявиться и такие, к примеру, казусы биографии, как учеба на столяра в Ходжентском ремесленном училище Владимира Войновича - будущего автора «…солдата Ивана Чонкина». Но только на первый взгляд эти детали – незначительная подробность. Для всех нас. И особенно для тех, кому они, как зарубки на сердце, напоминают о детстве и юности…
«Осенью 1942г., - вспоминает активистка Московского Комитета солдатских матерей Р.Н.Цирлина,- когда бои уже шли на границе Чечено-Ингушской республики (здесь, в Малгобеке, немецкие войска были остановлены) ушел из Грозного эшелон… Остановились и разгружались мы на станции Регар, где прожили некоторое время, пока решалась дальнейшая судьба нашего госпиталя. В памяти также не сохранилось, когда, на каком этапе пути произошло его расформирование. Но приютом для нас стала не улица, а один из классов в школе, где все спали на полу вповалку… Здесь, в Регаре, впервые увидела арык, с чем потом ежедневно встречалась в Сталинабаде…»
Арыки; пестрые среднеазиатские базары; добрые, гостеприимные таджики в полосатых, толстых халатах – чапанах; зима, больше похожая на весну и весна, похожая на лето, - все это запомнилось и автору знаменитого «Дракона» Евгению Шварцу, и выдающемуся ученому - первому директору Таджикской астрономической обсерватории при совнаркоме Таджикской ССР Игорю Станиславовичу Астаповичу; и актерам Московского театра-студии А.Дикого – создателям республиканского русского драмтеатра им.В.Маяковского - Маргарите Волиной и Георгию Менглету; знаменитым киноактерам Сергею Мартинсону и Фаине Раневской, в судьбе которых солнечный Таджикистан оставил такое же глубокое впечатлений, как и они в его. Их узнавали, замечали, ими гордились и равнялись на них не только коренные сталинабадцы, но и россияне, вместе с ними переживавшие здесь эвакуацию.
«… В декабре 1942г., - пишет далее в своем дневнике девушка из Грозного,- мама была зачислена на работу в Сталинабадский эвакогоспиталь №1447. Жили мы в центре города, недалеко от госпиталя и рядом с семьей его начальника Б.Я.Сорокина… Недалеко от нас, в одном из театров города свои спектакли давал Ленинградский театр комедии – театр Н.Акимова, в те годы также эвакуированный в Таджикистан… Не менее интересовал и удивлял нас восточный базар… а в еще большей степени, так называемая толкучка или барахолка, стали частью нашей жизни. Здесь можно было встретить многих знакомых артистов. А в памяти как особо любимые остались Лидия Сухаревская и Борис Тенин. На улицах города часто встречали также киноартиста Столярова, тогда очень популярного…».
На самом деле на улицах военного Сталинабада в течение одного дня можно было встретить одновременно актрису Марию Барабанову, которая (что сразу все узнали по «беспроволочному телеграфу») способствовала переводу в столицу Таджикистана из Алма-Аты бедствующих там артистов Театра комедии; и знаменитых поэтов - Анну Ахматову и Сергея Городецкого; светил медицинской науки – эпидемиолога, академика Е.Н.Павловского и офтальмолога, профессора Л.Ф.Парадоксова; легендарного дрессировщика Ю.Дурова, ведущих актеров Киевской киностудии, Московского «Союздетфильма», Ленинградского театра комедии…
Они здесь работали, жили, влюблялись, писали стихи, увлекались конным спортом, строили любимое место отдыха военной и послевоенной молодежи - «Комсомольское озеро», сажали деревья в городском парке им.В.Ленина; их дети играли в мушкетеров и королей, учились танцам, игре на скрипке и фортепьяно… А еще они учились помогать слабым и беззащитным, учились милосердию, навещая раненых в госпиталях. Тогда любовь к ближнему и взаимопомощь – были не пустыми словами, а единственной возможной нормой жизни воюющей с ненавистным агрессором многонациональной страны Советов.
