Спасибо Вальтеру за байку, а Медяннику за песню...
Котя Полуянов «поцеловал» дверь, тетрадный листок траурно кричал: «9 сентября булочная работает до 17.00». Томка убьет. Котя услышал: «Говорила, выходи, говорила?» - глас ада. Котя скомкал пакет, глаза забегали по окнам. Может, остался кто? Попросить – откроют. Переплатить, в конце концов. Руку нащупала мятые «десятки», россыпь монеток - Ротшильд деревенский. Дома варится борщ, Томка рубит капусту, гундося под нос. Старенький ситцевый халатик запахнут кое-как, по-домашнему топорщится бюстгальтер, ножик о доску: тум-тум, тум-тум, тум-тум. Духарит бульон…. Котя представил - нож в сторону, ладошки трутся о фартук.
- Что? – молния из-под бровей. В пакете пусто, и писить хочется…. Котя сглотнул, судорожно двинув кадыком. Под взглядом воображаемой Томки, ссутулился до размеров карлика. Неухоженные усы встопорщились, сделав похожим на тюленя. Жутко. Котя подтянул треники едва не до груди. Робко потряс дверь, заглянул в окошко. Темно. В углу рамы мигнул красный глазок.
- Але, есть кто-нибудь? Извините… - сердце заколотилось, Котя шумно выдохнул, собравшись с духом, собрал пальцы в кулак. – Мне хлеба, можно? – неуверенно стукнул по стеклу….
Рев сигнализации опрокинул, Котя с ужасом ощутил – ноги обожгло. На штанах стремительно выросло мокрое пятно. Котя отпрянул. Ой, что это?! Едут?! Уже?! – Далеко рычал УАЗик – не перепутаешь. Воображение нарисовало «бобон», нары и «парашу». В тумане таяли страшные соседи – они непременно желали тощих ягодиц. Ма-ма!!! Котя затравленно оглянулся. Собака метит бордюр, востроглазая старушка любопытно щурится. Он невольно взвизгнул - писк утонул в реве сирены – и бросился наутек, не разбирая дороги. Мелькнули кеды, но, можно поспорить, старость размер запомнила….
***
В скверике было пакостно: под тополями грязь, в траве – бутылки, сигареты и гандоны. Говнище шибало в нос. Штанцы почти высохли, но в кедах хлюпало.
- У-у, - взвыл Котя.
- Чирик, - воробьи хором наклонили головы.
- У-у, - пальцы впились в мягкую кору. – У-у!!!
Кроны деревьев зашуршали, желтые листочки закружились вокруг него. Ветер сбросил смрад, Котя жадно вздохнул ртом. Сердце притормозило. Пронесло…. Из глубины Томка погрозила пальцем. Котя всхлипнул, утер пот. На лавке, метрах в тридцати, восседала молодежь: две «соски» в окружении чернявых парней – пиво «в круг» и матерный фольклор. Дамы ржали в унисон, картинно закинув головы. Котя расправил плечи, усы встопорщились.
- И вас по кругу, - позлорадствовал он, поиграл мелочью в кармане. Перегидрольная блондинка, покосилась в его сторону. Накрашенный рот скривился.
- Ой, онанист! - Носастый отвлекся от голого бедра, запоздало обратил внимание.
- Слышь, пошел нах! – гортанно скомандовал он. Собутыльники повернулись. Котя сквозанул за дерево и, пока не началось, пошлепал в обратном направлении. Было обидно, хотелось запинать до полусмерти…. Шлюха!
Теперь Котя предусмотрительно обходил лавочки. Здесь целуются, там пьют. Вот троица мамаш трясет в колясках чадушек. Одна, в складках - как гусеница - облизывает мороженное. Котя шепнул.
- Животное….
Сквер кончился, Котя перешагнул через оградку. Дорога пустовала, на автобусной остановке скучают люди: два мужика и баба. С закатом похолодало. Котя скривился - от треников пованивало. Вернуться б, переодеться…. Томка взорвет башку. Он дернул плечами. Надо ехать - на хлебозаводе магазин круглосуточный. Спина ощутила пронзительные взгляды. Разглядывают. Каждый придумал прозвище. Котя ссутулился. Он вырастил усы для мужественности, но гусарства не получилось – смешно висели паклей. Томка сначала фыркала, затем смирилась. Он и сам понимал - смешон, но решимости побриться не набрался. Сейчас, под холодок, они ловили с носа прозрачные капли.
