Голодное болото
(рассказ)
Два «Бурана» с гружеными санями легко бежали по старому, кое-где уже заросшему вездесущей березой, зимнику. Первый снегоход «топтал» лыжню, поэтому для снижения веса управлялся одним человеком. На втором ехали двое. Четвертый ехал в санях, буксируемых вторым снегоходом.
Выгрузившись три часа назад из ГАЗ - шестьдесят шестого, они в приподнятом настроении отметили начало охоты, приближение Нового года, хорошую погоду и просто то, что им, старым верным друзьям удалось вырваться от жен, детей, городских и производственных проблем в милую их сердцам тайгу. Потом как следует упаковали вещи в сани, обвешались ружьями и поехали в избу. Никто из четверых в этих краях еще не бывал. Григорий Петрович, что вел первый «Буран», выведал этот маршрут у знакомого старика коми, который сам уже в лес не ходил и долго держал в секрете свои места. Петрович и так и этак к нему подкатывал, и водкой подмазывал, и бензином для лодочного мотора – все бесполезно. Старик был хитер и не выдавал своих угодий, хотя своих детей у него не было, и предать их было не кому. А места те по его же рассказам были богатыми и зверем, и птицей, и рыбой. Петрович отчаялся уже что-то узнать у старого упрямца, как однажды тот сам пригласил его к себе в деревню. После традиционной в таких случаях бани за ужином старик вдруг откинул со стола клеенку и достал из-под нее пожелтевшую самодельную карту. У Петровича захватило дух, он все понял: вот оно, случилось!
- Ладно, Гришка, слушай сюда. Человек ты, вроде, хороший, хоть и пришлый. Закон леса знаешь, тайгу почем зря не разоряешь. Мне уже скоро на погост, а угодья передать некому. На, пользуйся. Только пообещай мне вот здесь и сейчас, что плохого человека туда не приведешь, больше двух лосей за сезон брать не будешь. Рыбы лови, сколько увезешь, но только не двадцать пяткой, и не тридцаткой, минимум сорок пяткой. Ну, и мне будешь привозить мясца и рыбки.
Естественно Петрович пообещал старику выполнить его наказ. Потом он сопоставил его карту со своими и выяснил, наконец, где располагались стариковы угодья. Поскольку основная изба стояла на реке, добраться туда можно было на лодке. Старик, не имея другого средства передвижения, так и делал. Зимой он туда не ходил. Пришлось разрабатывать сухопутный, вернее, снегоходный, маршрут. Но (спасибо геологам) тайга вся изрезана профилями, визирками, зимниками, большими и малыми речками, болотами. Зимой проехать можно. Вот Георгий Петрович, а вместе с ним и трое его друзей, постоянных партнеров по охоте, рыбалке, Александр Иванович, Павел и Олег, тридцатого декабря поехали первый раз осваивать новые места.
Какое, все-таки, это удовольствие прокатиться на снегоходе по зимнему лесу в несильный морозец! А, тем более, зная, что впереди ждет отличная (никто в этом не сомневался) охота, теплая изба, баня, ужин с разговорами. А потом опять охота, зимняя рыбалка, и встреча Нового года в лесу. Что может быть лучше? Они не спешили. Весь путь, судя по карте, должен был составить километров сто. Максимум пять часов езды, да и то с остановками на перекур. Стоявшие практически весь декабрь морозы, порой до тридцати пяти градусов, отпустили, но успели нарядить лес в шикарные шубы из толстого инея. А продолжающийся последние дня два-три небольшой снежок еще больше разодел деревья и кусты. Иногда они не выдерживали такой массы, и тогда снег обрушивался сплошной стеной, а освободившиеся ветви как крыльями взмахивали вверх. В одном месте охотники увидели стаю косачей, рассевшихся по березам. Птицы уже отобедали, и спокойно сидели черными нахохлившимися клубками, и, даже при появлении людей, не проявили беспокойства. Петрович и, управлявший вторым снегоходом, Александр Иванович заглушили машины. Подходящий калибр для такой дичи был у Олега: «биатлонка». Он быстро снял с плеча карабин, лег на сани и начал щелкать. Один, второй, третий, четвертый.