В разнообразной по тематике обширной мемуарной литературе о Великой Отечественной, в числе многочисленных воспоминаний о годах эвакуации, есть рассказ о Сталинабадском периоде жизни пионера современной астрофизики, одного из основателей Таджикской астрономической обсерватории - профессора Владимира Платоновича Цесевича (сына знаменитого оперного баса П.И.Цесевича), который, чудом пережив в Ленинграде страшную блокадную зиму 1941—1942гг., эвакуировался с женой и матерью в хорошо знакомый ему Сталинабад. «Город был полон беженцев-ленинградцев, - повествует автор. - Однажды Евгения Павловна (мать В.П.Цесевича – И.Д.) случайно в очереди услышала рассказ о девочке из Ленинграда, потерявшейся в дороге. Мама отошла от нее на станции за кипятком, и в это время поезд тронулся. Так она приехала в Сталинабад, где ее определи в детский дом, но, оказавшись одна среди незнакомых людей, потому что все спутники, которые опекали ее в дороге, разошлись, девочка впала в состояние глубокой депрессии. Трое суток простояла, вцепившись в какое–то дерево. Из этого состояния вывести ее не могли. Евгения Павловна разыскала эту девочку, забрала к себе, несмотря на то, что сами они находились в ужасном положении. Позже Владимир Платонович и Евгения Павловна удочери ее. Это произошло уже после смерти ее матери, которая через некоторое время все-таки приехала в Сталинабад, но была уже безнадежно больна».
Дизентерия, малярия, тиф косили многих и без разбора. Так остался сиротой и еврейский мальчик из далекого Киева Аркаша Луковский, чья мать умерла вскоре после переезда в Сталинабад, заболев сначала тропической малярией, а затем и менингитом. Умерли и его сестра с братом. «В Сталинабаде,- вспоминает А.Луковский,- свирепствовала малярия. Мы все переживали приступы этой болезни…».
Но юность – беспечна. Особенно, когда с тобой рядом друзья. «Мы, дети, - рассказывает он,- были предоставлены самим себе и всё свободное от занятий время играли с соседскими ребятами. Среди них были русские, таджики, татары, ну и конечно евреи, украинские, польские, эстонские. Эстонцы были хорошо, даже щеголевато одеты. Помню их узорчатые шерстяные свитеры... Один мальчик показал мне свой красивый кожаный кошелёк с тиснёным эстонским гербом, тремя длинными львами друг над другом. Относились эстонцы к нам свысока. Мы были украинские евреи. Такие же евреи, но из Польши, были уже чем-то непохожи на нас, и старшие отзывались о них нехорошо. Это удивляло меня. Потом я много раз в жизни слышал презрительные, неприязненные отзывы о людях, только потому, что они принадлежали к другой национальности, или просто не к той группе, которую считал своей говоривший.
Компанией девяти-двенадцатилетних ребят с нашей улицы верховодила девочка, Шура Спектор. Она была старше всех, умела повелевать своим войском. Все мальчишки были в нее влюблены, я в том числе. Шура была высокая скуластая девочка, жившая до войны во Львове, очень начитанная, с романтическим характером. В 1943 году ей было лет 12-13».
«Шура Спектор… Да ведь это же она – хорошо знакомая мне по Российско-Таджикскому (славянскому) университету филолог, заведующая кафедрой мировой литературы, профессор Александра Леонидовна Спектор», - подумала я, сраженная неожиданной догадкой.
Тотчас набрала номер ее телефона. Не сразу сообразив о ком идет речь, Александра Леонидовна переспросила: «Вы говорите он жил в кибитке на улице Фрунзе?»… И вдруг воспоминания нахлынули на нее. Вспомнилось все, как они устраивали по ее режиссуре пышные рыцарские турниры, как сражались дуэлянты сделанными из железных арматурин шпагами на большом пустыре посреди кибиток… Был среди них и тот самый красивый мальчик Аркадий из Киева. Она даже после его отъезда долго переписывалась с ним и однажды послала ему свои стихи… «Да-да. Все так и было… Кроме Львова. Я жила до войны в Одессе...Ну надо же! Столько лет прошло!».
Удивительно. Но на самом деле так иногда случается, что нити памяти неожиданно протягиваются к нам из прошлого, неразрывно связывая его с настоящим. И вот тогда звенья цепи вновь складываются в единое целое. Когда я писала эту статью, это произошло дважды. Второй раз - во время моей встречи с дочерью известной в республике и за ее пределами актрисы театра и кино Софьи Туйбаевой и кинорежиссера, лауреата Сталинской и Государственной премий СССР Камила Ярматова – Г.К.Пулатовой, с 1985г. по 1990г. занимавшей пост министра здравоохранения Республики Таджикистан.
