Страх Сибири
(сценарий фильма ужасов)
Посвящаю этот циничный бред помраченного маразма
сразу двум Ольгам – Ольге из далекого города,
подавшей идею, и Ольге Тониной, чья книга о похождениях
доблестных красавиц вдохновила на написание сего…
Сцена первая. В лес, все в лес!
Америка. Небоскребы. Вид с высоты птичьего полета – огромные окна, заполненные народом улицы, машины, стоящие в пробках, толстый негр, ай, блин, АФРОАМЕРИКАНЕЦ, выходящий из «Макдональдса». Камера поднимается выше, выше … вид площадки для вертолетов на крыше небоскреба. Следующий кадр – вертолет снижается, садится, из него выходит, опираясь на трость, пожилой мужчина, белый. Его встречает молодая иссиня-черная афроа… короче, негритянка в стильном офисном костюме.
- Здравствуйте, Вирджиния.
- Здравствуйте, профессор.
- Чем обязан столь высокой чести? Меня вытащили с лекции, ничего не объяснив, сунули в это мерзкое летающее чудовище, привезли сюда… в чем дело?
- Профессор, вас хочет видеть сам мистер Нимнул.
- Глава компании «Биолоджик продакшн»? Ну, это меняет дело. Идемте же, моя любимая ученица!
Кабинет главы компании «Биолоджик продакшн». В огромных окнах отражается сквозь мутный городской воздух заходящее солнце. За огромным столом для совещаний сидит ужасно толстый человек в дорогом костюме – сам мистер Нимнул.
Роскошные, красного дерева тяжелые двустворчатые двери открываются. Входит негритянка Вирджиния, за ней – профессор ботаники Гарвардского университета Саймон Грин. Толстяк встает.
- Здравствуйте, Вирджиния, профессор, позвольте представиться – Горацио Нимнул. Да-да, тот самый Нимнул, приятно познакомиться. Присаживайтесь, у меня к вам дело.
- На сто тысяч долларов? – иронично спрашивает профессор.
- Обижаете, Саймон! Как минимум на сто миллионов! И вы поможете мне их заработать!
- Простите, мистер Нимнул…
- Просто Горацио, профессор, просто Горацио!
- Простите, Горацио, но я не понимаю, зачем мне вам помогать?
- Ну хотя бы ради трех процентов от прибыли. Гигантской, головокружительной прибыли, Саймон! А сто тысяч… да я выпишу вам чек на сто тысяч прямо сейчас, если вы пообещаете не разглашать тайну. Какую тайну? А вот какую! – на окна опускаются шторы, на стене загорается экран. На экране – цветущее растение.
- Рододендрон Адамса… - благоговейно шепчет профессор.
- И спасение Америки! И огромные, огромнейшие деньги! Так вы подпишите обязательство, профессор?
По лицу пожилого ученого пробегают чувства – печаль, радость, грусть, снова радость, решимость.
- Да. Подпишу. Но при чем здесь Америка? Это растение – из России, не так ли?
- Да-да-да! А теперь – смотрите! – Горацио Нимнул щелкает невидимой кнопкой и начинается фильм.
