...И П О Д Л О С Т Ь
Август. У меня каникулы. Месяц тянется бесконечно. Уже прочитала книгу Кента, с радостью обнаружив в ней фотографию Андрея. Когда никого дома нет, слушаю, подаренную Андреем, пластинку. Бернес поёт военные песни. Любимая песня Андрея - «Тёмная ночь». Слушаю, смотрю на фотографию и реву от тоски. Мама пристаёт с вопросами об Андрее. Кажется, она догадывается, что я влюбилась.
- Ну, будущий механик на корабле, - раздражённо отвечаю я на мамино любопытство. - Кто родители?.. Не знаю. Сколько лет? Какое это имеет значение?!
Отстала, наконец! Я вновь со своим дневником. Только ему могу рассказать о своей любви. Никому, даже Андрею, никогда не открою эту тайну. Любит ли он меня? Не знаю... Разве это важно? Главное для меня - видеть его, быть с ним рядом...
Наконец приходит сентябрь. На весь месяц училище отправляется в колхоз, на сбор картошки. Красивая осень и тяжёлый труд облегчают ожидание. Октябрь... Начались занятия. Учебный режим, практика отвлекают от грустных мыслей. Его фотография из дневника перекочевала в портфель с учебниками. Иногда, даже на занятиях, я быстро на него посмотрю, поглажу и кажется, что встретились...
Однажды в училище Зоя, мимоходом так, спросила:
- Ты летом встречалась с Андреем?
- Да, - отвечаю, не понимая, почему это её интересует.
- Илга говорит, что видела, как вы в лесу целовались...
- Ты что-то путаешь, - кипя от негодования, почти грубо её обрываю. - Илга не обо мне, а о себе рассказывала! Директор детсада ей выговор сделала за гулянье с парнями у забора детсада, а классная за это снизила оценку по практике. Об этом даже на собрании говорили...
- Что ты злишься?! Я только хотела сказать, что пора совместные вечера готовить, ноябрьские праздники скоро, потом Новый год...
- К ноябрьским ребята не успеют подготовиться. Ты знаешь - они в походе. А Новый год ещё не скоро. - Заканчиваю разговор и отхожу от Зои.
Бегу из училища домой, к своему дневнику, чтобы поделиться тревогой после разговора с Зойкой. Дома только Лёва. Я ставлю пластинку Бернеса и собираюсь описать очередной день...
Где дневник?.. Вчера я его положила под тетрадки... Где он?!..
- Лёва! Ты что-нибудь брал из моего секретера? Взял мою тетрадку?
- Нет, - удивлённо отвечает он, - я вообще твои книжки и тетрадки не трогаю.
Я перерываю всё... Но дневника нет!.. Скоро приходит домой мама. У неё торжественно строгий вид, а в руках... - мой дневник!
- Мама!! Как ты могла?! - шепчу я, понимая, что она всё прочла, и теперь нет больше моей, сокровенной тайны! - Зачем, зачем ты выкрала мой дневник?! - уже в истерике кричу на неё.
- Не кричи! - строго говорит мама. - Я - мама! И ничего в своём доме не краду! Подумаешь, прочитала дневник!.. Я должна всё знать о своих детях!.. И ничего особенного в нём нет. Евдокия Дмитриевна даже сказала, что очень талантливо написано...
- Ты школьной директрисе его показала?! Это же мой личный дневник! Понимаешь, личный!!! А ты его в школу потащила?!
- А с кем я ещё могу посоветоваться, что с тобой делать? Ты же с лета на себя не похожа! Евдокия Дмитриевна - педагог, тебя хорошо знает, она молодых лучше понимает!
Я от стыда, ужаса, обиды реву... Лёвчик гладит меня и тоже кричит на маму:
- Ты зачем Наткины тетради берёшь?! Мне не разрешаешь, а сама берёшь!
Приходит папа. Скандал прекращается, но только внешне. Я с мамой не разговариваю... Беру дневник и навсегда забрасываю его среди старых тетрадей. Больше нет у меня друга, с которым можно говорить обо всём.
