Марк Фишер «КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ» - Ультракультура 2.0, 2010. – 144 стр. Тираж 300 (триста!) экземпляров.
«Постмодернизм является культурной логикой позднего капитализма».
Фредерик Джеймисон
В мои руки попала редкая книга – чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть на цифру тиража. В этой книге проведён анализ идеологии капитализма и доказывается, что ситуацию возможно изменить.
Особенно привлекает внимание использование самых ярких работ современных марксистов – Славоя Жижека, Аленки Зупанчич и других философов Люблянского Университета. Хочу уверить читателя, что тут нет места мировоззрению в стиле неонуара. Главное достоинство этой книги – рецепты достижения цели: замены отжившей капиталистической системы более совершенным социалистическим устройством общества.
Что обозначает термин «капиталистический реализм»? Капиталистические реалисты – это, прежде всего, неолибералы. Постмодернизм как раз и является самым ярким выражением капиталистического реализма.
И роль капиталистической идеологии не в том, чтобы выступать в защиту чего бы то ни было, как это делает пропаганда, а скрывать тот факт, что действия капитала не зависят от субъективно принятых мнений.
Согласно работам Бадью, мы живём в отвратительном обществе, поддерживающем неравенство, когда любое существование оценивается в терминах одних лишь денег, и это предлагается нам в качестве идеала. И вот сторонники нынешнего капитализма (видя, что этот строй никак нельзя назвать идеальным) решили говорить, что всё остальное ужасно.
Вот несколько соображений автора:
"Конечно, говорят они, мы не живём в условиях совершенного общества. Однако хорошо уже то, что мы не живём в условиях Зла.
Наша демократия несовершенна. Но она лучше, чем кровавая диктатура.
Капитализм несправедлив. Но он не преступен, в отличие от сталинизма.
Мы даём миллионам африканцев умирать от СПИДа, однако мы не делаем расистских и националистических заявлений, как Милошевич.
Мы убиваем с наших самолётов иракцев, однако не перерезаем им горло мачете, как в Руанде, и т. д."
Такой «реализм» похож на позицию депрессивного больного, который считает, что любое позитивное состояние – опасная иллюзия.
Наша эпоха настолько перенасыщена коррупцией, что она уже не может оскорбить, возмутить или даже просто заинтересовать общество.
В «Несвоевременных размышлениях» Ф. Ницше писал о «перенасыщенности эпохи историей. Это придаёт эпохе опасное настроение иронии по отношению у самой себе, а затем ещё более опасное циническое настроение». Результат этого: вместо решимости и участия царит отвлечённое созерцательство.
Курт Кобейн и «Нирвана» оказались частью системы, ибо ничего так успешно не продавалось на MTV, как протест против MTV. Произошла коммодификация (превращение в товар) самой энергии протеста против капиталистического устройства общества. Казалось, что стремления протестующей молодёжи оказались в тупике. На смену Кобейну пришёл пастиш-рок, который без всякого страха стал воспроизводить формы прошлого. На весь рок легла тень хип-хопа, а хип-хопе «реальное» обладает двумя значениями.
Во-первых, это слово означает бескомпромиссную музыку, которая отказывается продаваться музыкальной индустрии и смягчать свой посыл ради раскрутки.
Во-вторых, - означает, что музыка отражает «реальность», созданную экономической нестабильностью позднего капитализма. «Реальное» означает смерть социального, отказу от постоянных рабочих, нужный для того, чтобы создать мобильную рабочую силу, состоящую из частично занятых работников и фрилансеров, которые не могут пользоваться какими-либо бонусами или гарантиями (например – услугами пенсионных фондов).
Славой Жижек считает, что пока мы верим (в наших сердцах), что капитализм плох, мы вольны участвовать в капиталистическом обмене. Вот капитализм и опирается на эту структуру отречения. Мы считаем, что деньги – просто бессмысленный знак, не имеющий внутренней ценности, однако ДЕЙСИВУЕМ так, словно он был священен. Более того, такое поведение зависит именно от предшествующего отречения: мы можем фетишизировать деньги в наших действиях только потому, что мы уже заняли ироническую позицию по отношению к ним.
Чтобы вернуть себе позицию реального политического субъекта требуется не отворачиваться от нашего включения на уровне желаний в безжалостную мясорубку Капитала. Мы отнекиваемся от нашего собственного соучастия в планетарной сети подавления. Помнить следует и о том, что без нашей поддержки он – ничто.
Капитал – это абстрактный паразит, ненасытный вампир и производитель зомби. Однако живая плоть, которую он преобразует в мёртвый труд, - это наша плоть, а производимые им зомби – это мы сами.