На экране – полчища. Неисчислимые тьмы ТОЛСТЫХ людей. Они едят гамбургеры, запивая их диетической колой, они пытаются протиснуться в узкие двери, они с размаха прыгают в бассейн, поднимая тучи брызг. Голос за кадром: «По данным Национального Центра по предотвращению хронических болезней и сохранению здоровья США\National Center for Chronic Desease Prevention and Health Promotion, 300 тыс. американцев ежегодно умирают из-за недугов, вызванных ожирением. 60% жителей США обладают лишним весом, примерно 20% из них страдают ожирением. Несмотря на все усилия медиков, пропагандирующих воздержание от переедания и здоровое питание, их успехи на этой ниве довольно скромны - число полных, а значит, нездоровых американцев, постоянно увеличивается. По данным журнала Parade, 36% американцев ныне едят больше, чем год назад. Четверо из десяти американцев, опрошенных службой Gallup, считают себя людьми с лишним весом. Любопытно, что шестеро из десяти респондентов заявили о том, что они хотели бы избавиться от лишнего веса, но лишь каждый пятый опрошенный предпринимает какие-то конкретные шаги в этом направлении… И вот оно, спасение!» На экране – ОЧЕНЬ ТОЛСТЫЙ белый старик. Надпись – «Герхард Венцель, университет штата Юта». Кадры – молодой упитанный лаборант роется в препаратах на складе, находит мешок с незнакомыми соцветиями, несет его в лабораторию, где показывает актеру, очень похожему на герра Венцеля. Тот машет рукой – это рододендрон, Джо, заварите его как чай и пейте, ценности он не имеет. На черном фоне – надпись: «За одну неделю лаборант профессора Венцеля похудел на 12 фунтов!» Фотография стройного молодого человека. Снова голос: «Герхард Венцель, признав свою ошибку, занялся внимательным изучением растения. И выделил вещество, которое гарантированно способствует стабилизации пищеварительных процессов в организме! И вот оно – «Антиожирин» - новый негормональный препарат, гарантированно позволяющий без особых усилий сбросить лишний вес! Не имеет противопоказаний! Не вызывает аллергии! Сочетается с любыми лекарственными препаратами!»
Экран гаснет.
- А в чем собственно проблема? – спрашивает профессор. – Как я понимаю, синтез вещества уже освоен. Зачем вам нужен я?
- Вы замените Венцеля, мой дорогой Саймон, и добудете нам эти цветы! Время! Нас ограничивает время! У нас нет сырья, этот чертов лаборант выпил почти все! А Герхард, мир праху его, узнав о том, что он упустил, умер от огорчения! Вирджиния говорит, что лучше вас, профессор, в Америке никто не разбирается в русской траве! Помогите мне, и я вас озолочу!
- Хм, что я должен сделать?
- Вы не должны, вы просто обязаны поехать в Сибирь и привезти мне эти, как их, соцветия! С русскими все договорено, они предоставляют проводника и обещают не чинить препятствий! У вас будут лучшие специалисты, каких только можно найти у нас! Так что, Саймон, я подписываю чек на три миллиона долларов?
- Подписывайте . Я давно мечтал побывать в Сибири. Где контракт?
Ручка, зажатая в старческой руке, подписывает бумагу. Подпись – М-р Саймон Грин… буквы наливаются красным, расплываются и перетекают в название фильма
СТРАХ СИБИРИ…
Сцена вторая. Биг рашен форест.
Под крылом «Боинга» - сибирский город. Самолет садится (кадр крупным планом «Компания «Сибирские авиалинии» на носу воздушного судна) на бетонку. Аэровокзал – шум, гам, теснота, цыгане-попрошайки, толстые краснощекие бабы с огромными сумками, суровые милиционеры с огромными овчарками.
Экспедиция – шесть разноцветных людей, два негра, трое белых и один латинос, выходят из здания, обремененные багажом.
- Проф, нас кажется должны встречать местные аборигены? – томно говорит негр, ботаник Иезекийя Уильямс.
- Да, конечно, местный университет обещал… а впрочем, вот он, кажется!
На крыльце аэровокзала стоит высокий бородатый человек могучего телосложения, в руках его маленький плакат с надписью по-английски «Экспедиция профессора Грина». Все шестеро американцев подходят к нему.
- Здравствуйте! – говорит тот на плохом английском. – Я есть Владимир Сороковикофф, факультет охотоведения. – Кто есть профессор?
- Я Саймон Грин. Здравствуйте, молодой человек. Куда мы следуем?
- Гостиница «Ангара», сэр. Выезд на место – утром, в 9.00. Мы едем на нашу базу, а вас провезут немного дальше и помогут найти проводника. Снаряжение для похода доставлено и проверено.
- Спасибо, Владимир.
- Не за что, сэр, все оплачено. – и по-русски – СТОЙ, САМКА СОБАКИ! Куда женщина легкого поведения, сумку тащишь! – Владимир бросается за человечком восточной наружности, отбирает у него сумку Джессики – белой полной женщины-эколога. – В хлам приборзели, чурки нерусские, в натуре! – не переставая ругаться, Владимир деловито и качественно пинает по открытым местам сжавшегося в комочек воришку. Тот визжит. И снова по-английски, спокойным голосом. – Предлагаю садиться в машину, коллеги.