Остановка зашевелились, Котя подслеповато выглянул из-за навеса. Автобус. ПАЗик подвалил с перегазовкой, гильотиной грохнули двери. Народ суетливо полез в салон. Котя приготовился прошмыгнуть.
- Подождите! – взвизгнул девичий голос. Котя отпрянул. Размалеванная пэтэушница, обогнав кавалера, повисла на поручне. – Ну-у, Руслан! – Смазливый хлыщ в спортивном костюме съел Котю взглядом.
- Здесь я! – они с хохотом ввалились. Котя просочился тенью.
В конце салона было пусто. Рифленое покрытие в шелухе, оргстекло толстое, процарапанное до матовости, назад убегают размытые силуэты и вспышки фонарей. Смердит подозрительное пятно под кронштейном. Котя отпрянул на другой борт, вцепился в вертикальный поручень. Тряхнуло. Водитель лихо обошел яму, понося власти. Коробка передач с хрустом попала в шестерни, ПАЗик надорвался, штурмуя горку. Котя чуть не упал.
- Не дрова…. – робко вякнул он. Даже соседи не услышали. Автобус перевалил кручу, весело покатился вниз, из форточки ударила струя свежего воздуха. Запах тополей, бархатной осени. Зашевелились усы, редкие волосики на залысинах. Котя нашел «пэтэушницу». Пара взахлеб целовалась. Руслан навис коршуном - ручонки под джинсовой курточкой, мацают «нулевой размер». Котя честно отвернулся, на сетчатке отпечаталось, как «стрелка» бежит по капрону под юбку, в тень. Вдруг Котя ужаснулся – в штанах набухло, резко – чуть не взвыл. Поймал насмешливый взгляд, глазки щекастой тетки заискрились: «Охота, касатик?». Он прижался к ледяному поручню, кусая усы.
- «Хлебозавод»! – объявил водитель. Котя дернулся, уцепился «срамом». Идти в таком виде – ни за что! Водитель механически уточнил. – Никого? Па-аехали…. – Автобус запрыгал по колдобинам. Котя с паникой проводил огни проходной – тем ближе Томка-кровопийца. Стало страшно, мурашки столпились под майкой. Пропал…. Ой, головой с моста? Ничего, добегу…. Не вышло – пара измывалась три остановки, хлопали двери, автобус терял пассажиров. Котя делался мрачнее. Эрекция не исчезала – всегда бы так. Наконец, объятия расцепились. Пэтэушница посмотрела сквозь Котю - глаза масляные. Поднялась на трясущихся ногах. Руслан по-хозяйски подцепил ее и выволок вон. Все… Котя покосился вниз – не угадал. Щекастая поддержала кивком: «Не все!». О, Господи!
- Следующая «Вокзал», - «обрадовал» водитель. В зеркале заднего вида – суровый взгляд. – Потом в парк.
- Как в парк?! – вспыхнул Котя.
- День у меня короткий, - добродушно отозвался водитель.
- Безобразие! – взвизгнул Котя.
«Вот где безобразие» - щекастая ухмыльнулась. Котя внутренне взвыл. На пустом сидении - вмятины от ягодиц, в глазах – «стрелка», тень. Черт! Поникший член стал каменным. Хана. Представилось - пионерский голос рвет тишину: «Ой, мама, онанист!!!». Серый сержант постукивает дубинкой по ладони: «Пошли, голуба, охолодим….». Только не вокзал!
- Вокзал! - приговорил водитель. – Выходим. Готовьте мелочь….
- Мущина? – объявилась щекастая. – Вы слышали?
Котя обернулся.
- А? Что?
- Конечная, - получилось двусмысленно - щеки порозовели. Она торопливо поправилась. - Остановка конечная.
- Да-да, - засуетился Котя. – Спасибо…. - Бочком-бочком побрел на выход.