Мама со мной очень ласкова. От этого ещё больнее. На ласку грубостью не ответишь, а острая обида на неё не проходит. Через пару дней, вечером, мы с мамой штопаем и чиним бельё.
- Донечка, если Андрей такой, каким ты его описываешь, то он очень хороший парень... - ласково говорит мама. - Только мне показалось, что он не по годам суровый, даже злой немного... Тебе не трудно с ним общаться?
- Нет, - отвечаю я, сжимаясь от предстоящих расспросов.
- А что значат твои слова: «Мы теперь совсем близки друг другу...»?
- Ничего не значат... Близки и всё.
- У тебя с ним что-то было?
- Ничего не было! - швыряя свою работу, огрызаюсь я. - Душами близки! Или такие отношения тебе не понятны? Ты всё с грязью смешиваешь?!
- Детонька, не сердись... Я же мама... Я за тебя волнуюсь... Влюбилась? Так это хорошо... Только у тебя чувства через край переливаются. Так и голову потерять можно. Ошибок наделать...
«Ну, зачем, зачем она лезет мне в душу?!» - я уже плачу от бессилия что-либо изменить и с тоской думаю - «Как мне всё это надоело!»
- Не плачь, Тулик! Не хочешь говорить, не надо... А что слышно в училище о распределении на работу?
- Ничего не слышно! - вновь грублю я. - Рано ещё... Я спать пойду.
Как долго тянутся дни октября! Всё чаще я открываю учебник на заветной странице, где лежит фотография Андрея, смотрю на него, но легче от нетерпеливой тоски не становится.
Где-то в конце октября, после урока физкультуры возвращаюсь в класс со всей группой. Переодеваемся... Моя одежда почему-то лежит не аккуратно, а под ней - учебник, в котором хранится фотография... Странно... Я обычно на столе ничего не оставляю и всё складываю в портфель, тем более сегодня: физкультура - последний урок. Я что, в этот раз забыла положить книгу в портфель? Открываю заветную страницу - фотографии нет! Перетряхиваю весь портфель, все учебники, все тетради... Фотографии нет!.. Может быть она выпала? Я обшариваю пол всего класса, роюсь в мусорке... Но фотографии нигде нет!.. Иду домой в тягчайшей тоске...
- Донечка! Что случилось? На тебе лица нет! - волнуется мама.
Я устало отмахиваюсь рукой. Отвечать нет сил. Плакать тоже... Валюсь на диван и зарываюсь в подушку... Наклонившись надо мной, опасливо, почти шёпотом, мама спрашивает:
- Что-нибудь случилось с Андреем?.. Господи! Да что же случилось?! - в ужасе восклицает мама. - Донечка, не молчи, скажи!..
- Я потеряла его фотографию...
- Фу ты!.. Слава Богу! - облегчённо вздыхает мама. - Я уже решила, что он погиб... Тьфу, тьфу, типун мне на язык! Слава Богу, сам живой. Натик, грешно так убиваться из-за фотографии. Человек-то важнее. Скоро он приедет... Сколько дней осталось?
- Пять...
- Вот видишь! Личная встреча лучше фотографии. Ну, прекрати расстраиваться! Фу, как ты меня напугала! Вставай, идём обедать.
Последние дни проходят в нервном, взбудораженном состоянии. Нервничают и девочки в группе. Оказывается, многие из них ждут прибытия своих ребят. Спрашивают у меня, будет ли опять вечер с ними?
2-го ноября, вечером, звонит телефон:
- Малыш, привет! Мы благополучно прибыли! Спасибо за письмо. Его мне родители прямо на пирсе передали, как я хотел... Очень соскучился по тебе, но из училища никого пока не выпускают. Приезжай к нам 7-го ноября к 18.00 на вечер танцев и скажи девчонкам. Комитетчики решили на вечер пригласить всех вас.
- Андрюша! Но у нас нет никаких номеров! Мы не готовились...
- Ничего не надо! Мы просто будем танцевать. Ребята уже на стенку лезут после похода. Все хотят просто расслабиться! Так я жду? Приедешь?
- Конечно, приеду! Все приедем!
