Колхозное собрание. Отрывок из романа Ларион

Геннадий Захаров
     Март и первая половина апреля 1939 года простояли на редкость холодными. Крутые утренники настолько сковывали накатанные дороги и тропинки, что робко наступающей весне не хватало сил их как то потревожить. Со стороны кузницы все реже доносился мелодичный перезвон ловких ударов кузнечных молотков, что являлось явным признаком  завершения подготовки сельхозинвентаря к весенней посевной. В колхозных кладовых, затаренные в добротные мешки, семена яровых культур с нетерпением дожидались времени, когда они попадут в теплую землю, чтобы порадовать глаз своего хозяина дружными всходами. «Поздняя весна не обманет» – утверждали старики.
     В середине апреля резко нахлынувшее тепло показало, что весна ужу безвозвратно, вступила в свои права. Колхоз «За Советы» к весенне-полевым работам был готов, оставалось планы проведения весенней посевной обсудить и утвердить на общем колхозном собрании.               

     В просторное помещение сельского клуба к началу собрания дружно подходили члены колхоза. На передних шести-семи рядах  длинных скамеек размещались бабы. Мужики старались занимать места подальше от сцены, поближе к настежь открытой двери, чтобы во время собрания можно было выйти на крылечко, покурить, вдохнуть глоток свежего весеннего воздуха.
     В клубе мужикам курить запрещалось.

     На сцене за небольшим столиком размещались, зорко наблюдая за наполняющимся залом, председатель сельсовета Петров Иван Иванович и Николай Сергеевич Орлов – председатель колхоза, по кличке Орел.

   Дождавшись, когда зал наполнился до отказа, Иван Иванович гордо встал, потребовав всем успокоиться, замолчать. Дождавшись тишины, он внес предложение избрать секретарем собрания Семенова Кондрата, у которого прОтокол получается лучше, чем у всех других.

     Кондрат-потеха (так за неиссякаемый юмор прозвали его односельчане), предвидя подобное, пришел на собрание с забинтованной правой рукой, заявил, что сегодня не может писать по причине легкого ранения правой руки при работе в кузнице.

   – Тогда секретарем собрания изберем Анисимову Матрену – колхозного счетовода, – заявил председатель, добавив, – а ты, Кондрат, садись на первый ряд и будешь подсказывать Матрене, как написать, чтобы документ грамотным получился.

     Кондрату пришлось подчиниться. Он неохотно перебрался на первый ряд, присаживаясь, довольно напористо уплотнил сидевших на скамейке женщин, с присущим ему юмором, проворчал:
   – Двигайся, Машка! Ишь, какие бока отъела на колхозных харчах. Лет десяток назад, до колхозов, была ничуть не толще полевого стебелька.

     Бабы не сговариваясь, набросились на Кондрата с возмущениями, но тот их быстро остановил:
   – Цыц, щебетухи! Я сюда сажусь не просто так, а по важному Государственному делу!

     На собрании бурно обсуждались вопросы размещения «ярового клина», согласно доведенному районом заданию. Площади и под зерновые, и под картошку, и под лен-долгунец подобрали, утвердили пастухов и пахарей. Все это строго, под диктовку Кондрата, Матрена записывала в прОтокол.

     Все намеченные вопросы были обсуждены, и программа весенне-полевых работ утвердилась открытым общим голосованием. Мужички уже зашуршали бумажками, стали вытаскивать из карманов кисеты с душистым табачком и принялись скручивать цигарки. Некоторые уже направились к выходу, когда председатель колхоза, как будто что-то вспомнив, объявил:
   – Нам требуется обсудить еще один серьезный вопрос. К собранию колхоза обратился с заявлением председатель соседнего колхоза «Ударник» Петька Герасимов. Он и в этом году просит дать ему десять телег навоза.

   – В прОтокол это писать? – уточнила Матрена.
   – Обязательно! – подтвердил председатель.
   – А как?
     И Матрена, и председатель взглянули на Кондрата. Тот не раздумывая, продиктовал:
   – Соседний колхоз просит навоз.

     В зале загалдели, закричали, что в прошлом году Петька тоже десять телег просил, а вывез никак не менее сотни… Кричали, что он районному начальству хвалился, как нас обманул. Кричали, чтобы Петька им прошлогодний навоз вернул, как обещал.

     Председатель, послушав мнение колхозников, громко выкрикнул:
   – Дадим?
   – Дудки им! – донесся чей-то голос из зала.
   – Сами съедим! –  в унисон тому, громко прокричал Кондрат.

     В зале и смех, и шум поднялись невообразимые. Председатель во всю мощь закричал:
   – Голосуем. Кто за то, чтобы не давать?

      Под шум присутствующих, председатель окинул взглядом зал, снова прокричал:
   – Почти единогласно! Значит, не дадим! Варвара-Митиха, а ты чего не голосуешь?

     Варвара пока щебетала с соседкой о своих делах, не поняла, о чем ведется разговор на собрании, уточнила:
   – Я, грешным делом не поняла, чего не дадим?

   – Мужикам своим во время посевной! – прокричал, надрываясь от смеха, Петруха Анисимов.

     Зал превратился в оглушающий гром хохочущих баб и мужиков. Варвара, поразмыслив, во всю мощь своего визгливого голоса запричитала:
   – Это как же так? Это я своему, можно сказать, родному мужику и дать не смогу? Он и так, почитай через день к Дуньке бегает…

     Ее фраза только «подлила масла в огонь». И зал, и оба председателя, схватившись за животы до слез заливались смехом…

     Вдоволь насмеявшись, зал постепенно стал утихать. Матрена – секретарь собрания, внимательно перечитывая написанное ею в прОтоколе, уточнила:
   – Так съедим, или не съедим?  Со слов Кондрата я написала, что сами съедим.

     В зале снова поднялся невообразимый смех, а председатель гордо заключил:
   – Это не важно, съедим, или не съедим. Главное – Петьке Герасимову не дадим! Так, Матрена и запиши!