***
Вокзал шумел - пришел экспресс. Встречающие, пассажиры. Таксисты перекрыли виадук плотной цепью. У чебуречной скучает наряд милиции. «Жигулята» завистливо горят фарами на блатную парковку. Вальяжные горцы попирают Крузаки и Патролы. Котя вперился в асфальт, прошмыгнул мимо чебуречной, серые мундиры чавканья не прекратили - заржали громче за стаканами портвейна. «Бомбилы» брезгливо отпрянули.
- Простите, - промямлил Котя. – Извините.
- В центр, что-ли? – понадеялся один.
- На хлебозавод, - ответил Котя, но вмиг остудил. – Я на автобусе.
- Ну, топай, землячок, - таксист цыкнул под ноги. – Если денег нет.
Котя жарко встопорщил усы – руки в карманах, спина на мгновенье распрямилась.
- Чего? – изумился таксист. Котя хамить не рискнул, пальцы перебрали мелочь.
- Ничего, - пискнул он. – На автобус опоздаю.
- В морг не опоздай, - хохотнул таксист. – Там до семи.
Котя проглотил шутку, заструился между машин.
- Твари барыжные, - прошипел он с почтительного расстояния. – Ненавижу барыг. – Почему простой инженер должен ненавидеть барыг, Котя не разумел. Но выходило по-мужски хлестко. Он мстительно уставился на кожаные спины. Раздул ноздри, собирая слюну.
В урну не получилось – харчок пополз по крылу автомобиля. Котя испуганно огляделся. Вроде никого. Страх выпустил бесенка: «Ну, как мы им?!». Котя победно пнул колесо.
- Твари, мля, - прошипел он неинтеллигентно. – Наплодилось….
Сколько раз давал зарок, не выскакивай из роли! Ползаешь червем – не скалься. Сожрут. И ребра - не волосы. Не отрастают. К сердцу в пятках привыкнуть невозможно. Холод в темечке и мозг с горошинку. Сиденье в жигуленке приподнялось, на фоне лобового стекла – огромный силуэт. Котя невольно сыканул – откуда берется? – дернулся бежать. Но в затылок уперлись железная рука. Башка качнулась.
- Куда, емланище?! – пророкотало над ухом. Котя с ужасом наблюдал – открылась дверь, из машины выбрался коренастый дядька с поломанными ушами. Ладошки-весла хорошего не обещали. Шофер изучил плевок, посмотрел на Котю.
- И на…? – поинтересовался он искренне. Котя заморгал, надеясь на ментов. «Мундиры» прикрылись козырьками, старшой разлил портвешок: «Разберетесь – чай, мужики». Отнюдь, Котя себя таковым не считал. Бедствующим интеллигентом – точно. Их мужики с удовольствием лупят. Водитель перевел вопрос. – Зачем это…? – палец-сарделька ткнул в грудь. Котя всхлипнул, получил в затылок - глаза чуть не упали на асфальт. Но успел заметить – дядька сжимает кулак….
Сказать по правде, Котю особо не лупили. Вертелся, избегал. Здесь осознал – пришел дебют. Оскорблениями не обойдется. Мужик скомкал пятерней футболку, глянул влево-вправо. Прозрачные глаза заглянули глубоко-глубоко, где Котя не бывал. Если раньше писался…. Мужчина сморщился, отворотил лицо.
- Фу ты, бздун, - процедил он сквозь зубы.
- Я… не нарочно, - проблеял Котя.
- Обосрался, что ли?
Котя прислушался.
- Нет вроде….
Водитель не сдержался – улыбнулся. Но, слава Богу, отпустил. Добродушно буркнул.
- Чудо, зачем? – кивок в сторону машины. Котя затрепетал, захотелось ползать.
- Я нечаянно…. В урну….
- Не попал, что ли? – понял мужик.
- Не беспокойтесь – я уберу! – Котя бросился к машине, потер крыло.
- Рукой…. – простонал мужчина. – Тряпка есть.
- Моя же, - смутился Котя. – Свое не…. – он обернулся…. Челюсть упала.
Серега Гребень! Огромный - два метра, в спортивном костюме и характерно - поломанными ушами. Однокурсник почтительно обратился к мужику.