На протяжении последних тридцати лет капиталистический реализм сумел успешно сформулировать «бизнес-онтологию» в которой просто очевидно то, что всё, включая здравоохранение и образование, должно управляться, как обычный бизнес. Политика освобождения всегда должна разрушать видимость «естественного порядка», должна показывать, что представляемое нам в качестве необходимого и неизбежного является простой случайностью.
Экологическая катастрофа фигурирует в культуре позднего капитализма только в виде некоего симулякра, поскольку её реальные последствия для капитализма слишком травматичны, чтобы её можно было встроить в систему. Примером служит замалчивание последствий катастрофы нефтяной платформы «Бритиш петролеум» в Мексиканском заливе, этот «американский Чернобыль», уничтоживший Гольфстрим и всю придонную фауну в районе аварии.
Капитализм (отнюдь не будучи единственной жизнеспособной политэкономической системой) на деле готов к разрушению всей окружающей среды человеческого рода. Капитализм по самой своей сути («Расширение рынка», «фетиш роста») противен любому представлению об устойчивости.
Профессор и преподаватель Марк Фриш видит по своим ученикам, что подростки растут в состоянии депрессивной гедонии – они неспособны выполнять что-либо помимо поиска удовольствия. Если попросить студента прочитать более двух предложений подряд, то многие начинают сопротивляться, утверждая, что они не могут сделать этого. Чаще всего они жалуются учителям, что «это скучно». И проблема не в содержании, а в трудоёмкости самого акта чтения, который считается «скучным».
Скучать (для этих юношей) – значит просто быть отделенным от коммуникативной матрицы SMS-сообщений, YouToube и фастфуда, действующих в качестве стимула и реакции. Наличие у молодого человека наушников (даже выключенного плейера) выполняет функцию подтверждения того, что матрица по-прежнему здесь, в пределах досягаемости. Использование наушников весьма важно – поп-музыка переживается не как что-то способное воздействовать в публичном пространстве, а как уход в потребительский рай, как отгораживание от всего социального.
У теперешней образовательной системы есть способ одновременно сделать учащихся должниками и заключенными.
Логика требует: платите за свою собственную эксплуатацию, берите в долг, и тогда вы сможете получить ту же работу в «Макдональдсе», которая была бы у вас, окончив вы школу в шестнадцать лет…
Джордж Сорос и Билл Гейтс (якобы – «наследники 1968-го года») – так называемые «либеральные коммунисты». Во всяком случае, они не возражают, когда журналисты обозначают их именно этим термином.
Жижек верно показывает, что либеральный коммунизм сегодня является господствующей идеологией капитализма. «Гибкость», «номадизм», и «спонтанность» - отличительные признаки менеджмента в постфордистском обществе всеобщего контроля. И проблема тут в том, что любое сопротивление гибкости и децентрализации может тут же потерпеть поражение, поскольку призывы к негибкости и централизации вряд ли получат массовую поддержку. Неолиберализацию лучше всего представить как политический проект по воссозданию условий для накопления капитала и восстановления власти экономических элит. В эпоху постполитическую классовая война велась, как и прежде, но только одной стороной – богачами.
Согласно марксистскому экономисту Кристиану Марацци, переключение от фордизма к постфордизму произошло 6 октября 1979 года. Именно в этот день Федеральная резервная система подняла процентную ставку на 20 пунктов, подготавливая путь для «экономики предложения», определившей впоследствии ту «экономическую реальность», в которой мы теперь завязли. Следствием этого шага и стала пресловутая «гибкость». Рабочая сила теперь отформатирована в рамках непостоянства работы – всё большее число наёмных сотрудников стало устраиваться на временных основаниях. Теперь классовый антагонизм не вынесен вовне, в противостояние классовых блоков, а помещен внутрь, в психологию рабочего, который как пролетарий заинтересован в старом классовом конфликте, однако как человек с пенсионным фондом, он также заинтересован в максимизации прибылей от собственных инвестиций.
Психологический конфликт, разгорающийся в индивидууме, неизбежно приводит к жертвам. Марацци исследует связь между распространением маниакально-депрессивных расстройств и постфордизмом. Вывод (с которым согласны Делёз и Гваттари): шизофрения – это состояние, отмечающее внешние границы капитализма, а маниакально-депрессивный психоз – это душевная болезнь, поражающая самое нутро капитализма. Капитализм постоянно шарахается между перевозбуждением (в период раздувания экономических пузырей) и депрессией (неслучайно же термин «экономическая депрессия» используют для обозначения спада активности на рынке).
