Свинцовое полотно неба с рваными пластырями облаков мутнело над моим черепом.
Эта копилка скорби покоилась на округлых, эполетообразных плечах, кожа которых еще помнила прикосновения ее щедрых губ и рафинадных зубов.
Змеистая многосложность влажных размашистых поцелуев.....
Многослойная страсть нежных уксусных укусов.....
Существа, от которых мы с наслаждением приняли бы смерть, нас, увы, не убивают.
Они лишь предают нас.
И это гораздо хуже.
Светлая голова моя, как чан, наполненный отравой, денно и нощно коптила отчаянием.
Мозг страдающий от инвазии однообразных мыслей, копошащихся в нем гельминтно и вязко, утратил способность мыслить логически.
И ноги несли всё это великолепие в тишину некрополя маленького городка-неудачника.
Голова, как тара с отчаянием.
Мозг, как подгнивший орех в скорлупе черепа.
Отчаяние, как внутреннее сияние, как одинокая лампочка в огромном брошенном цехе сталелитейного завода.
Мысли, как опарыши, которых ты пытаешься насадить на крючок удочки, но каждый раз пьяно прокалываешь пальцы.
Ноги, как единственная разумная часть тела, но такая теплая от избытка глупой мышечной радости, что хочется испанских для нее сапог.
Всё это шло по кладбищу, петляя между оградами старых могил.
Брело столь же бесцельно, как и жило.
И это нечто откликалось на мужское имя и продолжало пока что оставаться мною.
Когда-то давно я нечаянно выбрал эту плоть, бывшую тогда еще такой беззащитно-незрелой.
Хотел вселиться в этот альбуминовый корабль, чтобы заплывать в другие существа и устраивать в них фейерверки.
Мы ведь изначально за этим сюда и стремимся, высовывая нос из тьмы космоса.
Но приходится заниматься нелепостью - зарабатывать деньги.
Принимаем правила и....забываем о главной цели прибытия.
А я искал одну-единственную гавань, одно-единственное существо.
Существо находиться не спешило.
Но будучи найденным, почти меня убило.
И это "почти" обиднее всего....
Себя убивать стыдно, вот и перекладываешь эту задачу на других.
Однако эти другие такие неумехи....
Только и могут, что пытать, неумело вырывая куски парного мяса из твоего "Я".
Заглядывают в глаза с хирургической любознательностью, наивно полагая, что в своем страдании ты сейчас настолько обнажен и неповторимо гол, что даже срам души просвечивает сквозь боль и.... готов свеситься в их раскрытые сладострастием любопытства рты.
Но то, что вывернуто в тебе наизнанку и стонет, лишь защитная оболочка для контейнера, в котором тихо дремлет смеющееся во сне дитя твоего духа.
Сердце - только мышца.
Тайна - внутри его пустоты, а не в желудочках и предсердии.
Подлинная энигма - вне всякой анатомии и недосягаема для скальпеля.
Ха! Что я вижу?!
Развороченный памятник и разграбленная могила на моем пути!
Символ или отражение моей разрытой лопатами усыпальницы, которую я таскаю за собою по улицам?
Подтаскиваю своё тело ближе и вижу поверх земляной насыпи и накренившегося набок тяжелого памятника, останки того, что некогда было человеком.
Крестец, так похожий на огромную бабочку, ржаво коричневеет на влажно-сером настиле чернозема.
В самом деле, откуда эти коричневатые тона на желтоватой фактуре кости?
Поднимаю отполированный старательным червем фрагмент скелета, и надеваю на мизинец правой руки.
Огромный перстень, бывший некогда частью чьего-то зада, надет на мой мизинец через естественную дыру в кости - так называемое "заднее крестцовое отверстие".
Почти смешно.
Костяная бабочка сидит на моей ладони.
Отчего же ты не взлетаешь ввысь одинокая бабочка-покойник?
Конечно, ты не дохлая чеховско-мхатовская чайка, но тоже трупно-романтическая.