- Михалыч, так это Костик! - Серега покачал головой. – Как тебя, Коха, жизнь раскорячила….
***
Михалыч рулил дергано, часто смотрел в зеркало. Котю подперли амбалы, под стать Гребню, вежливо вполоборота - не продохнуть. Серега выглянул со «штурманского» кресла. В глазах насмешливо заискрилось.
- Нормально, Коха?
- Спасибо.
- Не спасибкай. Ты уж прости – Михалыч на расправу крут. Сам-то тоже…. – Гребень покрутил пальцами.
- Не знаю, как получилось….
- Спортсмены, как дети: убьют – не заметят, - отпустил Михалыч.
- Хи-хи, - прошумел Котя остатками воздуха. Соседи пошевелились, отчего ребра затрещали.
- Пацаны, - Гребень погрозил пальцем. – Не раздавите.
Над ухом прогудело.
- Стараемся.
- Хлебозавод? – напомнил Михалыч.
- Угу, - Котя вытянул шею, высматривая проходную.
- Чего там? – не понял Гребень.
- Хлеб. Свежий, - выдохнул Котя.
- Не лень в такую даль? – удивился Серега. Вдруг воспрянул. – Коха, айда с нами…. Михалыч, возьмем?
- Да, хай с ним. Пусть.
Котя хлопнул ресницами. Цапнул холодок: «Ой, попадет!». Томка рубит капусту дергаными движениями, щепки летят из разделочной доски….
- Спасибо, не могу я, - Котя жалостливо поставил точку - с едва заметной запятой.
- А че так? – удивился Серега.
- Жене обещал….
- Еп, Коха, ты женат!
Котя напыщенно фыркнул. Из зеркала Михалыч уколол глазами – Котя пробурчал сдержаннее.
- Ну….
- Еп, Полундра, не ожидал. Кто тебя? Библиотекарша, наверное….
- Тамара. Куркина.
Серега замер, клацнув зубами.
- Иди ты!
- Правда, - Котя засветился от гордости.
- Удивил, - Серый не поленился, потрепал по голове. – Тем более, давай с нами. Успеешь в свою булочную. С Томкой я потом сам поговорю. Сдадим тебя из рук в руки. Сейчас пацанов в гостиницу определим, и дерябнем по стаканчику за встречу. Хлеба отсыплем – не унесешь! Чего ты, Коха? Время детское. – Он догадался. – Или колотит тебя Куркина? – Лукаво подчеркнул. - Ты ж мужик, Полундра!
- Мужик, - вяло проблеял Котя. Правда есть правда - Томка лупцевала. Но здесь, среди огромных парней, от которых разило тестостероном, признаться было выше его сил. Серега громко объявил.
- Представь, мужики, за ней весь универ бегал. Коха, извини…. Никому не давала! Так и прозвали: «Тамара-Дай». Персик!!! Коха, чем ты ее?!
Котя расправил сутулые плечи.
- Ну, так…. - приготовился наврать.
Михалыч обломал.
- Языком – с такими-то усами! – Машина чуть не лопнула.
Котя сжался, уши заложило от смеха. Зарыться бы в Томкин бюст, пустить слюну. Фиг с ними, с тумаками….
- Куда, молодежь? – Михалыч глянул назад. Серега немо спросил: «Ну?». Котя закусил ус, словно ленту бескозырки и ляпнул скороговоркой – не передумать бы!
- Я с вами.
- Ай, молоток!
Сердце ошалело от невиданной смелости.
- Только, Сережа, недолго. Ладно?
- Заметано, зубрила!
- И хлеба….
Но его не слышали. Люди-горы заговорили про «нельсоны» и «кочергу». Жига пошла быстрее, дыша выхлопом на хлебозавод. Котя знал – пропал. Усы не помогут. Он глянул в зеркало - Александр Македонский. Голос внутри окреп: «Мужик!». Приеду – загну и выдеру! – пообещал Котя. Оттуда хихикнули – не верит. А вот посмотрим….
- Джамиль на Европе «положит» югослава, - поймал Котя значительные слова. Он вальяжно облокотился на соседа и закивал, в плечах заиграли воображаемые бугры.