- Хорош! – скомандовал Петрович.
Он поднял двустволку и выстрелил в небо. Косачи, совершенно не боявшиеся звука выстрелов мелкашки, после громового раската двенадцатого калибра сразу разлетелись. Олег сбегал на лыжах за битыми птицами, и они продолжили путь.
Зимник кончился. Вернее, они с него свернули, и теперь ехали по огромному, от горизонта и до горизонта болоту. Внезапно шедший впереди снегоход Петровича остановился. Александр Иванович подъехал к нему. Прямо перед рулевой лыжей «Бурана» шли свежие следы. Олени! Стадо голов в десять-пятнадцать. Это уже было признаком настоящей удачи. Судя по тому, что снег шел всю ночь и утро, и продолжал идти, можно было определить, что животные прошли здесь этой ночью. А это означало, что они где-то совсем недалеко, ну в пределах двадцати пяти-тридцати километров.
- Ну что, надо попытаться, - сразу, без предварительного обсуждения заявил Александр Иванович.
- Конечно надо, - поддержал его Павел, - до избы еще сколько, километров сорок? Сорок туда, да сорок обратно – только бензин жечь и время терять. А завтра они уйдут еще дальше. Так что, надо сейчас. Глядишь, в избу со свежей олениной приедем.
Где-то в глубине души у Петровича это единогласное желание его товарищей броситься в преследование вызвало едва заметное неприятие. Если бы он был один, или, пусть даже вдвоем с Пашей или с Олегом, с молодыми ребятами, он не поехал бы. Но, пусть даже вчетвером, если бы все, и Александр, который был всего на три года младше его, не стали сразу кричать «вперед, вперед за оленями», а сначала спросили его мнение, он, скорее всего, воздержался бы от погони. Но тут всеобщий энтузиазм заглушил слабый внутренний голос, и он молча согласился.
Решили попробовать догнать. Отцепили сани, долили в баки бензина, прицепили к снегоходам лыжи на веревочках, взяли с собой минимум еды в одном рюкзачке, топор, мешки под мясо и рванули по следу. Освободившиеся от тяжелых саней «Бураны» понеслись по снежной целине так, что ветер в ушах засвистел.
… Ветер засвистел не только в ушах. Увлеченные охотой, мужики не обратили внимания, что, если с утра было абсолютно тихо, то к одиннадцати часам поднялся небольшой ветерок…
Следы оленьего стада вели к дальнему лесу, который тонкой полоской просматривался на горизонте. Снегоходы преодолели открытое пространство болота и въехали в сосновый бор. Скорость, естественно, пришлось сбросить. Лавируя между стволами деревьев, они продолжили преследование оленей. Передвижение затрудняли встречающиеся неровности рельефа. Стоило «Бурану» попасть на склон, или въехать в ложбинку, как он начинал зарываться. Приходилось сдавать назад, накатывать себе дорогу, и со второго, третьего раза преодолевать трудное место. Иногда передний снегоход увязал так, что его вытаскивали вторым. Поваленные деревья тоже замедляли движение. Но гонимые азартом охотники не обращали внимания на эти препятствия. Они гнали и гнали машины вперед.
Бор начал редеть, снова переходя в болото. Если в бору олени разбредались, кормясь, выкапывая из-под снега ягель, то на болоте они снова выстраивались в струнку и напрямик пересекали его, ведомые только им известной целью. Когда Петрович выехал на открытое место, он заметил, что поднялся ветер, но, уверенный в скором завершении погони, не придал этому особого значения.
В следующем лесу охотники наткнулись на место лежки оленей. Это была сегодняшняя лежка, значит, животные услышали погоню и снялись не далее получаса назад. С еще большим азартом, забыв обо всем остальном, они продолжили преследование.
…А погода явно портилась. Снег не прекращался, а ветер все усиливался. В лесу под деревьями это еще не так было заметно, но на открытых болотах начинало уже мести…
В лесу у снегоходов не было никакого преимущества по скорости перед животными. Скорее наоборот. Северные олени как никто другой приспособлены передвигаться по глубокому снегу. Беда их в том, что они, дети тундры, сами не очень любят находиться в лесу, предпочитая открытые места. Поэтому скоро следы стада снова вышли на очередное болото.