Рассказывая о роли здравоохранения в РТ в годы Великой Отечественной войны, она вдруг неожиданно вспомнила о доме, где росла. Так и родился сюжет под названием «Дом на Куйбышева-10». Наверное, такие дома, как, например, в г.Москве «Дом на набережной», есть в каждом городе. В Сталинабаде таким домом, как оказалось, был «Дом специалистов» напротив политехнического института.
Строили его в конце тридцатых годов по новой технологии строители-армяне, с ювелирной точностью совмещая местный камень (из которого складывали первый этаж) с привозным кирпичом, который, согласно плана, из экономии предназначался только для верхних этажей. Огромные мансарды по углам возводились как студии для художников. Просторный и удобный дом еще до войны был заселен видными представителями местной творческой интеллигенции. Здесь, помимо актеров, режиссеров и художников, жили врачи и преподаватели средних и высших учебных заведений республики. В 1941-1944 гг., он еще больше был «уплотнен» за счет эвакуированных в Сталинабад семей актеров, ученых, врачей, учителей, военных.
Перечисляя их, Гульнора Камиловна вспоминает, прежде всего, их детей – тех, с которыми дружила. Первой называет, конечно же, свою ближайшую в то время подругу: «Домрачева Инна… Мы с ней из кусочков материала делали для раненых кисеты. И еще мы вместе с ней носили раненым пирожки с капустой, которые пекла моя бабушка. Как-то Инна даже обиделась, когда я отказалась дать ей один. Но я ведь и сама их не трогала, хотя ох как хотелось! Они так вкусно пахли! Но бабушка строго-настрого сказала: «Это для раненых». Кстати, отец Инны - Виктор Иванович – был хирургом. В госпитале работал и другой наш сосед - врач Хайко Нерсесович Мирзоянц. Позже я узнала, что он был начальником одного из Сталинабадских госпиталей. Жил у нас и ликвидировавший в Таджикистане трахому, профессор-офтальмолог Л.Ф.Парадоксов. Как сейчас помню, у них с женой детей не было. Была лишь одна собака по кличке «Джойка».
Жили в нашем доме уже в конце войны Герои Советского Союза Михаил Иванович Новосельцев и Ходи Кенджаев (его квартира была прямо напротив нашей). А также весь период эвакуации рядом с нами, в квартире № 25, жила известная актриса театра и кино Лидия Петровна Сухаревская…
Кстати,- после небольшой паузы, вдруг сказала Г.Пулатова,- а Вы слышали о первом коменданте Берлина Николае Эрастовиче Берзарине?».
«Неужели он тоже в Вашем доме жил?»,- думая, что удачно пошутила, с улыбкой ответила вопросом на вопрос я.
«А вот представьте – жил. Вернее, жила его семья – жена Наталья Никитична Просенюк и две дочери – Лариса и Ирина. Младшая. А самого его я видела лишь несколько раз. Помню, как поднимался он по лестнице – коренастый и подтянутый - казалось, весь подъезд собой заполняет. Кстати, жили они прямо над нами, в квартире №29. С ними делила жилье украинская семья партработника Шкарбана.
Ирина, с которой я тоже дружила, аж светилась в те дни от радости. Шутка ли, папа приехал! Она сама, наверное, за всю жизнь видела его чуть больше, чем я. Ведь он погиб в автокатастрофе в 1945г., когда ей было лет восемь!».
Как позже выяснилось, Гульнора Камиловна была права. На самом деле, как мне рассказал муж Ирины Николаевны - Виктор Александрович Лазук (самой Ирины Николаевны уже нет в живых), об отце она помнила немногое. Только то, что очень любила, как он берет ее на руки. Кстати, позже сын Ирины Берзариной – Петр Викторович – переслал мне по электронной почте фото деда, где он снят со своей маленькой любимой дочуркой – его мамой.
