НИНА

Жанна Лесникова
Эту повесть я посвящаю моей дорогой бабушке
Нине Васильевне Шеменёвой.
С любовью и благодарностью.




I. Сирота

      Американец, одетый в форму армии Антанты, посмотрел на детей и погрозил им пальцем. Дети, сидящие за столом, затихли, и, взяв свои ложки, стали есть кашу, стоящую перед ними. Перед каждым ребёнком на столе кроме каши лежал кусок хлеба с маслом, и стояла кружка со сказочно вкусным напитком, который назывался непонятным словом «какао». А потом детям дали по одной маленькой шоколадке, которую они должны были съесть под пристальным взглядом, стоявших возле них военных. Если кто-нибудь из детей пытался спрятать недоеденный кусок хлеба или шоколада, то эта попытка была сразу пресечена. Никогда и кому не дозволялось унести с собой ничего из съестного…

      …В стране царили голодомор и нищета. Люди из деревень, побросав дома, уходили в леса, где можно было прокормиться ягодой и травой. Другие же шли просить милостыню, да собирать съедобные помои на городских свалках. Эпидемии одна за другой помогали гражданской войне уничтожать и без того ослабевший от нужды народ.

      Для обеспечения хлебом и другими продуктами рабочих промышленных центров, солдат Красной Армии, государственного и партийного аппаратов, была введена продовольственная разверстка. Под видом изъятия излишков, независимо от погоды и других условий, продотряды, состоящие из вооружённых большевиков, выгребали из крестьянских амбаров все хлебные запасы, зачастую ничего не оставляя ни на прокорм семье, ни на содержание скота, ни на семена. И люди из-за неимения нормальной человеческой пищи стали есть жёлуди, свиной корм, от которого болели желудки, жмых. Были съедены даже кошки и собаки. Появились случаи каннибализма…

      …В деревню приехали американские квакеры, спасающие людей от голода. Они привезли пищу, и кормили в первую очередь - детей.Каждый ребенок должен был иметь специальную входную карточку, на которой делались специальные пометки о посещении столовой. Горячий обед выдавался в строго определенное время. Порция должна была быть съедена в столовой, и уносить ее домой не разрешалось. Дети приносили с собой небольшие эмалированные блюдца и кружки, им наливали горячее какао, рисовую кашу на молоке и молочную лапшу и давали по кусочку хлеба из кукурузной муки.

      Зина была самая младшая из детей, которые каждое утро приходили на завтрак в столовую, организованную союзнической армией для детей-сирот. Её отец, комиссар Красной Армии, погиб недавно от рук деникинских карателей. А мать, медсестра Красного Креста, умерла ещё за год до этого от страшной эпидемии тифа. Так четырехлетняя Зина попала в семью брата своего отца жившего в деревне - «дядьки», как он называл себя. Ему, бывшему кулаку, удалось уберечь от продотряда в лесу некоторое количество продовольствия – муку, зерно и картошку. Экономили как могли, но запас подходил к концу и семью ожидал голод….
Зине было строго-настрого наказано приносить с собой с завтрака хлеб и шоколад. Но маленькой девочке никак не удавалось ничего спрятать от глаз наблюдателей. И каждый раз, когда она возвращалась, дядька бил её ремнём «чтоб не жадничала». А потом Зину и вовсе перестали кормить в доме. Дядька говорил, что ей хватает той «солдатской жратвы», которую давали американцы. Когда вся семья - дядя с женой и их пятеро, уже достаточно больших детей, садилась за стол,- Зина сидела у окна и оттуда смотрела на едящих родственников. Позже она помогала старшим убирать со стола и приноровилась, незаметно лизнув ладошку, проводить ею по поверхности. К ладошке прилипали крошки хлеба и рассыпанной соли. Постоянное чувство голода не давало уснуть, и Зина ночами плакала, уткнувшись носом в подушку, которая заглушала всхлипывания. Каждый день она слышала о том, что висит камнем на шее у родственников. Постоянные упрёки и «учения» ремнём превратили Зину в маленького испуганного зайчонка, боящегося любого шума возле себя. Так продолжалось два года, пока однажды за Зиной не приехал дед, отец её матери. Он увёз её в свою деревню.