- Все! Они наши! – победно крикнул Александр Иванович, но, выскочив из-под деревьев, резко остановил машину. Такого он увидеть не ожидал: все болото было закрыто метущейся снежной пеленой. Видимость - метров двести. За тот час с небольшим, что охотники гнались за добычей, погода испортилась так, что это грозило настоящей бедой, и, скорее всего, ухудшение продолжится. Надо было срочно возвращаться к оставленным саням.
- Черт возьми! – выругался Олег, - они уже так близко, может, догоним?
- Ты что, парень, не видишь, метель! – осадил его Петрович. Нам еще больше часа до саней и до избы неизвестно сколько. А через два часа уже стемнеет. Поворачиваем!
Кляня погоду, они развернулись и по своему следу быстро поехали назад. Выехав на второе болото, Петрович с нескрываемой тревогой увидел, что их след уже практически заметен. Что же будет на том, большом, где они оставили сани? …Скорее всего, ничего не будет. В смысле следов. Так оно и оказалось. Если в бору след еще просматривался, то на открытом месте он оказался полностью занесен.
Отсюда, от края бора до брошенных по середине болота саней по спидометру было четыре километра. Но куда ехать? Видимость еще больше ухудшилась. Шел уже второй час дня, скоро начнет темнеть и к половине третьего будет абсолютно темно. «Какие же мы идиоты! - подумал про себя Петрович, - даже по компасу не стрельнули направление». Положение осложнялось еще и тем, что бензина в баках оставалось километров на двадцать, не больше.
Посовещались. Решили на одном «Буране» поискать сани. В них все: бензин, палатка, спальники, провизия, даже переносная печка. Поехали Павел и Олег, как молодые. Петрович же с Ивановичем, ожидая худшего, стали готовиться к ночлегу. Все равно, даже если сани и обнаружатся, в такую погоду ехать по незнакомой местности, искать избу, которую никто ни разу не видел, было бы, наверно, неразумно.
Они заехали глубже в лес, нашли небольшую низинку, где ветер не так дул, снегоходом и ногами утоптали поляну и принялись сооружать шалаш. Хорошо, хоть топор догадались взять. Через полчаса вернулись Павел с Олегом.
- Ничего не нашли, там метель уже во всю, ни черта не видно. Следы заметает сразу, - безнадежно сказал Олег, - надо было у саней шесты, что ли, поставить, к утру их точно занесет полностью… А наш «Буран» все, пустой.
В безрадостном настроении, молча, они продолжили устраивать ночлег. Дров, слава Богу, кругом было полно.
А как все хорошо начиналось. И сейчас Петрович спрашивал себя, почему он, опытный вроде охотник, допустил такую ситуацию, пошел на поводу у товарищей, не послушал сам себя? Он же внутренне был против этой погони. Ведь знает же капризы северной погоды. Метель налетела неожиданно? Ну и что? Почему не выставил шесты у саней, почему не отметил направление по компасу? Почему, в конце концов, оставил сани на открытом болоте, а не завез их под защиту леса? Поддался общему настроению, мальчишескому азарту? Вовремя не принял одно простое до элементарности решение и вот, такие проблемы. Старый дурак!
Шалаш поставили, навалили внутрь толстый слой елового лапника, снаружи наклонные стены до трети высоты засыпали снегом, чтоб не продувало, развели большой костер. Достали рюкзак. Все продукты составляли палка полукопченой колбасы, буханка хлеба, пара луковиц и литровый термос с чаем. У них не было даже котелка, поэтому экономить пришлось все. Не проронив ни слова, перекусили. А говорить было и не о чем. Каждый прекрасно понимал сложившееся положение. Как минимум одна ночевка практически под открытым небом, без спальников им уже обеспечена. А что будет потом одному Богу известно.
