Глубокой ночью с 18 на 19 января 1937 года, когда столица нашей великой Родины Москва была погружена в глубокий и безмятежный сон, лишь одно окно светилось теплым желтым светом. Это было окно кабинета вечно бодрствующего Отца Народов. Не то, чтобы он страдал бессонницей, — заботы о нуждах простого народа не давали ему уснуть. В данный момент Сталин проводил совещание.
За длинным, покрытым зеленым сукном, столом сидели подчиненные соратники. Сам же хозяин кабинета в френче полувоенного покроя и мягких сапогах из хромовой кожи прохаживался по красной ковровой дорожке, зорко поглядывая на внимающих людей. Левая, усохшая, как куриная лапка, рука была по обычаю согнута в локте и плотно прижата к боку. В кулаке правой была зажата любимая трубка, которой руководитель первой в мире социалистической державы периодически взмахивал, расставляя акценты в своей речи.
— … Далее. Если кто-то из вас забыл, хачу напомнит. Через два дня всю нашу страну постигнет скорбная дата. Через два дня исполнится чертова дюжина лет, как нэ стало нашего дорогого и горячо любимого вождя и учителя, Владимира Илича Ленина. И нэ важно, что прошло уже столко лет, памят о нем живет в наших сэрцах. Паэтому послэзавтра необходимо по всей стране провэсти траурные митинги с минутой молчания. Очэн жаль, что дарагого вождя нет сейчас среди нас. Нам всем его нэ хватает.
— Да, да, да… — закивали головой все.
И только наивный, но осторожный Всесоюзный Староста что-то зашептал на ухо наркому связи, бывшему наркому внутренних дел, Ягоде, вопросительно вздернув брови.
— Тут вот Михаил Иванович интересуется, — ябедно поднял руку бывший нарком НКВД, — где были бы Вы, Иосиф Виссарионович, будь Ленин сейчас жив? В Отцах Народа поди и не числились?
— Отэць нэ отэць, разве это имеет принципиальное значение? Ви нэдооцениваете товарища Сталина, — Коба раскрошил три папиросы «Герцеговина Флор», набил табаком пустую трубку, примял его пальцем и поднес горящую спичку. Попыхтев, раскурил, выпустил клуб душистого дыма и продолжил. — Мы тоже думали над такой возможностью. Проблема решается очень просто. Мы приказали бы расстрелять товарища Ленина. Как врага народа и немецкого шпиона.
И Сталин рассмеялся над собственной шуткой смехом прожженного интригана.