Американцы нервно переглядываются, малость охренев от такой неполиткорректности. Негр судорожно сжимает и разжимает кулак.
Кадр – группа садится в микроавтобус и уезжает, лавируя между такси и грузовиками…
Следующий кадр. Утро, на ветках деревьев сквера и камнях фонтана – легкий иней. Большое пятиэтажное здание, вывеска – «Гостиница «Ангара». К гостинице подъезжает автобус – старый ЛиАЗ, на боку автобуса нарисованы медведь, обнявший бутылку водки и тонкая пятиконечная звезда в пятиугольнике с надписью «СССР». Экспедиция входит в автобус, автобус трогается.
За окном – блеск наружной рекламы, обшарпанные дома, расцветающая черемуха, молодая листва канадских кленов. В автобусе кроме экспедиции – человек двадцать бородатых либо небритых молодых мужчин суровой наружности, которые молодецки ухая пьют водку из пластиковых стаканчиков.
- Куда мы попали, профессор? – тихо спрашивает латинос Хорхе Вальдес, неведомо зачем нужный в этой поездке орнитолог – специалист по галапагосским пингвинам. – И кто эти люди?
- Студенты-охотоведы, Хорхе. – отвечает Саймон Грин. – Они отправляются на практические занятия по учету зверя в лесу.
- Да, сэр! – перебивает объяснения профессора слегка пьяный голос одного из русских студентов, причем на хорошем английском с оксфордским произношением. – Мы будем считать поголовье кабарги в горах Большого Хамар-Дабана! Не бойтесь нас, мы добрые люди и никому не желаем зла. Кстати, не хотите ли выпить? Эта водка уж явно лучше, чем ваше кукурузное виски!
- Спасибо, я пожалуй воздержусь…
- Ну что ж, нам достанется больше, сэр.
Следующие кадры. За окнами автобуса – вечер, Джессика спит на плече негритянки-микробиолога Джейн Симпсон, профессор о чем-то беседует с Владимиром, Хорхе выпивает с охотоведами… один из студентов достает гитару и начинает петь, остальные подхватывают:
Rodilcya v taiga ya pod sosnoiu
V telogreike s rigei borodoiu
Menya v vodku okunuli
V tri portyanki zavernuli
I ohotovedom narekli!
Rogden na Podaptechnoi, tam I sdohnu
A pomru tovarichi, ne ohnu
Mne v adu naidetsya mesto
Budu tam nachalnik tresta
U chertei panti zagotovlyat!
- О чем они поют, Владимир? – перебивает профессора Иезекийя Уильямс.
- Студенческий фольклор. – отвечает тот. – О том, как хорошо учиться в нашем институте и о том, что истинного охотоведа боится даже сама смерть. Нечто вроде, как бы это сказать… - На лице Владимира появляется сумрачная усмешка. - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД…
Сцена третья. Проводник.
Камера, вид сверху. Таежное село. Редкие дома и огороды вдоль реки, огромные выпасы, на которых пасутся бело-рыжие мохнатые коровы, вокруг села – огромные сосны и кедры. Камера спускается вниз – и к восьмиугольному дому, покрытому дерном (рядом с верхушкой крыши растет молодая березка) подъезжает ГАЗ-66 с арктической оранжевой будкой вместо кузова. Из будки, трясясь и пошатываясь, вылезают все, кроме профессора, тот вместе с Владимиром едет в кабине.
- Со времен моего дедушки в России ничего не изменилось… - ворчит под нос зоолог Курт Зиммель. – Такие же отвратительные дороги, такие же отвратительные люди…
Из кабины спрыгивает Владимир, помогает спуститься профессору, после чего кричит:
- Вася! Вася, выходи, я гостей к тебе привез!
- Владимир, а вы уверены, что проводник дома?
- Конечно, он когда в лес уходит дверь палкой подпирает. – отвечает Владимир и снова по-русски – Вася!