Тем временем метель набрала силу. Даже в глубине леса ощущалось ее дикое неистовство. Она рвала и гнула верхушки сосен, кидала в разные стороны заряды снега, шумела и выла так, что у закаленных тайгой людей где-то глубоко внутри зарождался страх. А когда стемнело, стало и вовсе жутко. Низинка, в которой они схоронились, если и спасала от стихии, то не сильно. Ветер налетал на несчастный шалаш, пытаясь стащить с ненадежной конструкции лапник, сдувал снег, залетал внутрь, свободно там гуляя. «Как в нем ночевать?» Единственное, что не давало впасть в отчаянье, костер, только сильнее разгорался, выпуская в небо языки пламени и снопы искр. Люди жались к нему, подставляли теплу то лица, то спины. Думать о сне не хотелось, они просто ждали, когда усталость сморит настолько, что удастся хоть на несколько минут провалиться в забытье.
Метель продолжалась всю ночь, и утихла лишь к рассвету. Измученные холодом охотники под утро все-таки уснули в шалаше. Последний день уходящего года начался тихо, как будто непогода и не бушевала несколько часов назад. Небо еще было затянуто низкими облаками, но на горизонте уже прояснялось. Снег перестал идти еще раньше, и только умирающий ветерок нет-нет, да и взметал с верхушек сугробов легкую порошу.
Забираясь в шалаш, они закрыли вход густым лапником. Метель завалила его снегом, практически превратив весь шалаш в большой сугроб. Костер его обдувал теплом, подтаивая и скрепляя слой снега, который становился все толще и все прочнее. В результате к утру легкий шалашик превратился в снежный непродуваемый чум, в котором было даже относительно тепло. Вот почему людям удалось немного поспать. Но чтобы вылезти, им пришлось ножами аккуратно, чтобы не развалить удачное сооружение, вырезать проем. Доев остатки колбасы и хлеба, они на одном «Буране» выехали на болото искать сани.
Поиски продолжались весь день. От предполагаемого места остановки они на лыжах расходились в разные стороны, раскапывая каждый мало-мальски заметный бугорок, каждый сугроб, каждый холмик. К темноте им удалось охватить поисками пятно диаметром около полукилометра – все напрасно. Саней не было. А значит, не было ни еды, ни питья, ни тепла. Самой большой проблемой встал вопрос воды. Снег не утолял жажды, а растопить его было не в чем. Попытки добраться до болотной воды ни к чему не привели: в этом месте болото оказалось сухим. Тогда Петрович, сам, прекратив поиски, достал из-под сиденья снегохода оказавшийся среди инструментов напильник и стал распиливать им стальной китайский термос. Хорошо, что он был стальной, а не стеклянный. К вечеру ему удалось отделить внутреннюю колбу от наружной, получив целых два котелка. К чуму вернулись в полной темноте. Голодные и злые. Наступала Новогодняя ночь, а они сидели в голой тайге, и шансов выбраться оставалось все меньше. Практически один, потому что бензина осталось только на один раз съездить на поиски и вернуться. Все! Дальше только пешком. А как пешком четыре километра туда, четыре обратно и целый день там без еды? Ну, еще раз сходят, опять не найдут. Что дальше? Ждать, когда жены забьют тревогу, обратятся к спасателям? Когда? Вернуться они обещали только шестого. То есть раньше седьмого никто беспокоиться не будет. Это уже получается, минимум девять дней без еды, надежды, что они что-нибудь подстрелят, мало… Допустим, до этого дойдет. Прилетит вертолет, но снегоходы же он не заберет, придется их бросить, и сани со снаряжением останутся. В общем, полная катастрофа! Нет, завтра сани надо обязательно найти.
…А где-то далеко-далеко в городе люди готовились к встрече Нового года. Наряжали елки, заканчивали готовить салаты, накрывали столы. Жена Александра Ивановича в десять часов вечера позвонила жене Петровича, поздравила с уходящим старым и наступающим Новым годом. Они немного поболтали, вспомнили мужей, пожелали им тоже хорошо повеселиться и поохотиться…
Новогодняя ночь была тихой, ясной и морозной. Холодные безучастные звезды из Млечного пути равнодушно смотрели на четыре маленькие фигурки людей, жмущихся к костру, единственной яркой точке на сотни километров вокруг абсолютно черной земли.