      Там она прожила до шестнадцати лет. Старики очень любили внучку-сироту и жалели. Бабушка была местной знахаркой. Она лечила людей травами и шепотками. Но не смотря на её помощь, люди почему-то побаивались её, говорили что она колдунья, и даже считали её сумасшедшей. Когда дед заболел, ему не помогли никакие травы и заговоры. Он умер ночью, тихо, не разбудив никого стонами и вздохами. Бабушка прожила без него ещё год. Потом не стало и её. Так Зина осталась одна. Ей было всего шестнадцать лет. И однажды утром, она ушла из опустевшего дома навсегда. Выйдя за околицу, она оглянулась, и, бросив прощальный взгляд на брошенные хозяевами деревенские дома с заросшими травой крышами и опустевшими дворами, поклялась никогда сюда больше не возвращаться.

      Оказавшись в городе, Зинаида была словно оглушена шумом городской жизни. Но она ничего не боялась. Ей удалось устроиться на работу – на городскую фабрику. С первой же небольшой зарплаты она купила себе на местной барахолке туфли, о которых мечтала долгое время. С зауженными носком и небольшими тонкими каблуками. Жила она в общежитии для работниц фабрики. Девчонки жили дружной семьёй, мечтали о большой любви, клеили на стены возле своих кроватей портреты своих кумиров. Однажды к ним в город на гастроли приехали артисты балета. Зине особенно понравилось балерина, игравшая главную роль в спектакле «Жизель». С тех пор она стала мечтать о балете. Но учиться этому уже было поздно. Долго ещё потом Зина копировала её жесты, мимику, повороты головы. Благо фигурка у неё была стройная, с тонкой, на зависть подругам, талией. И когда случайно ей попалась на глаза газета с фотографией балерины - она узнала её имя. Нина Млодзинская. Именно тогда Зина решила поменять себе имя. Она стала Ниной и верила, что имя прекрасной балерины могло принести что-то чудесное в её жизнь….

II. Андрей

      Накануне восемнадцатилетия в её жизни наконец-то появился мужчина. Он был старше её на десять лет, но она этого словно не замечала. Высокий и стройный, в элегантном костюме, шляпе и с чёрным портфелем. Классическими чертами лица и обаятельной улыбкой он скорее походил на киноартиста, чем на бухгалтера, кем и являлся на самом деле. Нина познакомилась с ним на субботнике, устроенном в честь дня рождения вождя пролетариата Ленина. Вскоре Андрей сделал предложение этой хрупкой, похожей на балерину девушке, и она вышла за него замуж. Через какое-то время он получил повышение, и молодожёны даже сумели снять себе две смежные комнаты в квартире у одной старушки. В первых числах января у них родилась первая дочка. Она казалась им такой кукольной, такой хорошенькой, что они сразу же решили назвать её Милочкой. Мила-миленькая. Через четыре счастливых года родилась вторая дочь. И романтик в душе, счастливый отец предложил назвать дочь Светланой. Светик – светленькая. Нина занималась детьми, ей помогала старушка-хозяйка квартиры. Часто Нина выводила девочек в городской парк кормить уток, плавающих в пруду. А потом они шли встречать с работы отца. Он брал девочек на руки, Нина несла его портфель, и так, неторопливо, они возвращались домой «вчетвером» - молодая семья и большой, важный «господин портфель», как смеясь, называл его Андрей. Зимой Нина стала ходить на курсы водителей трамвая. Ей и раньше нравилось смотреть на бегущие и звенящие по рельсам трамвайные вагоны, поэтому, когда открылись курсы для девушек, она одной из первых записалась туда на учёбу.