Со скрипом открывается дверь, из восьмиугольного дома выходит маленький старичок, садится на порог, кладет на колени винтовку-трехлинейку (крупным планом – примкнутый к винтовке трехгранный штык, блеск солнца сквозь мутные бурые потеки на гранях), вытаскивает из кармана трубку, закуривает и говорит, обращаясь к Владимиру:
- Эти, чо ли? – лицо, изборожденное морщинами, не позволяет понять эмоций. Кажется, что говорит статуя.
- Да, дядя Вася. Их надо до ущелья того, ну, где саган-дайля растет большая, проводить и обратно потом.
- Дак там через узость идти, эта толста-то – старик указывает на Джессику. – Не пролезет поди.
- Ну, им надо, дядя Вася. Двести долларов дают.
- А в рублях ето скоко буит, а?
- Шесть тысяч.
- Скажи, пусть десять тыщ платят. Кроме меня тот распадок никто не знат, Бадмашка Долбаевский, который прошлых мириканов туды водил, че то года три назад померши.
Владимир переходит на английский:
- Профессор Грин, проводник просит за свои услуги триста пятьдесят долларов. Говорит, что он один знает это место. Он говорит правду.
- Что это за человек?
- Ветеран второй мировой, местный охотник, сэр. Ему можно верить.
- Хорошо, скажите что мы согласны.
- Дядя Вася, они заплатят.
- Эт хорошо, тады пусть тут палатки свои ставют да до утра ждут, мне собраться надо, да обмыть это дело. Самовар ташшы.
На широкой поляне рядом с домом стоят шесть маленьких палаток, у дома проводника Василия накрыт вытащенный на улицу грубый стол, на котором разложены в живописном беспорядке немудреные сибирские закуски – сушеная рыба, вяленое мясо, черный хлеб, фиолетовые луковицы местных растений. За столом сидят дядя Вася и Владимир, пьют самогон, наливая его из дымящего (крупным планом – сморщенный сапог с японской национальной символикой на трубе) самовара. Говорят по-русски:
- Володька, а как мне с имя говорить-то?
- Молча, дядя Вася, что с ними разговаривать. Проводи да все. Давай за успех безнадежного дела!
- Ну дык, как Союз порушили, так все дела поди безнадежны. Но все таки чо имя сказать, если не туды идут?
- Стоп.
- Ууу, как у нас прям. А если идти надо?
- Гоу, дядя Вася.
- Ну, это сложней, но ничо, запомню поди. А как по-ихнему «иди на хер», знашь?
- Фак ю, дядя Вася.
- Вот женщина нехорошего поведения неруси! Налей-ка мне ишо стаканчик. Во…
Следующий кадр. Вечер, машина и Владимир отсутствуют, у костра сидят американцы-ученые и проводник… неожиданно отсвет костра падает на лицо Курта Зиммеля и глаза старика дяди Васи широко раскрываются в приступе узнавания…
Ретровставка. Концлагерь, изможденные люди в форме РККА, огромный немец с мегафоном, рев на лающем хохдойче: "А сегодня у нас - дискотека! Пулеметчик Ганс прокрутит два новых диска!" и выстрелы. У немца - лицо того самого американца, что сидит напротив, только на нем форма и петлицы с рунами. Побег, тот же немец, расстреливающий бегущих в лес красноармейцев из МГ-34, 43-й год, Курская дуга, то же лицо в оптическом прицеле, удар в плечо, госпиталь, родной дом…
Неожиданно проводник встает, и говорит по –немецки (брови Курта Зиммеля удивленно приподымаются).
- Der ruhigen Nacht, der G;ttes! Wir gehen morgen um 7 Uhr morgens hinaus. – и уходит в темноту.
- Он сказал, чтобы к семи утра мы были готовы к походу… - изумленно говорит Курт.
Сцена четвертая. Брошены и забыты.
Жаркий таежный полдень. Экспедиция, сильно растянувшись, поднимается в гору. Впереди – проводник, по его безучастному морщинистому лицу ничего не видно, но (крупный план!) глаза суровы и решительны. За ним идет профессор, замыкает строй Курт Зиммель.
- Уф, не могу больше. – жалуется толстая Джессика – откуда такая жара в холодной Сибири?
- Здесь летом может быть до пятидесяти градусов по Цельсию в тени. – Хорхе Вальдес дышит ровно и спокойно. – Джессика, ты не знаешь…
- Уф, что?