- Целую, Натик... Говорить больше с этого телефона нельзя. До встречи!
На следующий день хочу сообщить радостную весть, но о вечере в Болдерае знает уже всё училище, даже педагоги. Наш хормейстер, старый Ян Янович, проводит с нами полушутливое занятие по этикету:
- В гостях у мальчиков можно... Впрочем, нет... Этого делать нельзя, а вот это... тоже нельзя, а то будет ай-я-яй! Училищу стыдно...
Он чудесный старик, ездил с нами в колхоз и, когда «воспитывал», мы просто катались от хохота. Найдя в борозде оставленную кем-то картошку, подходил к виновнице и, как ребёнок, спрашивал:
- Как вы думаете, это картошка или кака от коня? Ах, картошка! Идёмте, я покажу вам место, где этой картошки очень много! Только никому не показывайте место... А то, как за грибами, набегут, и нам ничего не останется.
После таких тирад картошка убиралась с борозды подчистую.
7-го ноября мы, как горох из стручка, высыпаем из автобуса. Вижу Андрюшку, он машет мне рукой. Хочу помчаться к нему, кинуться на шею, но нельзя - вокруг девчонки. Сдерживая эмоции, идём навстречу друг другу. Мимо проходит в стайке девочек Зоя:
- Привет, Андрей! Как дела? Почему не заходишь к нам домой? Мама про тебя спрашивает...
- Привет, Зойка! Зайду, обязательно зайду, - отвечает Андрей и, беря меня за руку, уводит от стайки.
В зале играет настоящий духовой оркестр. Вот это сюрприз! Неужели оркестр будет играть весь вечер?!
- Нет, - смеётся Андрей, - но весь вечер не будет ни одного перерыва между танцами. Пока оркестр отдыхает, будет играть радиола. Если она перекалится, начнёт опять оркестр.
Казалось бы, чудесный вечер! Андрюша от меня не отходит, во время танца меня незаметно поцеловал, но на душе муторно. Андрей чувствует моё настроение и спрашивает:
- Малыш, что у тебя в душонке творится? Почему грустная?
Я молчу... Как ему рассказать, что потеряла его фотографию? Что мама всё о нас знает и «советуется» с чужими людьми, что со мной делать? Что в училище уже о нас сплетничают? Что сегодня, куда ни посмотрю, натыкаюсь на Зойкины глаза?..
- Голова заболела от грохота, - придумываю я. - Ты можешь выйти со мной из училища? Хочу погулять немного.
- Попробуем... Пошли...
На КПП Андрей о чём-то договаривается с дежурными, и мы выходим на улицу, а вслед нам с КПП ребята кричат:
- Механик! Через час мы меняемся, не опоздай!..
Как хорошо и тихо на улице... Дождя нет. От лёгкого ветерка чёрные ветви деревьев зябко вздрагивают и роняют жёлтые последние листья. Все дорожки парка ими усыпаны. Они тихо шуршат под ногами, смиряют мою тревогу. Андрюша раскрывает бушлат и прячет меня от мира. Как уютно и тепло так стоять под деревом... Сейчас, сейчас соберусь с духом и всё ему расскажу. Но жаркие поцелуи запечатывают мне уста.
- Взыскание за грустные глаза, - шепчет Андрей, - ещё одно за то, что опоздала сегодня на целых десять минут, а вот тебе ещё за то, что молчишь...
Я уже смеюсь и отбиваюсь от его натиска:
- Приехали!.. Раньше ты наказывал меня за разговоры, а сегодня за молчание?! Это не честно! Лучше скажи, где ты бровь разбил? Вон, какой шрам появился.
- Это? Ерунда... Моя бровь - наглядное пособие, как не надо открывать люк снизу. А ты как? Почему бледненькая, осунулась? Ждала меня?
- Потому и осунулась, что ждала... Твоя пластинка стала хрипеть. Я её совсем заиграла...
- Ах, ты, мой котёнок! - рассмеялся Андрей. - Пластинку новую подарю, а тебя за порчу имущества зацелую...
- Э, нет!.. - я присела и юркнула под бушлатом на свободу. - Хватит с меня сумасшедших поцелуев! - кричу я, убегая к училищу.