      Настало лето 1940 года. Жаркое, знойное лето. Нина уже кормила девочек ужином, когда в дверях появился Андрей. Он был весел, несмотря на усталость. Нине вдруг показалось, что что-то изменилось в облике Андрея, но что, понять она не смогла. Они поужинали, легли спать. Но она никак не могла уснуть, непонятное «что-то» мешало ей. И вдруг её словно ударило током – Андрей пришёл без «господина портфеля»! Такого быть не могло! Он никогда с ним не расставался. Приносил домой, и ставил на комод у дверей. В портфеле он носил не только документы. Иногда ему приходилось приносить домой деньги, которые он получал в сбербанке для выдачи зарплаты. Всё это было в нарушении строжайших инструкций, но инкассаторов не хватало, и бухгалтер часто в одиночку отправлялся за деньгами. Нина стала теребить мужа, чтобы разбудить его.
- Андрей! Андрей, вставай! Просыпайся же!
- Что случилось? – сонно прозвучал его голос.
- Где портфель? Где твой портфель? – спросила она.
Андрей молчал, потом вскочил и стал торопливо натягивать одежду. Нина спросила:
- Ты куда?
- Я сейчас. Сейчас приду, – голос мужа дрожал, - ты ложись, спи. Он оделся и выскочил из квартиры.

      Больше Нина никогда его не видела…

…Возвращаясь под конец рабочего дня из сбербанка, где он получил деньги, Андрей, проходя по улице мимо уличного кафе, зашёл туда, чтобы выпить кружку холодного, бодрящего пива. В сбербанке ему пришлось проторчать почти до вечера, и он решил на работу не возвращаться, а пойти сразу домой. Зайдя в кафе, он машинально поставил портфель на пол возле столика. Выпив, он, разомлевший от усталости и жары, вышел из кафе, и погружённый в свои мысли пошёл домой. Когда ночью Нина разбудила его, Андрей, понимая, что надеется зря, всё-таки побежал к злосчастному кафе, напрасно надеясь, что ночью там кто-нибудь всё-таки будет внутри. Хотя бы сторож. Но напрасно он стучал в двери, ему никто не открыл. До утра он просидел на ступеньках, сжимая в ужасе от страшных предчувствий голову руками. Когда утром первой пришла уборщица, Андрей сразу её узнал. Вчера она ходила между столиками со своей шваброй. Он набросился на неё умоляя открыть побыстрее двери. Женщина испуганно твердила, что никакого портфеля она не видела. Конечно же, портфеля там не было. Через несколько часов Андрей был арестован и обвинён по статье «вредительство». Никакого суда даже и не было. Его просто привели в кабинет, зачитали приговор и вскоре он уже был отправлен в далёкий лагерь «без права переписки»…


III. Война

      Лето… Звенящая тишина полей. Синева бархатных лесов. Города и сёла, умытые летним дождём. Сколько надежд, планов на будущий отпуск! Сколько радостного ожидания летних прелестей, после сырой дождливой весны! И никому не хотелось думать о страшной, уродливой старухе-войне. Она уже была недалеко. Бродя по Европе, оставляя за собою только смерть и холод, - она не спрашивала приглашения прийти. Она знала, что её никто и нигде не ждёт. Безумная старуха, с седыми грязными космами прошедших битв. Проникая сквозь стены домов, одним невидимым движением своей костлявой руки, она опустошала семьи, равнодушно взирая на слёзы матерей, горе жён, крики детей.
Дальше Москвы врага не пустили. Казалось, война дошла до стен столицы, а потом, огрызаясь, стала отползать в своё логово. Но раненной оказалась вся страна…

      Нина едва нашла в себе сил, чтобы прийти в себя от свалившегося на неё горя. Первое время она даже не плакала. Всё ждала возвращения мужа, верила, что всё обойдётся. Не обошлось. Однажды к ней пришёл незнакомец, и передал ей первую и последнюю весточку от Андрея. В записке, видимо торопясь, Андрей написал: «Люблю. Боюсь. Береги детей. Прощайте». И тогда Нина с ужасающей ясностью осознала свою потерю. Потерю дорогого, любимого человека. Долго ещё в голове у неё стоном звучали его прощальные слова «Люблю вас. Боюсь за вас. Прощайте…»