- Вирджиния. Вы ведь вместе работаете?
- Да, вот уже полтора года.
- У нее есть парень?
- Ну, насколько я, уф, помню. – морщится Джессика. – Нет. Ее вообще не привлекают мужчины.
- Зато она привлекает мужчин! Какая грудь, какая талия, какие ноги!
- Уф, Вальдес, а не заткнулся бы ты, тяжело ведь!
- Не знаю, я привык. Вот если морозы градусов под сорок, у них зимой именно такие… а что это Иезекийя на меня так странно смотрит? Он ведь тоже твой сослуживец.
- Уф, достал, ты его привлекаешь как мужчина. Иезекийя у нас гей, уф.
- Черт побери, в вашей компании есть хоть кто-нибудь с обычной сексуальной ориентацией?
- Профессор, уф.
- Тогда я поближе к нему. А Вирджиния… о-о, Вирджиния! – Хорхе уходит вперед.
- Уф-ф… Мерзкий нетолерантный шовинист! – бурчит себе под нос Джессика.
Новый кадр. Экспедиция – у узкого прохода между двумя огромными камнями.
- Gehen es kann nur hier. Es gibt keinen anderen Weg in diese Schlucht. auf gehts!
- Курт?
- Профессор, он говорит что другого прохода в это ущелье нет. Надо лезть.
- Ничего не поделаешь, только пусть он идет первым. Кстати, поинтересуйтесь при случае, откуда он так хорошо знает немецкий?
Кадр – Джессика, с трудом протискивающая толстое тело сквозь скальную щель. Камера медленно показывает упитанную белую ногу сквозь порванные джинсы, комаров, впивающихся в ослепительно белую кожу, разорванную блузку, большую дряблую грудь, вываливающуюся из надорванного бюстгальтера, проклятия и стоны…
Новый кадр. Вечер, почти ночь, костер рядом с небольшим родником. Шесть палаток в живописном беспорядке. Рядом с костром – пластиковое ведро, в которое негр Иезекийя льет родниковую воду через биофильтр, при этом игриво косясь на Хорхе Вальдеса, что-то пишущего на ноутбуке. Из темноты выходит проводник, на штык его винтовки надеты четыре ободранных натертых солью, которая блестит в свете полной Луны, бурундука. Отодвинув от костра негритянку Вирджинию, проводник начинает жарить бурундуков над углями. Бурундучий жир шипя, падает на угли, Вирджиния принюхивается, приглядывается, убегает в кусты. Громкие звуки рвоты…
Утро. Профессор вылазит из палатки, одевает очки и видит прямо перед собой те самые кусты того самого рододендрона – огромные, пятисантиметровые белые соцветия.
Далее – сцена, напоминающая сцену из времен «золотой лихорадки». Все шестеро судорожно рвут соцветия, набивают ими мешки, Джессика попутно их ест… наконец, устав, они собираются в центре лагеря.
- Пожалуй, все. – говорит профессор. - Этого нам хватит для исследований. Пора возвращаться. Да, а где наш проводник?
Все оглядываются, Вирджиния даже кричит – Васья, Васья – но ПРОВОДНИКА НЕТ.
- Он бросил нас! Бросил! – панически вопит Иезекийя Уильямс. – Что делать!? Проф, что делать?
- Руссиш швайн. – тихо говорит Курт Зиммель. – Они не изменились, прав был дедушка. – и громко: - Коллеги, нам надо собирать лагерь и возвращаться по старым следам. Я скаут, нас обучали ориентированию, не беспокойтесь. К тому же у нас ведь есть карта, Саймон?
- Да-да, и спутниковый навигатор тоже…
- Так зачем паниковать?
Следующий кадр. Группа подходит к скале и обнаруживает, что проход завален. Причем завален так, что пробраться нет никакой возможности.
- Он нас бросил! – вновь вопит негр. – Он нас покинул! Мы… мы БРОШЕНЫ И ЗАБЫТЫ на этой дикой земле!
Сцена пятая. Первая кровь.
Вид с высоты птичьего полета – бескрайняя тайга, скалы, где-то вдалеке отблескивает большое озеро… Экспедиция стоит у завала.
