Дачные страсти

    
               

    Люба шла, внимательно вглядываясь себе под ноги. В любой момент можно наступить на бугорок, который может оказаться  рыжиком. Только больно редкий он гость в их лесу. Все больше волнушки режешь под корешок или маслята. Она вспомнила тот год, когда Дуся,  коллега, взяла  ее с собой за грибами. Заехали на «Ниве» далеко по лесной дороге, пробыли там не больше  двух часов, а собрали столько волнушек и груздей, что складывать было некуда.  Муж Дуси, Валентин, даже сверху на багажник прикрепил мешок.
   Дух захватывало от красоты такого изобилия. Волнушки располагались семьями. Взрослые – папки, мамки, дядьки, тетки стояли рослые, сильные, шапочки цвета лосося опушены бахромой.  А  детки, свеженькие, чистенькие, водили хороводы рядом, уже на крепеньких ножках. Люба сначала любовалась, ликуя внутри, а потом на очередной такой дивной полянке запрыгала от восторга, закричала: » Красота-то какая, неописуемая»!
   После она сидела на крылечке своего дачного домика и чистила грибы, когда  Тамара, чей  участок был через улицу наискосок, рядом с Любиной сестрой, вывела свою любимую овчарку на прогулку. Та  приготовилась оправиться возле калитки сестры.
   -Собаку свою уберите! – подскочила со своего места Люба.
   -А тебе-то что? -  Тамара взвинтилась сразу  до визгливых ноток в голосе.
    - Как что?  Это калитка сестры. А собаку ведите в переулок!
   - Ты! – вытаращив глаза и брызгая слюной через дыру между зубами, зашлась от злости  соседка. – Ты, кошка драная, …такая, такая, такая, ты мне будешь указывать?
   Поток грязных ругательств забарабанил по голове, как ядреный град. Люба испытывала и раньше неприязненные чувства  к этой неряшливой грузной женщине, высокий голос которой то там, то тут раздавался на улице. Кажется, она уже поскандалила с каждым вторым из-за собаки. Дети на улице часто играли  с мячом, катались на великах, гонялись с визгами друг за другом, и нарываться на собачью кучку  никому не хотелось. Собак  по всей улице было много, но все сидели на цепи, оправлялись на задворках дачных огородов, или же хозяева водили их в лес, чтобы засидевшиеся песики набесились, набегались. Только Тамаре закон был не писан, она отпускала  с поводка овчарку, и та, бегая по улице, оправлялась  куда попало. Тогда после потока визгливой брани у Любы запылала голова, но она взяла себя в руки, и спокойно сказала: « На вас в суд надо подавать за оскорбления!»
   Высказанную в сердцах Любину угрозу, Тамара восприняла за правду и сообщила ее  сестре, Свете: « Эта кошка…  хочет деньги с меня слупить, так пусть знает, у меня связи, только пальцем пошевелю, полетит с работы!» Любин миловидный портрет не сходил с Доски Почета, поэтому она над словами скандалистки лишь посмеялась.
   Люба присела на пенек, грибов в ведерке было не густо, но не это печалило, досада появилась от воспоминаний. Сколько же лет прошло? Да уж больше десяти, судя по внучке Тамариной. Она вскоре родилась, но до сих пор не ходит, не разговаривает, оправляется в памперсы. Девочку привозили на лето, и для окружающих наступали черные дни. Горланящих детей бабушка больного ребенка отгоняла подальше веником, вслед мотоциклистам неслись проклятья, все соседи должны были унять гавкающих собак, выключить музыку и  свет на высоких столбах, который ярко светил ночью и не давал спать ребенку.
   Тамара жаловалась Светлане, что никто не понимает ее горя, не хотят войти в положение, жестокие люди. Через несколько лет горе притупилось, и она стала заявлять, что даже рада беспомощности внучки, ведь другие-то дети такое вытворяют! Была у Тамары еще одна страсть  -  к цветам, и эта страсть была сильнее, чем бабушкина любовь. Времени им она отдавала куда больше. Весь участок земли возле дачного домика занимали клумбы, тазики, бордюрчики, в разгар лета вся земля покрывалась ярким ковром из аквилегий, цинний, дицентр и других цветов, которых не перечесть. Правда, со стороны улицы это буйство красок не просматривалось – закрывал плотный забор. Картошку хозяева выращивали  на другой даче.
   Люба походила еще по лесу и вышла на большую поляну, которая весной  сплошь покрывалась фиолетовыми прострелами-подснежниками. Через какое-то время им на смену приходили полыхающие яркими угольками жарки, затем ромашки, все лето поляна меняла наряды.
   Не успела Люба попить водички у себя в домике, как с красными глазами пришла сестра Света. Ох, не зря эта Тамара вспомнилась в лесу! Успела сегодня накричать на Светлану за потоптанные цветы. Сама уехала на день в город, а Света присматривала, да и прилегла – то на часик.
   - От тебя следы ведут! – кричала Тамара на соседку. Пошли разбираться. Сорванных цветов не наблюдалось, а помятые были, совсем немного, недалеко от калитки. Это же понятно, что ребятишки мячик свой вызволяли. Прошли через Светин огород, у Тамары калитка закрыта на сто запоров, да и сама-то она ходит к себе на участок через соседку.
   Цветочный скандал был последней каплей. Света твердо решила переехать в другое место. Вот  и дети стали реже приезжать. Внучка с подружкой на той неделе напарились в бане, а на улице  увидели, как от них пар валит,  похожий на дым,  и весело засмеялись. Тамара выскочила в одной ночной рубахе и отчитала девчонок. Света,  в который раз промолчала, не хотела ссориться с соседкой. Но последнее слово  оставила за собой. Дачу свою осенью продала многодетной семье, где отец любит выпить и поиграть на гармошке, а мать  с детишками громко попеть русские народные песни, вроде «Ой, мороз, мороз…».