Андрюшка не ожидал от меня такой прыти и догнал только у КПП.
- Давай ещё погуляем! Ведь час не прошел...
- Механик! - кричат дежурные. - Веди девушку в зал! Боцман сейчас проверять всех будет!
Я так и не рассказала ему о фотографии. Договорились встретиться дней через десять, когда начнут давать увольнительные.
А через три дня неожиданно звонит Андрей.
- Наташа! Говорит Андрей. Завтра можешь подъехать к 17.00 к училищу?
- Да... Могу. Вас уже выпускают?
- Нет. Разговор есть. Портсигар с собой захвати..., - и повесил трубку.
Что случилось? Таким тоном он со мной никогда не разговаривал...
На следующий день срываюсь с практики и со страхом еду в Болдерае. Ровно в 17.00 оказываюсь у КПП. Андрей, бросив дежурным: «Через 15 минут вернусь», - выходит и ведёт меня к парку.
- Что ты наболтала обо мне девчонкам в группе? - не глядя на меня, сухо спрашивает он.
- Ничего, никому не болтала... А...
- Не ври! - грубо обрывая меня, зло продолжает. - Зачем всем показывала мою фотографию? Зачем хвасталась?
- Я не показывала... Я её за пять дней до твоего приезда потеряла, - лепечу я, замирая от надвигающейся катастрофы.
- Опять врёшь! - всё больше злится Андрей. - Ты её на чужом столе оставила после демонстрации девчонкам. Так увлеклась, что забыла её! Хорошо Зойка нашла, передала мне. А то гулять бы мне по бабьим рукам!
Зойка!.. Вдруг всё начинаю понимать: и её вопросы, и поведение на последней неделе, и в отчаянии почти кричу:
- Зойка врёт! Наверное, она у меня...
- Заткнись немедленно! Врушка! Я Зойку знаю с первого класса. Мы в одном доме живём, дружим уже десять лет семьями! Она никогда, запомни, никогда не врёт! Отдай портсигар.
- Возьми...
- Прощай.
Он уходит к училищу... Чужой человек, чужая фигура скрывается в проходной... Я стою оглушённая бедой, оскорблённая неверием мне, моим словам, поражённая, безжалостно хлеставшей меня, его злобой, и страшным превращением родного, любимого человека, в абсолютно чужого, грубого незнакомца.
Еду домой. Голову обручем всё больше сжимают гневные слова: «Врёшь! Заткнись! Врушка! Зойка - друг! Зойка 10 лет друг!»
«Андрей! Ты дурак? Твоя Зойка - подлая дрянь, воровка, а ты говоришь - друг» - несутся в голове мысли. В автобусе на меня оборачиваются... Ах, я, кажется, говорю вслух...
Вот и Рига. Брожу по улицам, пытаюсь успокоиться, смириться с чудовищной несправедливостью... В груди колом, как рвота, стоит унизительный конец моей любви.
Ровно в 9 вечера возвращаюсь домой. Все мои на месте. «Спокойно... Веселее... Никто не должен заметить твой позор» - приказываю я себе.
- Где ты была? - тревожно всматриваясь в меня, спрашивает мама. - Звонили из детского сада. Почему ты не была на практике?
- Я ездила в Болдерае... Надо было...
- Что-нибудь с Андреем?
- Да... Андрюша умер, - улыбаясь, отвечаю я.
- Что ты болтаешь?! Что с тобой? - ещё больше волнуясь, строго спрашивает мама.
- Со мной? Ничего... - смеюсь я. - Просто Андрюши, которого ты знаешь, больше нет. Он умер!
Наконец-то рвота подступает к горлу!.. Я бегу в туалет... Мама за мной с криком: «Доченька!»... Но я успеваю запереться, и меня рвёт...
- Открой, доченька! - плачет мама, колотя в дверь. - Родная моя! Открой дверь! Девонька моя!..
Обессиленная рвотой, открываю дверь, выхожу... Меня почему-то страшно знобит. Папа и Лёва суетятся вокруг меня...