… А прошлое все не хотело отпускать. Неожиданно для себя я начала открывать все новые и новые факты о связях генерала с Таджикистаном. В их числе была информация о том, что Николаю Эрастовичу в августе 1943г. в колхозе «Партизани Сурх» Ленинского района был подарен конь по кличке «Крым». Ею я поделилась с Петром Викторовичем, с которым у меня с тех пор завязалась оживленная переписка. Как оказалось, он почти ничего об этом не знал. Помнил лишь, как о семейной легенде, про какого-то коня с белой то ли звездочкой, то ли лысинкой на лбу, о котором когда-то рассказывала мама. И при этом показывала фотографию (он ее мне выслал). Я пообещала ему, что, как только выяснятся новые факты, обязательно сообщу о них. И факты не преминули «выясниться» благодаря помощи жителя Ленинского района Изата Мирзоджанова, устроившего мне встречу с самим дарителем «Крыма» - Халилом Сахибназаровым.
Сразу по возвращению из моей маленькой экспедиции я «сбросила» Петру Викторовичу по электронной почте записку: «Была в «Партизани Сурх» (20-25 км. от Душанбе) у Халила. Он жив (ему 85 лет) и по-прежнему помнит Вашего деда: с трудом говорит по-русски, но четко выговаривает «Николай Эрастович»! Вспоминал, как Ваш дед в течение двадцати дней его пребывания в Душанбе в августе 1943г. ежедневно на полтора-два часа приезжал к ним домой, чтобы увидеться с конем, который позже получил кличку «Крым». Он рассказал, как Н.Э.Берзарин каждый раз любовно обращался с благородным животным, вытирал ему своим носовым платком глаза и ноздри. Но ни разу не высказал своего желания иметь его. Это «Юлдаш-командир» (как отца всегда звали земляки) понял сам, и в день отъезда Вашего деда из Душанбе на фронт отправился с Халилом и его питомцем-конем на железнодорожный вокзал, чем «сорвал» отъезд генерала: тому пришлось согласовывать вопрос о «живом подарке» с Москвой по телефону. Разрешение было получено, и коню выделили товарный вагон и двух сопровождающих солдат. Таким образом «Крым» отбыл с Берзариным на фронт. Потом Николай Эрастович не раз писал Сахибназаровым и даже приглашал к себе, когда был уже комендантом Берлина. Был даже согласован вопрос о перелете из Душанбе. Но неожиданно пришла телеграмма о гибели легендарного генерала.
Во время встречи с Халилом я подарила ему компьютерную распечатку присланной Вами фотографии деда на коне. Один из его родственников – бывший ополченец из «Ворошиловских стрелков» в возрасте около 90 лет, увидев советского генерала на коне и, видимо испытав при этом острую ностальгию по героическим временам своей молодости, расплакался…
…Нашла старые фотографии Сталинабада в местной администрации. Что смогла, пересняла. В этом мне помог историк-краевед из Душанбе Гафур Шерматов. После обработки текста и сделанных в колхозе фотографий, обязательно вышлю».
Тогда, за множеством дел, фотографию военного Сталинабада П.В.Лазуку я так и не выслала (сегодня публикую ее здесь). Вместо фото отправила «засканированное» письмо из Музея Красной Армии, где Сахибназаровых благодарили за переданные материалы, относящиеся к периоду пребывания Н.Э.Берзарина в колхозе «Партизани Сурх»…
Да… Дома, как люди… Они тоже хранят свою историю, давая нам возможность прикоснуться душой к тому, что уже навсегда отошло в разряд «ПРОШЛОГО»…
Постскриптум:
Как оказалось, прошлое продолжает прокручивать мне свою невесть откуда взятую старую киноленту. Уже перед публикацией, слушая эту зарисовку, Г.К.Пулатова вдруг воскликнула: «Подождите… Я что-то начинаю припоминать насчет коня… Да, да. Точно. Мы с Ирой и ее мамой сидели в каком-то летнем кинотеатре. И Ира (не помню сейчас в связи с чем) вдруг с гордостью сообщила мне: «А знаешь, у моего папы теперь есть конь, который перепрыгивает через Кремль!». «Ира, замолчи!»,- строго одернула ее мама»…
(Статья вошла в авторскую часть И.Дубовицкой сборника очерков "У врат Востока").