В работе «Постмодернизм и общество потребления» Джеймисон заметил, что лакановская теория шизофрении предлагает нам мощную эстетическую модель понимания фрагментации субъективности, сталкивающейся с развивающимся промышленно-развлекательным комплексом. Джеймисон пришёл к выводу о том, что «при крушении означающей цепочки шизофреник сводится к опыту чистых материальных означающих, или, другими словами, серии чистых и не связанных друг с другом моментов настоящего».
В книге «Эгоистический капиталист» Оливер Джеймс убедительно продемонстрировал корреляцию между ростом числа психических расстройств и неолиберальным режимом капитализма, внедрённого в таких странах, как Британия, США и Австралия. Количество психических расстройств в период с 1982-го года по 2000 год повысилось приблизительно в два раза. Британские исследователи говорят о том, что психиатрическими болезнями поражена почти треть населения. Эти показатели особенно высоки в странах, где внедрён (по выражению Джеймса) «эгоистический» капитализм. Виной тому именно эгоистическая, неолиберальная, капиталистическая политика и культура.
Когда-то «реалистичность» означала то, что надо считаться с реальностью, данной в опыте как нечто прочное и неизменное. Однако капиталистический реализм требует подчинения реальности, которая бесконечно пластична и способна на мгновенную перестройку самой себя. Здесь мы сталкиваемся с абсолютно заменимым настоящим, в котором пространство и психика могут в одинаковой степени подвергаться обработке и произвольной переделке. То же самое капитализм пытается проделать и с историей.
Мы являемся свидетелями того, как вчерашние коммунисты и комсомольцы сегодня утверждают взгляды диаметрально противоположные их вчерашним убеждениям. При этом даже не возникает проблемы отказа от прошлого. Всё выглядит так, будто человек лишь смутно припоминает, что когда-то вообще говорил о чем-то другом. Это и есть современный «правильный гибкий менеджмент». И сам менеджер при этом излучает приветливость, юмор и добродушие – прямо образец душевного здоровья.
Подобную жизнерадостность можно поддерживать только при полном отсутствии какой-либо критической рефлексии и при способности цинически выполнять ЛЮБОЕ распоряжение бюрократических властей. Цинизм такого выполнения, естественно, самое главное.
Отныне, когда все подчинено постоянной смене мод и медийных образов, ничто уже не способно изменяться. Неспособность сохранять новые воспоминания – это исчерпывающая формулировка постмодернистского тупика…
Можно рассказывать людям о том, как сбросить вес, отремонтировать квартиру, бросить курить. Однако призывать их к тому или иному культурному совершенствованию – значит осуществлять репрессию и быть элитистом.
Сегодня телевидение говорит вам, что именно вы должны чувствовать. Но оно больше не говорит, что вам думать. Нравственность исчезает, а на смену ей приходят голые эмоции.
Левым давно пора прекратить ограничивать свои амбиции созданием большого государства. Действительной целью новых левых должен быть не захват государства, а подчинение государства общей воле. Это требует восстановления самого понятия общей воли, реанимации публичного пространства, которое несводимо к совокупности индивидов и их интересов.
Нам надо разрабатывать стратегии против Капитала. Надо планировать и организовывать то будущее, в которое мы действительно верим. Неудачи прежних форм антикапиталистической организации не должны стать причиной отчаяния, следует расстаться с романтичной привязанностью к политике неудачи, к удобной позиции маргинала, потерпевшего поражение.
Настоящий антикапитализм должен быть конкурентом Капитала, а не реакцией на него. Не может быть возврата к докапиталистическим территориальностям. Антикапитализм должен противопоставить глобализму Капитала свою собственную подлинную универсальность.
И первый шаг в этом направлении – массовое сокращение бюрократии.
Требуется новая борьба за труд, которая определит, кто им (трудом) управляет.
Нужно защитить автономию рабочего (противопоставив её контролю со стороны менеджмента) и отбросить излишние формы контроля и аудита.
Требуется стратегическое уклонение от всех форм работы, которые нужны лишь для того, чтобы их заметили представители менеджмента, то есть всей системы надзора за самим собой.
Неограниченная свобода действия ведёт мир к нищете и отвращению. Ограничения того или иного рода неизбежны, если мир хочет выжить.
Вопрос в том, будет ли оно управляться коллективно, или же будет навязано авторитарными средствами, когда будет уже слишком поздно.
Гнетущая навязчивость капиталистического реализма означает, что даже проблески альтернативных политических и экономических возможностей могут произвести неожиданно сильное воздействие.