Чтобы хоть как-то согреть шалаш-чум, Петрович наполнил колбы от термоса горящими углями и занес их внутрь. Тепла они, конечно, давали не много. Мужики опять промучились всю ночь от холода. Засыпать удавалось на двадцать-тридцать минут и снова просыпались, ворочались в бессмысленных попытках найти теплое место. Утром они встали совершенно вымотанные. Пошли третьи голодные сутки. Постоянное напряжение сил в борьбе за жизнь, рубка дров, раскапывание сугробов, хождение на лыжах, просто борьба организма с холодом приводило к их быстрому истощению. Даже после того, как Олег завел снегоход, несколько раз дернув за ручку стартера, он почувствовал, что ноги у него подкосились от усталости.
Поиски решили проводить, не расширяя вчерашнее пятно, а немного в стороне, рядом. Этот участок им показался более перспективным. Взяли с собой дров, чтобы топить снег на болоте. Пашу, как самого крепкого из всех, оставили у шалаша. Дело в том, что за два дня и две ночи они пожгли весь сушняк, что стоял рядом. Теперь для поддержания костра надо было рубить живой лес, или искать сухой. Свалить живую сосну, даже не толстую, и разрубить ее на несколько бревен, и притащить к костру по глубокому снегу, когда силы на исходе, - это неимоверно тяжелый труд. А свалить надо не одну.
Когда приехали на болото, Александр Иванович энергично, как только позволяло голодное состояние, принялся за поиски. Он понимал, что больше других виноват в той ситуации, в которой они оказались. Именно он первым предложил преследовать оленей и первым гнал свой «Буран». А потом, когда все это останется позади, если им, конечно, удастся благополучно выбраться, это пятно будет лежать на его охотничьей репутации. И все, а самое главное, Петрович, которого он очень уважал, будут помнить, что благодаря ему они чуть было, не погибли в тайге. Поэтому сани должен найти именно он. Но, медленно продвигаясь от одного сугроба к другому, его энергия и энтузиазм вместе с уходящими силами постепенно угасали. Петрович и Олег тоже копошились в снегу в разных сторонах без успеха. К спустившейся темноте мужики перекопали круг диаметром от силы метров триста и ничего не нашли. В полном отчаянии они двинулись к лагерю. Там хотя бы был костер. Буксируемый на лыжах Олег от бессилья постоянно падал, долго лежал в снегу, потом еле-еле поднимался, брался за веревку, держался метров двести-триста и падал снова. Не доезжая до леса совсем немного, снегоход заглох. Все! Бензин кончился. Остатки пути пришлось ковылять на лыжах.
В лагере их ждал приятный сюрприз. Паша не только заготовил дров, но перенес костер в сторону, а на месте старого кострища поставил новый шалаш. За три дня постоянного горения земля в этом месте прогрелась и в глубину и в ширину. Он накидал толстый слой лапника, поставил на нем грамотное, уютное сооружение и сейчас спал в нем, оглашая местность раскатистым храпом. Мужики вскипятили воды с сосновой хвоей вместо заварки, напились этого горького отвара и тоже завалились в шалаш, сразу провалившись в глубокий сон. Тепло, поднимающееся от земли, грело очень хорошо, до самого утра.