- Уходите! - приказывает им мама. - Ната заболела. Она вся горит... Наверное, высокая температура...
Я заболеваю на целых десять дней. Высокая температура сняла приступ ярости. Теперь у меня полная апатия. Мама, папа, Лёвочка кружат вокруг меня, но мне кажется, что все они далеко и не настоящие. Диагноз - ОРЗ, вегето-сосудистая дистония... Нужны покой, режим, прогулки на свежем воздухе, витамины... Ещё неделю не хожу на занятия, отдыхаю… Скорей бы уж училище кончилось!.. Уехать! Далеко уехать от всех - единственное желание...
В первый же день моего прихода в училище узнаю приятную новость. Из-за моей болезни меня освободили от обязанности готовить новогодний вечер. Я этому очень рада: придумывать веселье и пляски нет ни сил, ни вдохновения. Первые два урока показали, что упущено не много, нагоню быстро. Третий урок - педагогика... Достаю учебник... На «заветной странице», где когда-то хранилась фотография, лежит, в несколько раз сложенный, тетрадный лист. Разворачиваю... Почерк Андрея... «Скажи своей матери, чтобы она больше не приходила к моим родителям. Хватит и одного раза. Между нами всё кончено! Неужели это надо ещё раз объяснять? А.Т.»
Бедная моя мамочка! Значит, во время моей болезни она ходила к нему! Из-за меня унижалась! Кошмар... А как она узнала адрес? Ах, да!.. В дневнике лежало его письмо с обратным адресом. Он его отправил в день своего отплытия, просил написать ответ, чтобы, возвратившись из похода, сразу его прочитать и как бы встретиться со мной.
Весь урок я тщательно рву записку на мелкие кусочки. На учебнике уже приличная горка обрывков. Всё мучаюсь над вопросом, как Зойка узнала о фотографии? Обернулась и наткнулась на её настороженный взгляд. Ах!.. Она же сидит прямо за мной, только наискосок в другом ряду!.. Вот в чём дело! Она же видит всё, что я делаю! И, конечно, видела, как я разглядывала фотографию на занятиях! Значит она, точно она, украла её!..
Звонок на перемену. Я подхожу с учебником к её месту и вытряхиваю все обрывки на её стол. Они красиво, как снежинки осыпают стол и пол.
- Ты что делаешь?! - кричат, увидевшие это, девочки. - Не знаешь, где урна?! Смотри, сколько насорила! Убирай теперь!
- Подлость свою грязь сама подберёт, - отвечаю я, глядя на побелевшую Зойку. - Подлость любит чистенькой казаться.
- Кто это тут подлый?! - задиристо выкрикнула Илга.
Ответ дала Зойка. Бледная и испуганная она молча сгребла ошмётки записки на лист бумаги, выбросила всё в урну и даже подмела пол.
Боль потихоньку уходит. Много занимаюсь музыкой. Жаль всё-таки, что бросила музыкальную школу. Детские песенки мне обрыдли, а самостоятельно разучить что-нибудь серьёзное не получается. Плохо читаю с листа, не хватает настойчивости и «палки» педагога.
После Нового года девчонки в училище начинают обсуждать будущее распределение на работу. В группе из двадцати человек - рижанок только шесть, но другие тоже хотят остаться в Риге. А на всех мест в Риге явно не хватит, и нас, рижанок, начинают тихо ненавидеть. Мы, дескать, блатные, мы дадим взятку за хорошее место в Риге и т.д. и т.п. Противно слушать это «шипение».
Вот уже и настоящая весна. Звенит в воздухе капель, цветочные лотки пахнут первыми подснежниками, а в душе по-прежнему пустота и уныние.
Однажды, мама с заговорщицким видом просит меня вслух прочитать объявление в газете. Читаю... Объявляется конкурс на замещение вакантных должностей актёров в русскую труппу ТЮЗа. Начало приёма документов через неделю, а сам конкурс через месяц. Кто будет допущен к конкурсу, объявят каждому индивидуально. Зачисление в штат, принятых в труппу, с начала следующего сезона... Что?!.. Не верю я своим глазам.