- Мы брошены и забыты на этой дикой, дикой земле! – орет негр. – Что делать, что делать? Проф, вы это все затеяли, скажите мне – что делать?
- Спокойно, Иезекийя. – профессор Грин сосредоточенно думает. – Проводник нас бросил, но! – он поднимает палец. – Первое. У нас есть карта местности. Второе – из любого положения есть выход! Делаем так – мы оставляем наши вещи здесь, их охраняю я и со мной… пожалуй, Джессика, ей не очень хорошо. Долина небольшая, обойти ее за три-четыре часа и найти хотя бы более или менее пологий склон – вполне реально. Делимся на пары – Вирджиния идет с Куртом, Хорхе – с Уильямсом. Та пара, что первой находит путь, возвращается. Думаю, мы выберемся отсюда еще засветло.
Бросив рюкзаки на землю, пары расходятся. Впрочем, Курт прихватывает с собой дробовик, а Иезекийя – сумку и косметичку.
Профессор Грин и Джессика сидят на камнях у завала. Джессику периодически тошнит чем-то зеленым.
Негр и латинос идут вдоль склона холма.
- Хорхе?
- Что, Уильямс?
- Хорхе, а тебе никто не говорил, что ты очень привлекательный мужчина?
- Слушай, давай проясним этот вопрос раз и навсегда. Я нормальный католик и не испытываю никакой склонности к извращениям, так что все твои приставания бессмысленны. Ты меня понял?
- Ах, какой горячий темперамент, как в тебе бушует знойная кровь Юга…
- Уильямс, ты можешь думать хоть чем-нибудь, кроме центра наслаждений? Мы в критической ситуации, сам же только что страдал! Ищем дорогу, понял?
- Вот именно в такие моменты, глупенький, и надо брать от жизни все! Ради чего мы живем, как не ради любви и страсти? Вот, смотри – природа ликует, течет ручей, все готово для того, чтобы я отдался в порыве леденящей душу радости…
- Отвянь.
- Ты можешь подождать немного? Я спущусь к ручью, наберу воды и сварю из местных трав отвар, который пробудит в тебе чувство! Это займет совсем немного времени!
- Иди куда хочешь.
Негр достает из сумки котелок и биофильтр, на ходу подкрашивая губы, убегает вниз по склону, сквозь кусты.
Кадр – черная курчавая голова, сзади. Камера отходит, негр – вид со спины, идет к ручью, котелок звенит о низко свивающие ветки и камни… нечто темное, неоформленное наваливается на него сзади, в кадре – огромная лапа. Темнота. Новый кадр – ноги негра, волочащиеся по мху и опавшим прошлогодним листьям, негромкое урчание…
Хорхе не дожидаясь Уильямса, продолжает идти вдоль склона. Выходит на усыпанную небольшими камнями поляну, посреди которой – огромный пень с торчащим вверх отщепом – как будто сосну сломали и унесли.
- Уильямс, смотри! – Хорхе трогает отщеп, оттягивает его и отпускает. Тот издает неожиданно приятный, мелодичный дребезжащий звук. – Уильямс? Не прячься, я слышу, ты подходишь сзади… даже не думай, я тебе го… - в кадре – огромная лапа, темнота. Ноги латиноса, волочащиеся по мху и камням. Негромкое урчание…
Сцена шестая. Минус три.
Тем временем Вирджиния Симпсон, любимая ученица профессора Грина, и зоолог Курт Зиммель, специалист по плоским червям, идут в другую сторону.
- Смотри, Джинни, как ты думаешь, кто оставил эти знаки? – Курт показывает стволом дробовика на следы когтей на стволе сосны, так, на уровне примерно двух метров.
- В компании я работала как микробиолог. Поэтому не очень сильна в высших млекопитающих. Твой вариант?
- Это медведь, Вирджиния. Большой медведь.
- Он… он наверное голодный?
- Не знаю. Но находиться рядом с ним – не хотел бы. Вряд ли его остановит картечь, патронов с пулями у меня нет.
- Что ты предлагаешь?
- Идем осторожно, смотрим по сторонам, если видим зверя – громко кричим и стреляем. Может быть, нам удастся его отпугнуть…
Следующий кадр. Вирджиния и Курт стоят на вершине сопки, внизу – тайга, река, вдалеке – берег озера и деревня, виден дым из труб.
