Я сижу в обшарпанном баре где-то на окраине Парижа, вокруг ни души, и вскоре, вероятно, меня выгонят отсюда взашей, но я не отчаиваюсь, ведь в округе много других, куда можно будет завалиться уже в стельку пьяным, с полуразрушенным мозгом, с пробитым сознанием. Оттуда меня тоже выгонят, и тогда придется шататься по улицам, пока не собьет какой-нибудь экипаж. Я пью абсент; он такой горький, что тянет вырвать, но я все равно проглатываю эту чертову жидкость, потому что только она помогает забыться, помогает лучше пива, вина, водки, лучше всего на свете, благослови ее Господь...
Передо мной на столе сидит Зеленая Фея. Она здорово надоела мне; нет бы слетать к кому другому, так она сидит, и сидит, и сидит передо мной, и смеется, как будто сама не урод. А она тот еще урод, уродлива, как мамаша дьявола, да еще и совершенно голая. Ноги ее растворяются в воздухе, почему? Где она потеряла свои ноги?
- Где ты потеряла ноги, дура? – спрашиваю тихо, чтобы лакей не услышал: я подозреваю, что он не видит Фею, старый подслеповатый дурак. Она смеется своим дурным смехом, словно желая разозлить меня, и отвечает беспечно:
- Слишком много бегала, дорогой мой. Слишком много бегала. Радуйся, теперь я всегда с тобой. Разве плохо?
- Ты меня достала, - ворчу я и тянусь за бокалом.
- Если я уйду, тебя и развлекать никто не станет. Тебе не будет одиноко?
- А чего ты так обо мне беспокоишься?
Она мельтешит передо мной, снова заливается смехом, болтает обрубками ног и хохочет, как безумная.
- Кто из нас безумный? – спрашивает она. Черт, да она читает мои мысли. Плохо дело.
- Ты, кто же еще. Не я ведь голый сижу на столе.
- Я такая, какой ты хочешь меня видеть.
- Да, конечно. Если бы ты была такой, какой я хотел бы видеть тебя, была бы красоткой.
- А чем я плоха? – оскорбленная Фея начинает прихорашиваться. Не утруждайся, чертовка, это тебе не поможет. – Конечно, я не так молода, но...
- Да тебе тысяча лет, - я смеюсь, смех у меня хриплый, и это пугает. Я замолкаю, а она придвигается ко мне и смотрит в глаза.
- А тебе сколько лет? – шепчет она.
Напрягаю память, но не могу вспомнить.
- Как тебя зовут? Кто ты такой?
Отмахиваюсь от нее.
– Достала с вопросами. Задай что-нибудь полегче.
Она закатывает глаза.
- Да ты непроходимый дурак. Ты знаешь, сколько тут уже сидишь?
Оглядываюсь на часы. Странно, их там нет. Совсем недавно висели там! Кто успел их убрать?
- Ладно, отвечу за тебя, - вздыхает Фея. – Ты здесь уже два с половиной часа, и скоро лакей вытурит тебя отсюда. Деньги у тебя при себе?
Какие деньги? Последние деньги я оставил в казино... Нет, казино было раньше, а потом была жена, крики, она швырнула в меня стул, не попала, потом опять начала кричать, а потом снова стала швыряться; я уворачивался, пытался выбежать из нашей крохотной комнатушки в том скверном доме, где все время воняет зубным порошком и крысами, но она постоянно преграждала мне путь... А потом подбежала ко мне и стала колотить что есть силы, а я оттолкнул ее... И, кажется, она ударилась головой об угол... Потекла кровь, и...
- Ты что, убил свою жену? И сидишь здесь? Тебе не кажется, что полиция скоро тебя поймает? А? – Фея прищуривается, потом хватается за горло, изображая умирающую, и начинает хохотать.
Я убийца. Я чертов убийца, и я просидел в этом баре два часа! Что делать? Я ничего не могу... Мой мозг не работает, Фея мешает думать, я снова все забываю и цепляюсь за последние мысли...
Я вижу, что ко мне приближается лакей. Что ему нужно? Деньги? Может, он увидел мою фотографию в газете? Нет, все не могло произойти настолько быстро... Конечно, ему нужны деньги... Но у меня их нет...
Фея хохочет, запрокидывая голову назад. Хоть бы она заткнулась, хоть на минуту заткнулась! Но она все смеется, смеется над моим горем, над моим бессилием...
Лакей приближается...
Я встаю...
У меня нет денег.