Отчего мертвецы не летают?
Отчего они не летают, тупицы, как птицы?
Улыбаюсь этим мыслям.
И поднимаю глаза к небу.
Небо, по-мужски скупо, роняет мне на лоб прохладную каплю своей влаги.
Не верю.
Просто у тебя, Небо, сейчас - Осень.
Не пытайтесь выдать за слёзо-кровотечение свой сезонно-овуляционный цикл, Небеса.
Мне становится всё веселее.
Ложь Бога во сто крат смешнее, чем обман мелких чертей, метящих к нам в сораспятцы.
Сличив фамилию погребенного с данными на выполненном в мраморе соседнем монументе, обнаруживаю, что благородный профиль небольшого бюста принадлежит, судя по всему, его жене, покинувшей данный мир спустя два года после смерти мужа.
Всматриваюсь в слепой камень серых глаз рельефной скульптуры.
Подношу к заплесневелому мрамору ее лица бабочку крестца ее супруга.
Видит ли она с того света происходящее?
Целовала ли она эту его энтомологичность при жизни, или сдерживала свою чувственность, примеривая намордник морали?
Иногда грязь морали и скотская боязнь гнева вымышленного существа, лишает наших возлюбленных тех радостей, которые могло бы подарить им наше безбожие.
Будьте "развратными" с вашими возлюбленными, не позволяйте коррозии святости растлить вашу невинную "животность", двуногие!
А может она его не любила?
Или любила, но не его?
Ну, как бы то ни было, а его сократившийся до одной кости зад сейчас у нее перед лицом.
Хотя.....перед каким еще лицом....лица-то уж давно и нет.
Пара соседствует уже здесь 122 года, если верить датам на их памятниках.
И это посмертное сожительство гораздо солиднее по временной протяженности, чем их брак.
Что искали мародеры во тьме его могилы?
Вынесли на поверхность земляного моря его кости, а я случайно уткнулся в них взглядом и примерил к своему безумию.
Гамлет вертел в руках голову почившего шута, а я играю с задницей мертвого дипломата, вопрошая : " Любить или прибить?"
Ковыряя взором землю, замечаю нечто металлическое.
Поднимаю явно золотое кольцо с замазанным глиной грязи рубином.
Очищаю ногтем.
Пальцы паркинсонически дрожат.
Нет, отвращение ни при чем.
Пусть я сейчас не вполне вменяем, но я тысячекратно прав в своем сумасшествии и стараюсь быть максимально последовательным даже в аритмии параноида.
Делаю небольшую ямку на ее могиле и закапываю руками кольцо, которое она когда-то одевала на его палец.
Береги его, детка!
Вдавливаю в листву у подножия ее памятника и его злополучный крестец.
Небо бесстыдно мочится дождем, потрясая над землей набухшей периной сизой тучи.
Но во мне странно теплеет всё изнутри.
Я вдруг почти прощаю Бога.
Прощаю этого вымышленного заоблачного седого полупедераста, настоятельно требующего любви к себе.
Извиняю, в общем-то, случайную женщину, за то, что так неосторожно разделся при ней душой и ее острые коготки оцарапали мой перикард.
Благо, мой карнавальный эксгибиционизм остался незамеченным из-за ее врожденной слепоты.
Выхожу с кладбища и мою руки в первой же тротуарной луже, улыбаясь осуждающему взгляду прохожей.
Она смущается, проходит несколько шагов и, оглядываясь на меня с косульим испугом в зрачках, убыстряет шаг.
А я вижу в луже наглое отражение своей счастливой улыбки.
Вся горькая прелесть существования вдруг осознается в своей последней наготе и.... входит в меня, пронзая радостью насквозь.
Нам, сынам Каина, известны такие оттенки и грани счастья, для распознавания и осознания которых у всего Авелева семени не предусмотрено ни соответствующих вкусовых рецепторов, ни нервных окончаний.
26.02.2011г.
http://www.youtube.com/watch?v=zVZORP5fF1g&feature=related