(Коллеги, только не надо кидать тапки. Это не наш ужастик. Судя по тому, что они про нас снимают, печи на Руси топят круглый год)
- Слава Богу, мы нашли путь! – радостно восклицает Вирджиния, вскакивает на огромный камень. – Мы спасены! Мы... – камень начинает предательски шататься под ней.
- Джинни, спускайся немед… - камень выскальзывает из-под ног негритянки, увлекает за собой остальные камни склона, Курт крича нечто вроде «Шайзе, думкопф ниггер фрау» погибает под осыпью. На поверхности – рука с зажатым в ней ружьем.
Негритянка рыдая, смотрит сверху. Потом решается, хватает ружье из окостеневающей руки Зиммеля (кадр – пальцы разжимаются медленно, из под камня сочится кровь, истерический женский голос : «Мне надо вернуться, надо предупредить профессора!») и убегает в лес…
Сцена седьмая. Вечер втроем.
Профессор Грин, выглядящая крайне больной Джессика (причем явно сбросившая килограмм 5) и оборванная и измученная Вирджиния сидят, забравшись как можно выше по завалу.
- Профессор, мы нашли дорогу, но Курт погиб. Его убило камнем! И здесь бродит огромный медведь!
- Вирджиния, не впадай в панику. Давайте поужинаем, дождемся Уильямса и Вальдеса, а потом спокойно тронемся в путь.
- Да, да!
- Вот, завернитесь в одеяло, прилягте, не волнуйтесь. Джессика, как ты себя чувствуешь?
- Плохо. Но идти смогу.
- Это хорошо… - Саймон Грин смотрит вдаль, туда где колышется зеленое море тайги. – У меня как раз перед этой экспедицией было нехорошее предчувствие, и сон дурацкий приснился.
- Какой сон? – слабым голосом спрашивает Вирджиния. Джессику в очередной раз тошнит зеленым. На камни.
- Мне приснилось, будто я еду по огромному лесу на старом «лендровере». Еду на месте пассажира, а за рулем – мой друг Дик Картер, который погиб во Вьетнаме, в 1964-ом, но я почему-то знаю, что он жив. «Дик, куда мы едем?» - спрашиваю я. «К огромной черной башне посреди пустыни, где живые теряют вес, а мертвые обретают его» - отвечает мне Дик. – «Только надо бояться ежей. Здешние ежи прокалывают шины, никаких запасок не напасешься». Мы выезжаем на берег широкой реки, вроде нашей Биг-Ривер, на пустынный берег и видим – через реку перекинут мост, но дорогу к мосту преграждают огромные, бесчисленные ежи, иглы которых блестят холодным металлом. «Саймон, друг!»- говорит мне Дик. – «У меня есть цепи и куски моего сбитого вертолета, давай укрепим колеса». «А если объехать?» - спрашиваю я. «Объезжать бесполезно». – отвечает друг. – «Они все равно преградят наш путь. Только сквозь них, только сквозь!» Мы укрепляем шины и едем прямо по ежам, которые хрустят под колесами. «Тихо!» - шепотом предупреждает Дик. – «И не вздумай петь, они этого не любят. Под звуки любой песни они собираются в кучу и давят насмерть того, кто посмел запеть в их присутствии.» И тут мобильный телефон в моем кармане начинает звонить. А звонок у меня – развеселое «Take Me Home Country Roads». Ежи начинают собираться вокруг нас, заваливают машину своими телами, я задыхаюсь, почти не замечая боли от игл, которые прокалывают меня насквозь – и просыпаюсь. А после этого – отправляюсь сюда, в эту ужасную Россию и попадаю в такую вот жуткую историю, девочка. Радует лишь то, что цель экспедиции достигнута и жертвы наши – не напрасны…
- Вам надо срочно записаться на прием к психоаналитику, профессор – хрипит окончательно позеленевшая Джессика…
Сцена восьмая, совсем маленькая.
Ночная деревня. Где-то на окраине фырчит генератор, в домах горит свет, в окнах – отблески телевизионных экранов, лает собака, мычат коровы, кажется, сам воздух преисполнен благодати… в сарае у озера кто-то виртуозно играет на балалайке.