      С квартиры ей пришлось съехать, плата оказалась непосильной одинокой женщине с двумя маленькими детьми. А позже она вообще перебралась на край города, там, где можно было снять комнату дешевле. Миле шёл шестой год, и она была единственной помощницей в доме. Смотрела за младшей сестрой, помогала матери стирать, наводить порядок, ходила за хлебом. Скоро стали выдавать хлеб по нормам – взрослым – 600 граммов, детям – 200 грамм в день. Нина пошлёт Милочку за хлебом, а та пока домой вернётся – по дороге весь хлеб и съест. Ругать её рука не поднималась. Но надо было как-то жить дальше. И тогда Нина нашла работу в столовой, которая находилась рядом с её домом. Устроилась туда поваром. Уходя из дома в шесть утра, она запирала детей одних, а потом весь день варила еду и плакала. Сердце в тревоге за детей сжималось от боли. Мужчин почти не осталось, и Нине приходилось самой носить воду, рубить дрова для печи. С работы прибежит домой, а Мила через окно на улицу ушла. Бродила вечно где-то. Маленькую Свету покормить было некому весь день. Она мокрая и голодная, криком изойдётся так, что посинеет… Так Нина и жила. Пока не заметила, что стала слабеть. Боль пожирала её изнутри. И только когда однажды она упала возле печи без сознания, очнувшись, она поняла – если с ней что-нибудь случиться, детям тоже не выжить. Сжалившись над ней, сторож Михалыч, отвёл её к своему сыну - врачу местной больницы. Тот стал лечить её, а заодно помог ей устроиться писарем в управление больницы, где работал. Казалось, можно было со спокойной душой забыть об этой молодой одинокой женщине, но он не смог. И однажды придя под каким-то предлогом в кабинет, Владимир стал появляться там всё чаще и чаще. Потом он стал провожать Нину домой, а когда познакомился с её девочками, просто сказал – давай поженимся!? Ещё не утихла боль от потери Андрея, но растить одной в это тяжёлое время детей Нине было нелегко. И она это очень хорошо понимала. Владимир ей нравился, но уже не было того влечения, той остроты чувств. Был просто хороший, надёжный друг. И она согласилась.
Зимой сторож Михалыч переехал в комнату, которую снимала Нина. А Нина с мужем и девочками переехала в дом свёкра. А потом родился их сын. Назвали Борисом – в честь деда. И следом за ним родилась Олечка. Когда малышке исполнилось шесть месяцев, Владимир ушёл на фронт. Он прислал письмо и вечерами Нина перечитывала его детям, чтобы те знали, что где-то воюет их отец, и он помнит о них…

      … Это случилось в Венгрии. Немцы стреляли из миномёта. Госпиталь был эвакуирован, но Владимир уехать со всеми не успел. Так он оказался в противотанковой роте, где в живых осталось всего двадцать человек. Вдруг немцам на подмогу из-за угла большого здания выехал танк. Миномёт затараторил с радостной силой. Солдаты, с которыми находился Владимир, стали разбегаться, чтобы найти укрытие. Все побежали к небольшому белому домику, а Владимир с незнакомым ему солдатом, спрятался в остатках разрушенного дома напротив.
Постояли, послушали стрельбу. А потом боец стал уговаривать Владимира присоединится к остальным. Но тот не соглашался. Тогда, махнув рукой, солдат убежал. Вскоре прогремел взрыв, слышно было, как рушились стены. Накрыло всех, кто находился в белом домике. Владимир остался один.

