уничтожества

Шахтостроитель
…(…)жаль, что предупредить вовремя не успел, не хотел, наверное, от зависти. И вот совсем недавно я узнал, что он покончил с собой.

            Другой был совсем не таким, каким было бы привычно видеть своих друзей – необычно слабый, он постоянно закрывался в комнате, выходя оттуда редко и еще более угрюмым, чем был, его волосы постоянно нагло кружились вокруг головы, не садясь и не желая укладываться под рукой, и это наковальней давило его также, как растянутые на коленях джинсы, также, как неудержимые и бесконечные шатания в маршрутке, так же, как невозможность что-то вспомнить вовремя, так же, как участившаяся дрожь в руках, просыпавшая сахар на стол и совсем нехудожественно ронявшая мелочь… Он пару раз говорил, помню: «Я иду и ощущаю её. Ненависть» - выделяя отдельным предложением. – «Я чувствую, как она льется на меня с округи. Ненависть. Все видят только меня, а я только её. Ненависть». И чем чернее делались его мешки, проглотившие глаза, тем больше ходил он в людные места, тем охотнее лез на проигрышный рожон, тем громче входил в дом, где ради ножа в спину только и ждали... И вот совсем недавно я узнал, что он покончил с собой.

            Мне сказал об этом бывший одноклассник. Крепкий такой парень с четкой целью жить, но совсем без плана, как. Мне помнится его хитроватый прищур, на который в ответ нельзя не улыбнуться, и по одному полезному знакомому в каждой ячейке бюрократической сети мирового господства; он часто говорил странными словами, что молодили его раза в три, добро и напористо, но любая глупость выходила слишком безобразно наивной и милой (я часто завидовал этому умению), так что края пола приподнимались в улыбке… Как бы в отместку реальности строился его характер, вопреки жизни, которую пристало видеть, с широко вытянутым языком и глуховатым громким «Хе-хе-хе»… И вот совсем недавно я узнал, что он покончил с собой.

            Страшно. Так мало времени вечно остается, еще меньше проходит, и каждый раз оглядываешься то ли со смертельным испугом и кадыком в желудке, то ли с удивлением, когда трясет. А оно само как тряхнет и резко зависнет в воздухе! Вчера был последний день, и ты изо всех сил кряхтел на геморрой, погоду, врачей и политику, завтра тебе двенадцать, ты снова смеешься над забавными кошечками, а сегодня... Сегодня тебе будто и нет вообще. То ли от осознания происходящего, то ли от вселенского сговора, и уличные люди прутся сквозь тебя, натыкаясь на препятствие и матерясь. Со смехом вспоминаю знакомого, который любил в ответ бросать таким в рожу окурком. Казалось, он тварь, которой все похуй, на самом же деле каждая деталь, всякая дежурная мелочь взрывалась под кожей ядрами клеток – просто однажды зубы в скрежете сточились в цепкий замок, и с тех пор ключ стал не нужен… В последние годы я мало с ним общался, еще меньше видел и еще менее хотел видеть – в нем было что-то слишком вырывающее глаза моё. Не знаю, что. Может, будущее? И вот совсем недавно я узнал, что он покончил с собой…

            Водка залечивает даже хроническую глупость. По крайней мере, для меня она уже нашла кучу перспектив, в которых я благополучно разочаровался, познакомила с уймой красивых людей, что я растерял от эгоизма, в очередной раз по-новой нашла смысл жизни, который я трезвым иак старательно и почти автоматически закапывал в новом месте при всякой возможности. И я уверен в ней наперед. И еще мне на неё открыл глаза один хороший давний друг, заставив смотреть сквозь бутылочное дно и четко разграничивать события на «Не хотелось бы» и «Бляяя…». Наверное, поэтому его жизнь мне до сих пор кажется идеально спланированной, гениально простой, и потому же я вижу его четко в том будущем, в которое глядеть по другой причине попросту опасно. К примеру, как тонкое жирное, но теплое покрывало окутывает его всё увереннее и надежней, и от очевидного примитива реальности смотреть странно, но всё же приятно. Он заметно возмужал и, наверное, единственный, кто за эти годы повзрослел, и теперь всегда, когда мы видимся, я не могу скрыть своего удовлетворенно счастливого отеческого взгляда, хоть и вижу его уничижительный на себе. Колкий. Крошащийся о меня, как кирпич. Плевать, что так! Зато теперь я понимаю, кем… (Звонок и минута. Смолчал. Налил. Согрел. Выпил.)… А, нет, вот совсем-совсем недавно я узнал, что он покончил с собой…

            Мой старый универский товариш бойко и метко сказал бы об этом, правда, с присущим ему(…)…