***
Михалыч не просто рулил - престарелый крепыш мастерски расставил все по местам. Приезжим – по номеру, столовому месту и шашлыку. Огромных парней стало больше, все величали Михалыча не иначе, как «батя». Закуску топили водкой. Кабачок татарина Азата раздулся от веселой суеты. То ли за треники, то ли чего шепнул Серега, Котю сочли за своего. Он раздул грудь, а после пятой рюмки поверил в принадлежность команде. На майке легко вообразился значок КМСа. От непонятных шуток откровенно смеялось. Самец! – радовался про себя Котя. – Мужик! Завтра в зал - повожусь, Михалыч душа человек. Чему-то да научит. Ведь я могу, еще как могу….
- Коха, домой? Куркина не наругает? – некстати нарисовался Гребень. На руке повисла разукрашенная девка. Два часа назад она вальяжно косилась в угол. Прошмандовка.
- Полуянова! – взревел Котя раненым медведем.
- Чего? – протупил Серега.
- Томка – Полуянова! – Котя ударил кулачком между тарелок, вилка, подпрыгнув, звякнула под ноги. – Она не «Дай»!
- Да ладно, - отмахнулся Серега. – Мне тебя отмазывать….
Котя подскочил, из-под усов брызнула слюна.
- Да я!
- Чего? – Серега с интересом глянул на однокурсника, от Коти не ускользнуло – с ехидцей.
- Я знаешь, где ее держу! – взвизгнул он. Да так резко – команда борцов разом поперхнулась. Уши навострились – быть драке? Котя продемонстрировал кулак.
- Вот она где! Сказал – сделает!
- Томка то? – усмехнулся Гребень. – Разваляет на колбасу….
- А это видел?! – кулачок затрясся у самого носа.
- Бешеный какой-то, - фыркнула девица.
- Гребенщиков, уймитесь, - Михалыч сокрушенно покачал головой.
- Нормально все, батя, - пророкотал Серый. – Растрясло пацана….
- Смотри! – Михалыч погрозил рюмкой.
- Ребята, все хорошо? – с упреждением возник хозяин ресторана.
Стол одобрительно загудел, требуя телок и стриптиз. Азат отмахнулся.
- Какое?! Боятся все – ржете, как кони, - и растворился за дверью банкетки. Ему немедленно промыли кости, не забывая чавкать. Девица проворковала.
- Мальчики, а чего без музыки?
- Ну, так сообрази, - отбрыкнулся Серега. – Только пидоров не надо….
- А чего я! – обиделась она.
- Тебе не хватает.
Выручил, как всегда, Михалыч. В руке появились ключи от машины.
- Сема, - попросил он. – Не в напряг, возьми в магнитофоне. Пусть Азатка покрутит.
- Про пароходы и «море тайги», - хохотнул кто-то.
- Цыц, молодежь! – он бросил ключи. – Понравится….
***
Песня раскусила напополам: до и после. Певец мужественно пел:
«Мы волки, и нас по сравненью с собаками мало.
Под грохот двустволки год от году нас убывало….».
Котя обмер, отлавливая каждое слово. Водка проваливалась в пустоту, стучали вилки. Народ молчал – каждый о своем. Михалыч откинулся на спинку стула - пустой взгляд в угол, руки за головой. Повторили. Еще. В конце концов, Азат воткнул «на круг». Через полчаса зал осмысленно подпевал.
«Мы волки, нас мало - нас, можно сказать, единицы.
Мы тоже собаки, но мы не хотели смириться….».
Котя повис на чьих-то богатырских плечах, намерено хрипел, чтобы не оскорбить песню фальцетом.
- Вам блюдо похлебки – мы впроголодь в поле морозном, звериные тропки, сугробы в молчании грозном. – Усы распушились, торчат параллельно столу. Незаметно облапал Серегину пассию.
- Чего… - она округлила глаза, - вы?
- Мы как на расстреле ложились на землю без стона, - замычал старательно Котя, руку с колена не убрал. – Но мы уцелели, хотя и стоим вне закона. – Ударение на последнем слове выскочило машинально. Аж поверилось.
Звук приглушили. Серега выдохнул.