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То мое, мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит… - выводят струны и слышится в них широта степей, глубина рек и озер, необъятность недр и вольность дубрав России… проводник Василий выходит из своего восьмистенного дома, идет к озеру.
Извела меня кручина,
Подколодная змея,
Эх, гори, сгорай моя лучина,
Догорю с тобой и я!
- Но, разыгралси тут. – говорит Василий, снимая со штыка каравай и огромный кусок свиного сала с прожилками. – На вот, пожри, ты ж эту пропастину не кушашь, ты ж у нас антиллегент. А потом спи да завтра дальше работать надо, понимашь. Не хрена этим фашистам в тайге у нас делать. Да, Трофим?
Слышится негромкое урчание.
На двери сарая – отпечаток огромной когтистой лапы…
Сцена девятая. Минус пять.
Утро. На холодных камнях, покрытых инеем, дрожащие Саймон Грин, почти пришедшая в себя (по крайней мере ее не тошнит, лицо ее просто бледное и исхудавшее) Джессика и серая от холода Вирджиния.
- В-вста-тавайте, женщины, н-нам надо уход-дить о-отсюда . – стуча зубами от холода, говорит профессор. – Нам н-надо в-выйти к людям.
Следующий кадр. Трое идут по тайге. Впереди –бледная тощая Джессика, в руках у нее – мешок с соцветиями чудесного цветка, за ней – кутающаяся в одеяло Вирджиния, замыкающим – профессор с дробовиком в руках.
- Быстрее, быстрее! – торопит Саймон. – Нам надо дойти до деревни засветло, нам надо выжить!
Где-то сзади и слева раздается негромкое урчание.
- Что это? – удивленно спрашивает Джессика. – Кто это рычит?
- Рычит? – профессор снимает очки, начинает протирать их носовым платком. – Не знаю, женщины, но надо двигаться как можно… МЕДВЕДЬ! Бегите!
Перед профессором, впервые за весь фильм (!) появляется медведь во всей своей красе – огромный, узкомордый, бурый, внушающий ужас. Саймон Грин замирает, оцепенев. Крупным планом – очки в правой руке и безумные глаза профессора, лишенные надежды… в кадре – когтистая лапа. Темнота. Джессика и Вирджиния бегут по тайге, в панике перепрыгивая через камни и корни. Вот и выход из долины ужаса, казалось бы, все – но тут негритянка падает, споткнувшись о торчащую из камней руку Курта Зиммеля – синюю, в трупных пятнах.
- Аааааа! – разносится крик над тайгой…
Сцена десятая, последняя.
Джессика – теперь уже тощая измученная женщина , не забывая судорожно прижимать к груди мешок с соцветиями, в разорванной куртке и разодранных снизу джинсах выбегает на проселочную дорогу, тяжело дыша садится, опустив ноги в глубокую колею. Постепенно на лицее ее появляется румянец, дыхание успокаивается.
Где-то вдали слышен гул мощного мотора. ..
Следующий кадр. Огромный лесовоз «ЗИЛ-131» прет по колее, за рулем – здоровенный рыжий мужик в телогрейке на голое тело. Зевнув, он чешет грудь, на груди и руке – самые разнообразные татуировки.
Владимирский централ, ветер северный,
Этапом из Твери, зла немерено!
– орут динамики лежащего на сиденье магнитофона. Мужик достает из-под сиденья заткнутую газетой бутыль с мутной жидкостью, выдергивает зубами пробку, плюет пробкой в магнитофон…
Владимирский централ, хотя я банковал,
- отпивает глоток, вдыхает воздух, зажимает бутыль коленями, достает из «бардачка» огромный соленый огурец, закусывает, громко чавкая…
Но не очко обычно губит, а к одиннадцати туз!
Джессика, размахивая руками, выбегает на дорогу.
- Помогите мне! Помоги…
- Ой, женщина легкого поведения! Ты чо! – мужик жмет на тормоз, мутная жидкость разливается по полу кабины…
… Черный экран. Жуткое, леденящее душу молчание. И сквозь черноту экрана проступают буквы
HAPPY END