      А немец всё бил и бил из миномёта. И казалось, день никогда не кончится. Когда стемнело, Владимир перебежками покинул своё укрытие. Под утро он нашёл своих – русских. Так и остался воевать в той части. Наступила зима. Шёл непрекращающийся уже вторые сутки бой. В какой-то момент показалось, что победа принадлежала русским. Как вдруг появились фашистские танки. Да так много, что многие сразу упали духом. Некоторые бойцы, несмотря на партбилет в кармане курток, стали молиться. У Владимира в кармане лежал листочек, написанной рукой Нины с молитвой «Отче наш…», которой её научила в детстве бабушка. Он положил руку на карман, закрыл глаза и стал мысленно просить Бога пощадить его в этом неравном бою. Прозвучал приказ разделиться и уходить. Одним по левую сторону холма, другим по правую. Что-то словно толкнуло Владимира в спину, и он побежал влево. И вдруг посыпал снег. Очень крупный, очень густой. Даже дороги перед собой не было видно. Только танки гудели за спиной. Но снег спрятал бегущих солдат. Они добежали до леса и укрылись в нём. И словно по-волшебству, снег перестал идти. Долго ещё бойцы ждали тех, кто убегал в правую сторону от холма. Выслали разведку, чтобы добыть информацию о пропавших солдатах. Разведка, вернувшись, доложила – в живых не осталось никого. Все убиты. И ещё удивлялись тому, что снега на той стороне было совсем мало, словно ветер приносил его только сюда. А Владимир был уверен – Бог услышал его тогда, не дав ему погибнуть во второй раз. Но пришла весна, и их немногочисленный отряд переживших зиму солдат, попал в окружение и был полностью уничтожен….


IV. Железная Нина

      В воздухе звенел запах победы. О ней говорили, хотя война ещё продолжалась. Откуда у Нины нашлись силы жить, не сдаваясь перед трудностями, она и сама не знала. Помогали люди, жившие рядом. Помогал сторож Михалыч. Нина устроилась работать на железную дорогу, а вскоре её назначили начальником воинского эшелона, перевозившего муку из Узбекистана на фронт. Узнав о гибели сына, Михалыч заплакал. А потом схватился за сердце и медленно сполз со стула на пол.

      Похоронив Михалыча, Нине пришлось брать в поездки детей с собой, так как родственников у неё больше не было и некому было оставить малышей. Поездки эти были опасны из-за авиабомбёжек и подрывов рельс, но Нине везло. Они благополучно возвращались с опасного рейса. Она уже привыкла ездить с детьми и строила планы на дальнейшую жизнь. Получив похоронку, Нина словно закрыла своё сердце в железную броню. Никто никогда не слышал от неё жалоб на свою горькую женскую долю. Никто не видел, чтобы она плакала. Она не могла позволить себе расслабиться, неся груз ответственности за детей. На работе и дома она была такой строгой, требовательной и неулыбчивой, что однажды кто-то назвал её в сердцах «железная Нина». С тех пор так её и называли. Только когда Нина слышала песню «Синий платочек», только тогда она могла хоть немного оттаять. Так хотелось счастливой женской судьбы. Так хотелось, чтобы вся семья была вместе. И слушая песню, она вспоминала об ушедших, но дорогих её сердцу двух мужчинах, с которыми ей не пришлось состариться.

      …Утро было тёплым и солнечным. Поезд стоял на какой-то очередной сельской станции. Напротив его стоял такой же, только пассажирский состав. Вдруг тишину утра разрезал угрожающий звук летящих самолётов. Началась бомбёжка. В воздухе раздался истеричный визг сирены. Люди посыпались из вагонов поездов и бросились искать укрытия. Нина с детьми тоже выбежала из вагона и побежала, ища, где бы можно было спрятаться от смертоносных стрел, падающих с неба. Они спрятались в каком-то овраге, сверху над которым были густые заросли кустарника. Устроив там детей, Нина выглянула из укрытия. Она увидела, как вдоль вагонов бежала женщина с двумя детьми. Мальчик лет восьми с трудом тащил огромную корзину, бьющую его по худым коленкам. А второй, ещё младенец, лежал в пелёнках у матери на руках. Возле поезда начали рваться авиабомбы. Женщина с младенцем успела добежать до какого-то навеса над небольшой ямой. А мальчишка, не успевавший за нею из-за тяжёлой ноши, бросив корзину, обхватил дорожный столб, стоящий между путями руками, словно ища у него защиту. Он прижался к нему и громко плакал от страха. Женщина звала его, но из-за грохота и свиста снарядов её не было слышно. Когда после очередного взрыва дым рассеялся, все увидели, что столб обнимает тело ребенка без головы. Увидев страшную картину, женщина закричала нечеловеческим голосом. Руки её бессильно повисли, и ребёнок в пелёнках упал на землю. А она, завывая, выкарабкалась из ямы, и на коленках поползла к столбу, не в силах подняться. Там она нашла голову сына, и уже не замечая взрывов и грохота, сидела, прислонившись спиной к столбу с телом мальчика. Улыбаясь и баюкая, она гладила его волосы…