- Да-а, Михалыч! Сильно.
- А то, - согласился тренер.
- Откуда кассета?
- В Красноярске подарили. Ничего так – правильная.
- Да, видно, - подтвердили с другого конца.
***
Незаметно переключились на прежние темы. Котя непонимающе слушал порожний треп, ухо впитывало намек на песню. Куплетов не разобрать – лишь окончания слов, но он шевелил губами: «Мы волки….». Под водку и красные глаза родилось давнее: «Тварь я дрожащая?». Котя водил залитым «шаром» по соседним столикам. Гости давно разбежались – кому пора, кто не пережил тревожного соседства. Азат распекает официантку. Пузатые мужики – типичные дальнобойщики – сонно облюбовали угол. «Иль право имею?» - первое слово звучало уничижительно крохотно. «Право имею!» - разрывало Котю напополам.
- Имею! – надрывный рык заставил всех обернуться. Котя поднялся, опершись на руки. Соловые глаза обвели стол.
- Чего ты, Коха? – Гребень дернул за штанину, догадался. – Блевать?
- Ф-ф-с, - Котя перебрал звуки непослушным языком.
- Давай ка, Сережа, подмоги товарищу, - бросил Михалыч. – Подсуетись. Развезло….
Котя оттолкнул руку.
- Ф-ф-с, - пробулькал он. Завалился направо, устоял. Чужим голосом спросил. – Жрете всё?
- Оп-па! – протянул Михалыч. – Усатый, не хами. Спортсмены, как дети – убьют, не заметят….
- Коха, давай домой…. – надавил Серега. – Тамарка…. Слышь?
Котя брезгливо поморщился.
- Трус! – Кто-то хохотнул, Котя не обратил внимания. Выдохнул. – Мы волки, нас мало….
- У-у.
- Парень в образе, - хихикнула дама. Котя прекратил рычать, поймал глазами расплывающееся лицо.
- Чем… чем тебе мой образ не нравится?
Крашенная отпрянула.
- Сережа! Чего он? – взвизгнул перепуганный голос.
- Да, Коха, эка тебя приперло, - вздохнул однокурсник. – Поехали ка, братец, домой….
Котя вцепился в стул.
- Мы волки, Гребень, мы волки! – он дернул за лацкан, Серегина голова качнулась.
- Такие гребанные волки….
- Я же мужик, я волк!
- Конечно волк. Зубы вон…. Усы. – Гребень подмигнул за спину.
- Мы волки, Гребень! – Котя не обратил внимания. – Я все, что хочешь, могу. Баба моя вот где!
- Видел уже, - Гребень поморщился на кулак.
- Во-от! – кулачок завибрировал.
- Прибьет она тебя, если не угомонишься….
- Прибьет?!
- На фофан разорится. – Гребень приподнялся. – Михалыч, давай отвезу голубя?
- Ключи от жиги дать? – поинтересовался тот.
- «Мотор» сойдет – пусть чужое заблевывает.
Котя ощерился – ему казалось по-звериному, по-волчьи. Женское лицо расплылось, глаза-кляксы. Ноги подогнулись, Котя сполз на белые колени, усы уткнулись в юбку. Он блаженно вцепился в рыхлые бедра. Баба взвизгнула, дернулась, но тщетно – не оторвать.
- Я волк…. – и пустил слюну на серую ткань.
- Сережа! – отчаянно шепнули над головой, но Котины пальцы стали только жестче.
- Не голоси, видишь – хорошо ему. Убудет что-ли? – пробурчал Гребень. Котю перехватили со спины. – Взяли? – Котя дрыгнул в воздухе ногами, усы зашевелились – запах самки уплывал. Он вывернул голову. Вслед смотрели тепло.
- Не болей, браток!
- Мы волки!!! – Котя махнул рукой, прежде чем оказался на улице.
***
Забор за забором – такси катилось по улице. Фары вырвут кусок штакетника и ныряют к следующему. Серега встряхнул одноклассника.
- Котя, здесь?
- Ы-ы, - тянул Котя. Лоб онемел, стекло калило холодом – даже не тошнило.
- Далеко еще? – шофер раздраженно обернулся. – Не наблюет?