В ситуации, в которой ничего не может произойти, внезапно становится возможным всё, что угодно.
Марк Фишер – в настоящее время - приглашенный преподаватель в Голдсмитовском колледже Лондонского университет, а также преподаёт философию в «Городском литературном колледже» Лондона. Вебсайт Марка Фишера: http://k+punk.abstractdynamics.org
Славой Жижек - самый наглядный образец европейского философа-постмодерниста. Но если его книги являются постмодернистскими по методу, они, тем не менее, отчетливы и прозрачны по стилю. В этом отношении он ставит в затруднительное положение тех, кто убежден, что континентальные философы страдают "словесным расстройством" (suffer from word-disorder). Проза Жижека свежа и дружелюбна по отношению к читателю. Людвиг Витгенштейн признался однажды, что ему хотелось бы написать философскую работу, состоящую из одних шуток; и хотя в текстах Жижека много всякого кроме забавных историй - комический анекдот остается его излюбленной литературной формой. У него хорошее, с восточноевропейским сардоническим акцентом чувство юмора; он сообщает, например, что разница между Советским Союзом и сравнительно более реформистской Югославией состояла в том, что если в СССР население ходило пешком, в то время как его политические представители водили машины, то в Югославии население само водило машины, лавируя между своими политическими представителями. В арсенале Жижека есть две шутки, объектом которых (в каком-то смысле) является его читатель. О первой я уже сказал: книги Жижека кажутся легким чтением, и во многих отношениях так оно и есть; однако их автор является также исключительно сильным мыслителем, воспитанным в высоких традициях европейской философии. Вторая шутка состоит в том, что Жижек вовсе не постмодернист. По сути дела, он настроен крайне враждебно по отношению ко всему этому течению мысли, о чем со всей ясностью свидетельствует его последняя книга. Хотя ему и случалось драпироваться в постмодернистские одеяния, он никогда не испытывал ничего, кроме презрения, к таким вещам, как мультикультурализм, антиуниверсализм, теоретический дендизм и модная одержимость культурой. Книга "В защиту проигранных дел" бросает вызов расхожей мудрости, полагающей, что идеологии исчерпали себя; что метанарративы иссякли; что эра всеобъемлющих объяснений подошла к концу и что идея глобальной эмансипации пошла ко дну, как бывший владелец "Daily Mirror".
В этом отношении Жижек предельно серьезен, хотя в его позиции наличествует также и присущий ему элемент своеволия. Он начал свою публицистическую карьеру как своеобразный постмарксист, а теперь вернулся к марксизму.
Источник: http://www.politizdat.ru/review/142/
Аленка Зупанчич - В середине 1990-х годов интерес Зупачич сместился с лакановского прочтения кантианской эстетики к лакановскому толкованию кантианской этики. Она развивает темы, намеченные в общих чертах еще в начале 1990-х в статье, вошедшей в сборник «То, что вы всегда хотели знать о Лакане (но боялись спросить у Хичкока)» (1992), где на примере хичкоковского «Убийства» с психоаналитических позиций разрабатывались теория этического поступка, соотношение между законом и понятиями добра и зла, статус этического субъекта и обосновывалась актуальность кантианской этики.
В 1996-1997 годах она защитила две докторские диссертации по философии Канта: сначала в Люблянском университете – «Поступок и закон, бессознательное и понятие» (научный руководитель – Славой Жижек), а затем в Университете Париж-VIII – «Бытие и Реальное: Кант, Лакан» (научный руководитель – Ален Бадью). Впоследствии основные положения этих диссертаций были изложены в ее монографии «Этика Реального. Кант, Лакан», изданной в 2000 году и переведенной на несколько языков.
В конце 2003 года в основанной Славоем Жижеком книжной серии «Короткие замыкания» вышла новая работа Зупанчич «Самая короткая тень: философия двойственного у Ницше». В ней Аленка с позиций лакановского психоанализа дала новаторское прочтение наследия Ницше и подвергла критике его интерпретации современными авторами. Ницше предстает в этой книге в облике проницательного метапсихолога (в фрейдовском понимании этого слова), которому наиболее полно и точно удалось диагностировать произошедший в девятнадцатом веке переход от дискурса Господина к дискурсу Университета и описать кризис сублимации, предвосхитив тем самым возникновение психоанализа.
В настоящее время Аленка Зупанчич является научным сотрудником Института философии Академии наук и искусств Словении и участвует в проводимой им программе «Исследования современной философии».
Источник: http://prev.lacan.ru/books/author/alenka_zupancic.html