      Видя безумие несчастной женщины, Нина плакала, прижимая к себе детей. Она решила никогда больше не рисковать их жизнями, чтобы не потерять их. Когда она снова оказалась в Узбекистане, то набравшись сил и мужества, оставила детей в детском доме. Она целовала их и твердила им, что скоро вернётся и заберёт их. Ей удалось успокоить плачущих малышей, и она уехала от них, оставив с ними своё сердце и душу.
- Хоть бы одну слезинку пролила, - укоризненно сказала ей вслед женщина-воспитатель, уводя детей, - железная она, что ли?

V. Начало новой жизни

      Когда война окончилась, Нина вернулась к детям. Но тех уже перевели в другой детский дом. Она нашла их в соседнем городе, в Самарканде. Возвращаться было некуда. Дом Михалыча сожгли немцы. Нина устроилась работать водителем трамвая. Так как жить было негде, она забрала детей не сразу, а только тогда, когда ей выделили маленькую комнату в коммунальной квартире. Только маленькой Оли уже не было в живых. Она умерла почти сразу после того как попала в детский дом от подхваченной ею эпидемии дифтерии. И Милочки тоже не было. Однажды, во время прогулки во дворе детского дома, её выкрали и увезли. Никто никогда её не искал, время было военное, сирот и без неё хватало.
Забрав детей, Нина привела их в пустую комнату, где не было никакой мебели. Только стол и два матраца на полу. Так они начали свою новую жизнь.

      Почти два года все свои выходные дни Нина посвящала поискам Милы. Она разговаривала с воспитателями, с нянечками, сторожем и доктором, лечившим детей. Она описывала её внешность своим знакомым и друзьям, надеясь, что кто-нибудь видел девочку. И её усилия были не напрасны. Появилась слабая надежда найти дочь, когда одна из нянечек призналась, что знает семью, куда забрали девочку. Оказывается, Мила давно уже понравилась семье зажиточной по тому времени, семье таджиков, не имеющих своих детей. И её вовсе никто не воровал, её просто забрали. Тогда за эту девочку все были рады, ведь немногим детям везло обрести родителей после войны, пусть и не родных. Когда появилась Нина, все решили умолчать о новой семье Милы. Но видя страдания женщины, искавшей потерянного ребёнка, сердце старой нянечки не выдержало, и она рассказала правду. Но адреса старая женщина не знала. С тех пор Нина стала бродить по городу в поисках дочери. И она нашла её!

      Случайно, проходя мимо чужого двора, у которого были настежь открыты ворота, она, повернув голову, увидела дочь, которая превратилась уже в тринадцатилетнюю девушку- подростка:
- Мила! – вскрикнула она, и бросилась во двор.
- Мама! – растерянно произнесла Мила, увидев её, а потом бросилась ей навстречу.
Они обнимали друг друга, не веря, что встретились. Нина плакала, а Мила гладила её по волосам и успокаивала:
- Не плачь, мама, не плачь! Я же живая!

