Если вы думаете, что я жалуюсь, то ошибаетесь. Просто у меня депрессия. И хотя на дворе лето, на душе, как в известном стихотворении: «Февраль. Достать чернил и плакать…». Жизнь моя и так не устроена, а тут еще и солнышка нет. А я без солнышка погибаю – вот такая метеозависимость. И даже шопинг не радует!
Иду я по улице и понимаю, что все больше молодых мужчин все меньше обращают на меня внимание, и это отнюдь не способствует улучшению настроения. К тому же, вокруг порхают стаи юных и длинноногих особ, раздражающих своей свежестью.
Да, я, кажется, забыла себя описать. Ну что ж, представьте себе невысокую, худощавую, суетящуюся особу бальзаковского возраста с претензией на гламур. Представили? Забудьте! Я – стройная, со вкусом одетая молодая девушка тридцати четырех лет. И я привлекательна. Конечно, меня нельзя считать столь же прекрасной, как тех красавиц, которые даже в туалет идут, словно на званый вечер. Но во мне есть изюминка и манкость. Мне все об этом говорят. Да я и сама знаю, недаром каждый день в метро или на улице со мной пытаются завязать знакомство разные субъекты противоположного пола, зачастую весьма оригинальные.
То, что я называю «манкостью», мой муж зовет «видом жертвы». Он так мне и говорит:
- Ирка, ты ходишь по улице с видом жертвы. Естественно, мимо тебя не может пройти ни один нормальный, а уж тем более ненормальный мужик!
Мой муж служит в милиции, и живем мы в общежитии при Академии. И не смотря на то, что я там прописана, домой через КПП я могу попасть только по временному пропуску. Частенько рапорты мужа о выдаче пропуска непостижимым образом растворяются в кабинетах генералов, и мне приходиться истерично совать в нос солдатам свой паспорт с пропиской, требуя меня пропустить. И, в конце концов, идти записываться в бассейн, который находится на территории общежития, чтобы с их абонементом попасть домой. Вот так и живу уже пять лет: вечером иду в бассейн, утром – из бассейна.
Общежитие с одним душем и двумя унитазами на пятьдесят человек я описывать не стану. Зачем еще больше расстраиваться?
Сегодня вспомнила: «In vino veritas!» и купила бутылку полусухого шампанского. Вот сижу, пью и жду праздника в душе. Одна. Муж в госпитале на обследовании. Скучно. Правда, отдохнуть от него не помешает: очень уж он меня утомил в прошедшие выходные.
Поехали мы к друзьям, отлично провели время и возвращались навеселе. А чтобы было еще веселее, мой Сергей купил в дорогу бутылку вермута. В общем, вскоре от свинского состояния его почти ничто не отделяло. А надо сказать, что пара мы колоритная! Я - тонкая и бледная и он – пухлый и румяный, как наливное яблоко. И вот, идем мы к автобусу: бледная от стыда «тень» и пьяное в хлам «яблоко», и прохожие перед нами расступаются. А Сергей еще и громогласно посвящает меня в свои планы на будущее, из которых следует, что мне предстоит стать женой мера городка Осташкино, потому, что мой муж предполагает вступить в предвыборную гонку и, конечно же, одержит сокрушительную победу. Он уже даже слоган придумал: «Сергей Гуликов. Кто он? Наш земляк или темная лошадка?». Сергей у меня, несомненно, авантюрист. Но есть у него одно неплохое качество, которое у меня напрочь отсутствует – непоколебимая уверенность в своих силах и возможностях.
Сидя подле него в автобусе, я долго слушала о предвыборной стратегии, пока, наконец, Сергей не потребовал моего мнения. Я знаю, что когда он в таком состоянии возражать бессмысленно и даже опасно для спокойствия окружающих, но простые бабьи мечты о своем доме взяли верх, и я пискнула:
- Сережа, может быть, стоит сосредоточиться на получении отдельной квартиры?
С ужасом ожидая бури негодования за отсутствие во мне поддержки начинаниям супруга, я втянула голову в плечи. Пьяный Сергей презрительно окинул меня мутным глазом, резюмируя:
- Твой уровень развития оставляет желать лучшего!
Он отвернулся от меня, всем своим видом показывая, что ему не о чем говорить с этаким ничтожеством и шумно отхлебнул из бутылки. Далее мы ехали в молчании. Сергей был безобразен! Он сопел, кряхтел, икал, потел, пытался закинуть ногу на ногу, задевая соседних пассажиров и, постоянно прикладывался к бутылке. Мне казалось, что от стыда я сжалась так, что уменьшилась в разы. И этот стыд за мужа почему-то был болезненнее осознания того, что мне выразили презрение.
Когда мы вышли из автобуса, Сергей сменил гнев на милость.
- Малыш! – обратился он ко мне покровительственно, - Не хочешь ли ты перекусить?
Мне хотелось быстрее оказаться дома, но я не посмела перечить субъекту с высоким уровнем развития и таким же высоким уровнем алкоголя в крови и торопливо закивала. Сергей, раздуваясь от собственного величия, открыл передо мной дверь чебуречной.
А потом мы ехали в метро, и Сергей с гордостью и умилением оглядывал свое упитанное тело в отражении оконного стекла, пытаясь играть бицепсами, упрятанными в слое жира, и призывал оценить, какой мне достался красавец-мужчина. Я смотрела на его лоснящееся от пота лицо, влажный толстогубый рот, раздвигающийся в самодовольной улыбке, и меня душила злоба.
И вот, красавец-мужчина далеко, и я жутко скучаю по его остротам, по его недостаткам, по его пухлому родному лицу. Наверное, это любовь. Как думаете?
Шампанское закончилось, а праздника не чувствуется. За дверью комнаты слышится топот курсантов и визг соседских детей. В возбужденном игристым вином мозгу царит лишь одна мысль – о собственной квартире.
Эх! А завтра снова на работу, и придется весь день выслушивать нудные бредни зануды, с которой я делю кабинет.
И солнышка все нет и нет. Ну, точно: «Февраль. Достать чернил и плакать…».
А если вы все еще думаете, что я жалуюсь, то вы…правы! Я ЖАЛУЮСЬ!