- Что такое «замещение вакантных должностей актёров»? - уточняю у мамы, хотя интуитивно всё поняла, но боюсь спугнуть радость.
- Это набор новых актёров в труппу театра, - радостно объясняет мне мама. - Ты же хотела стать актрисой? Ты ещё не передумала?.. - Я мотаю головой, потому что от неожиданности потеряла куда-то все слова, а мама продолжает, - так рискни... Попробуй победить на конкурсе... Главный режиссёр ТЮЗа Павел Хомский тебя знает и, как говорят, о тебе хорошо отзывается. Может быть, возьмёт к себе в театр?..
Куда девались полугодовые горечь и уныние! Захотелось сразу же куда-то бежать, что-то делать... «Сейчас начало апреля...», - лихорадочно думаю я, - « конкурс в мае..., работа с августа... Ах!..», - в ужасе останавливаю себя.
- Мама! - обречённо шепчу я, - ничего не получится... Училище не отпустит. Ведь я обязана буду с июля отработать в детском саду три года по распределению!
- Не волнуйся... Если победишь в конкурсе, то училище я беру на себя. Главное, сейчас никому там ничего не говори, - и, ворча себе под нос, мама добавила, - «распределение»..., «обязана»... Есть ещё и свободное распределение. Пусть попробуют не дать!
Да!.. Если уж мама пойдёт в бой, победа будет за ней. Я это хорошо знаю! Но я знаю и то, что многие актёрские навыки потеряла. Ведь последний мой спектакль был в середине десятого класса. Больше в детский театр я не ходила. Скучно было там с новым руководителем, да и спектакль получился какой-то серый, не праздничный. Может быть, попросить педагога студии немного поработать со мной? Мама, будто прочитав мои мысли, говорит:
- Завтра вечером будут занятия во дворце. Я говорила уже с педагогом, он тебя ждёт и будет рад твоему возвращению.
Но работать над подготовкой к конкурсу не пришлось. Когда приняли мои документы, то сказали, что смотреть меня не будут, т.к. хорошо знают мои возможности по детскому театру и скорей всего, хоть я и единственная не профессионал из конкурсантов, я буду зачислена в штат сразу.
И вот, в середине мая, в самый разгар государственных экзаменов в училище, папа приносит домой газету, в которой опубликован список новых актёров ТЮЗа. В списке - моя фамилия! Самая заветная моя мечта сбылась! Что ещё надо для счастья?!
Остальные экзамены сдаю, как во сне, и все на «отлично». Дипломная работа написана с таким вдохновением, что придуманные мною новые дидактические игры для детей, взяты в учебные планы нашими педагогами. Как прекрасна жизнь!.. Жизнь...
У жизни свои поправки... Через неделю после публикации в газете мама меня ошарашивает новостью. Ей позвонили из театра и, извинившись, сказали, что меня в театр не берут, т.к. я полновата для травести, а возьмут Бастину.
Бастина тоже ходила к нам в студию, но ничем особенным не выделялась. Играла всегда роли маленькие, типа «кушать подано», да, и пропускала часто занятия. А среди конкурсантов её фамилии вообще не было. Но, что самое смешное, она была такая же толстуха, как я! Видя мой немой вопрос и недоумение, мама сказала:
- Не расстраивайся, доченька... Бастина - дочка министра культуры, значит она им нужнее. Ничего, поработаешь музыкальным работником в детском саду годик, они за это время увидят, что Бастина как актриса - пустое место, я ещё поговорю с ними, может быть, через сезон и тебя возьмут.
«Через сезон?! Да ещё унижаться перед ними?! Ну, уж нет... - в ярости, молча, рву газету со списком новых актёров театра. - Как там у Грибоедова?.. В глушь! В Саратов!»
На следующий день, ничего не говоря маме, я отказалась от распределения в Риге и попросилась в провинцию. Мне дали на выбор несколько названий городков и посёлков, которые я впервые слышала. Я выбрала название, как плевок, - Плявиняс. От Риги четыре часа езды и не на электричке, а пассажирским поездом. Подальше, подальше от этого гнусного мира, от бесчестных правил жизни!
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/02/27/2002