      Тут Нина почувствовала, что на них кто-то смотрит. Она повернула голову в сторону дома и увидела немолодую уже женщину-таджичку, смотревшую на них прикрыв рот рукой. Из глаз её катились по щекам слёзы. Потом она повернулась и быстро зашла в дом. Нина с дочерью пошла следом за ней, чтобы начать нелёгкий разговор. Не смотря ни на что, она хотела поблагодарить этих людей за доброту к своей дочери. Но разговора не получилось. Выскочивший из дверей мужчина, схватил Милу за руку и стал с силой тянуть к себе, чтобы завести в дом. Но Нина крепко вцепилась в другую руку дочери. Мужчина что-то кричал по-таджикски, а потом, успокоившись и перестав тянуть, сказал по-русски:
- Отпусти её, женщина! Я знаю, у тебя ещё есть дети. Они были там, в детском доме. А у нас никого нет и уже не будет. Отпусти её. Мы дадим ей лучшую жизнь, чем ты сможешь дать.
- Я не могу, - сказала Нина дрожащим от волнения голосом, - простите. Спасибо вам за всё, но я не могу.
И тогда мужчина внезапно толкнул её в грудь. Чтобы удержаться и не упасть, Нина сделала шаг назад и на какое-то мгновенье отпустила руку дочери, чем незамедлительно воспользовался хозяин дома. Он быстро завёл Милу в дом, захлопнув за собой дверь. Когда Нина, бросившись следом за ними, стала стучать кулаками и кричать, мужчина снова вышел, и с силой поволок упиравшуюся хрупкую женщину к воротам. Там он вышвырнул её на дорогу и закрыл ворота на засов. Напрасно Нина, рыдая, кричала и стучала по деревянным доскам ворот. Никто ей не открыл.

      На следующий день Мила сама пришла домой. Адрес Нины ей дала старая нянечка. Мила пришла со своей новой матерью-таджичкой, которая всё время молчала, потому что не умела говорить по-русски, и только смотрела умоляющими глазами на Нину, едва покачивая головой. Неожиданно для Нины дочь стала просить отпустить её к тем людям, у которых она жила. Уговоры не помогли. Мила ушла. А Нина, сжимая до боли пальцы рук от бессилия, с горечью вспоминала, как Мила, осматривая их полупустую комнату, стала упрекать мать:
- Я не хочу быть такой, как вы! Неужели тебе всё равно, мама? Там у меня есть всё, а здесь ты обрекаешь меня на нищету и голод! Ты вообще бросила нас, мы были не нужны тебе! Ты сделала выбор между нами и своим проклятым поездом. Так и я теперь хочу выбирать. И я выбираю тех людей. Они дадут мне всё – платья и даже украшения! А что можешь дать ты? У тебя на шее ещё двое детей. Посмотри на себя в зеркало – ты же ни-ща-я?!...
Нина смотрела на дочь и словно не узнавала её. Откуда в ней появились эти капризные запросы молодой, избалованной девицы? Так они и расстались, не сумев понять и простить друг друга.

      Пройдёт много лет и однажды старшая внучка Нины найдёт чудом сохранившийся адрес родной тети, о которой было запрещено говорить в семье, и напишет ей. В полученном ответном письме Мила будет просить у матери прощения, и будет умолять разрешить ей приехать, чтобы увидеться. Но Нина откажется встретиться с ней. «Железная Нина» не умела прощать. До самой своей смерти она не захочет вспоминать, что когда-то у неё была старшая дочь, променявшая любовь матери на сытое благополучие.

VI. Эпилог

      Двадцать пять лет Нина проработает водителем трамвая. И даже медаль получит «25 лет без аварий». Однажды под колёса её трамвая попадёт женщина-самоубийца. Но в последний момент какой-то прохожий успеет её дёрнуть за руку, и она останется жива. Трамвай отрежет ей обе ноги. И до конца жизни этой женщины-калеки Нина будет рядом с ней. Они станут лучшими подругами. Нина будет заботиться о ней, как о родном человеке...

      Своё первое пальто Нина купит в сорок восемь лет, и наконец-то снимет свою телогрейку. Всю свою нелёгкую жизнь «железная Нина» будет заботиться о других, забывая о себе. Её твёрдый характер поможет ей выстоять под натиском лишений и трудностей, выпавших на её долю. Но она так никогда и заплачет. Только умирая, она вдруг грустно скажет:
– А знаете, мне так хотелось стать балериной и танцевать. Я ведь такая хрупкая….