Паша, поскольку лег раньше всех, раньше всех и проснулся. Проспав семнадцать часов к ряду, он чувствовал себя довольно хорошо, если бы не пустой желудок. Еще было темно, но рассвет уже обозначил Восток едва заметной розовой полоской. Он тихонько, чтобы не разбудить товарищей, вылез из шалаша, подкинул в костер дров, вскипятил воды, напился. Попробовал завести один снегоход, - бесполезно. Тогда он надел лыжи, захватил свой карабин, и пошел на болото, чего время зря терять. Проходя мимо второго «Бурана», попытался оживить и его. Тот же эффект. Он двинулся дальше. Трое суток голода сказывались при каждом шаге. Слабость поселилась в каждом органе: в ногах, руках, во всем теле, наверно даже в языке. Но разговаривать было не с кем. А вот думать можно. И Паша думал, что если они не найдут сани сегодня, то останутся тут навсегда, потому что завтра ни у кого не будет сил на поиски. Еще на сутки они смогут заготовить дров, а потом и этого не будет. Дальше – смерть от холода. Он подумал о жене, о сыне пятикласснике, о маленькой дочке, представил свои похороны. С такими невеселыми мыслями прошел пару километров, тупо уставившись в землю и тут, взглянув вперед, остолбенел. Прямо в той стороне, куда он направлялся, на расстоянии трехсот, может, чуть меньше метров он увидел пятерых оленей. Они спокойно шли один за другим в том же направлении, куда три дня назад проследовали и те, первые. Белый масхалат и сумерки делали Пашу совершенно незаметным. У него заколотилось сердце. Пища! Шкуры! Он плашмя упал на снег, чтобы, не дай Бог, не вспугнуть осторожных животных. «Только не спешить. Только бы попасть!» Осторожно, почти без клацанья, вогнал патрон в патронник своего «Вепря», привстал, опираясь на колено, снял колпачки с оптики, приложил приклад к плечу. Поискал в окуляр оленей. Вот они. При недостаточной освещенности видно плохо, но видно! Он выбрал самого крупного, вожака, прицелился, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок… . Над бескрайней снежной пустыней прогремел выстрел. Паша с восторгом увидел: олень упал. Остальные рванули по целине. Но Паша стал выцеливать второго. Небольшое упреждение, выстрел. Есть! Второй. Еще одного. Выстрел – мимо. Еще – мимо. Еще – мимо. Еще – сухой щелчок. Патроны в магазине кончились. Вздымая тучи снега, оставшиеся животные, уходили. «Ну и черт с ними. Два-то есть. Все, спасены!»
- Спасены-ы-ы! – заорал Паша во все горло. Его разобрал какой-то дикий, безудержный смех. Он валялся в снегу и хохотал. Хохотал до истерики, до рвотных позывов. Его охватила радость добычи зверя как у первобытного человека, жизнь которого всецело зависела от удачи на охоте. Это чувство превосходило во сто крат любое другое: радость от рождения ребенка, от покупки машины, от долгожданной поездки на море. Такие искренние, всепоглощающие эмоции охватывают человека только в том случае, когда он получает действительно что-то нужное, а не просто желаемое.
Наконец Паша успокоился и, не спеша, подошел к первому убитому оленю. Смерть застигла его в прыжке, и он даже не завалился на бок, а лежал на брюхе, уткнувшись мордой в снег, выставив вперед свои небольшие закругленные рога. Паша сел ему на спину, чтобы немного отдохнуть. Потом снял лыжи, потому что разделывать тушу в них было не- удобно, достал нож и принялся за дело. Лишенные широкой опоры его ноги в унтах под тяжестью тела сразу провалились и наткнулись на что-то твердое. Паша разгреб немного снег и… . Это были сани.
Еще накануне, засыпая, Петрович подумал, что утром он, скорее всего, на болото выйти не сможет. Сил не осталось. А если и сможет, то там, на болоте и останется. Поэтому лучше здесь, у костра, а его ведь тоже надо поддерживать. И на это нужны силы. Ему снилась всякая белиберда, но из последнего сна уходить не хотелось. Снился большой кусок жареного мяса, который он ел, ел, ел, но никак не мог насытиться. Он источал такой великолепный запах…, а вот вкуса Петрович не чувствовал. С сожалением он все-таки проснулся. Снизу еще чуть-чуть тянуло теплом. «Надо же, как прогрелась земля». Внутри он никого не застал. Судя по яркому солнцу, пробивающемуся сквозь ветки шалаша, было уже часов одиннадцать. Он проспал двадцать часов. Снаружи доносился веселый смех Олега. «Чему он радуется, дурачок?» - подумал Петрович, и тут вдруг явственно ощутил настоящий, не из своего сна, запах жареного мяса.
Ухта. Июль 2008 г.