- Крути, давай, - огрызнулся Серега, но пакет с хлебушком все-таки пододвинул. – Коха, хреново станет – целься ровнее.
- Ы-ы, - глаза открылись, наконец. Котя присмотрелся. Белые цифры, вспыхнув, уплывали за корму. Тридцать пять, тридцать семь….
- Ну, далеко еще? – задребезжал водитель. – Всю ночь вас возить?
- Не канючь! – Серега опять тряхнул товарища. – Коха, здесь? – За кронами черемухи мигнуло. Окно. Тяжелые наличники бликуют деревянным кружевом - дед старался, царствие небесное. За занавеской метнулась тень. Нутро зажало ледяными тисками. Котя икнул, и, стиснув заветный пакет, дыхнул.
- Здесь.
Водитель облегченно подкатил к калитке. Скрипнули тормоза.
- Стольник….
Улица пахла опилками, прелой листвой и… Котей. Серега поддержал под локоть, оглядываясь в салон.
- Сейчас, начальник - сдам друга маме. Ты подожди.
- Недолго, - дверь с лязгом хлопнула. Дворовые собаки перекликнулись со двора на двор – дежурно, лениво. Герда, напротив, заскулила, опознав хозяина. В будке звякнула цепь. Гребень подтолкнул.
- Ну, давай, Коха. Удачи.
- Ик, - дернулся Котя. По-морскому широко шагнул, утопил кнопку звонка.
- На «балл» заходи. Сковородкой не получишь и сделаешь приятно.
- Я мужжжик, - Котя гаркнул полной грудью. – Тама-а-ара!!! Открывай!!! Муж-жик пришел!!!
- Зря, - осудил Серега. – Придавит Куркина….
- Чего-о! – вспылил Котя, отклеился от забора. Пятка сотрясла калитку. – Гребень, я муж-жик! – захлебнулся слюной. – Я мужик….
- Скоро там? – выглянул водила.
- Да подожди…. Коха, скоро? – спросил Гребень.
- Я мужик…. Мы все – мужики! А бабы…, - Котя основательно вдохнул, - вот они где, у нас – у мужиков. – Распушились буденовские усы, кулачок затрясся над головой. – Мы волки, Серега! Мы волки!
- Да волки, волки… - только и успел Гребенщиков. Вдруг лязгнул засов. Привидением нарисовалась Тамара, равнодушно оглядела машину.
- Здравствуй, Сережа, - бросила она небрежно.
- При… - он потянулся вперед, но встретил спину. Томка молниеносно вцепилась в мужнин загривок. Котя вякнул, кедики взбурлили воздух.
- Мы во…. – начал он. Звуки утонули в Томкиной груди. Секунда – и Котя болидом умчался во двор. Загремело. Треснуло. Герда заскулила в будке. Рядом всхлипывает Котя, в трясущихся руках – разодранный пакет. Злополучный хлеб пылится в ногах, на собачьих какашках. Нет больше огромных парней. В калитке – оплывший силуэт, фары пылают ореолом. Узкая щель неотвратимо закрывается. Глухой забор. В душе - ни песни, ни надежды. Зажатый хвост. Засов упал, Котя согнул спину….
***
Водитель вылез из-за руля, молча дал закурить. Гребенщиков благодарно кивнул.
- Да-а, - протянул таксист. – Не повезло….
Серега подержал сигарету и, смяв, бросил в канаву.
- Я думал, повезло. Такие сиськи….
- Чего он про волков орал? – полюбопытствовал таксист.
- А-а, - Серый отмахнулся. – Так, песня.
- Высоцкий, что ли?
- Почти, - Серега плюхнулся на сидение. Водитель устроился за рулем, бросил не оглядываясь.
- К Азату? – Машина плавно тронулась.
- Надо же, весь универ западал…. – пробубнил Гребень. Водила, тем не менее, расслышал. По-стариковски крякнул. Такси выкатилось из частного сектора, зашуршало по асфальту. Только тогда мужчина философски изрек.
- Каждому – свое. По Сеньке шапка.
Гребень сокрушенно покачал головой.
- По шее - веревка.
20.02.2011. Владивосток.