ПРИВЕТ, ВИТЕК!
Все, Витек, свершилось – она уехала! Посадил в вагон, помахал платком, смахнул скупую мужскую слезу. Ты не представляешь, Витек, я не верю, такого просто не могло быть! Быть просто не могло этого в природе, это восьмое чудо света. Витек, ты что, не понял? О чем я? Жена уехала маму навестить!
Ты же Витек, такой наблюдательный, а не заметил, что со мной в последнюю неделю происходило. Впадал в задумчивость, смеялся без причины, сослуживцев женского пола не замечал, из рук все валилось - боялся сглазить! Но теперь все позади – она уехала! Не веришь? Я тоже, сказать честно, не верю. Дай я себя ущипну. Ой, больно. Теперь пальцами, как психиатры вокруг головы пощелкаю. Все нормально, рефлексы здоровые, без патологии, главное, галлюцинации отсутствуют.
Короче, «Поле чудес», я брошен на произвол прекрасной судьбы. Витек, ты же знаешь, мне когда-нибудь должно было повезти. У меня такое чувство, что хочется закричать срывающимся голосом: «Сектор Приз!». А что в черном ящике даже не посмотрю, пусть Якубович отправит подарок в музей «Поле чудес». Я и так выиграл самое прекрасное - чувство свободы.
Витек! А вспомнить стыдно, что только я ни делал в период подготовки к отъезду! И в глаза с любовью заглядывал и клялся, как говорят, на крови, в моей глубокой порядочности, и признавался в моем моральном и физическом отвращении ко всем женщинам, ну, естественно, за исключением только ее. Обещал, что сделаю капитальный ремонт в квартире в самые короткие сроки. Даже дошло до того, что дал честное слово, что буду гулять с собакой пять раз в день, а то она рассказывает, что мне даже собаку доверить нельзя.
Витек, это намек!
Однажды я даже имитировал скандал, для вида, естественно, чтобы она не уезжала. Каждую секунду боялся переиграть. Сошлись на том, что звонить буду каждый день – отмечаться. Короче, народный артист Смоктуновский по сравнению с мной – мальчик первокурсник провинциального культпросвет училища. Мне даже начало казаться, в определенном смысле, что я неправильно выбрал профессию. Не поверишь, на вокзале даже слезу выдавил, для пущей убедительности. Так овладел мимикой лица, что с гордостью почувствовал себя, как минимум, всесоюзным лауреатом и максимум – заслуженным артистом.
Где-то читал, что великий Станиславский говорил, чтобы заплакать необходимо себя пожалеть. Я так себя жалею, что готов сиюминутно разрыдаться.
Не могу простить себя за этот мой хронический заискивающий взгляд, угоднический изгиб спины, дрожащий лебезящий голос, постоянно согнутые в нижних суставах колени и, самое отвратительное, каждодневное притворство в ночных отдаваниях себя со словами: «Ну, ты моя богиня. Только с тобой я себя чувствую мужчиной. Только ты дала мне такое счастье!». Тьфу, противно!
Витек, все, хватит. Честно скажу – натерпелся!
Как говорится: «Ближе к телу».
Ее не будет десять дней. Это 240 часов, минут тоже достаточно, не говоря о секундах. Это просто звездное небо, млечный путь – в уме не пересчитать!
Во-первых, набросим план мероприятий, даты по часам, хотелось бы поминутно. Витек, сам понимаешь, промедление смерти подобно. Далее в плане – суть проводимого мероприятия, а сутью являются бабы; кто ответственный опылитель и, естественно, отметка о выполнении – губная помада или что-нибудь существенное.
Витек, не хами, контрацептивами пользоваться не будем. Теперь далее. Мы должны меньше спать. Сон сжирает кучу времени. Если вычесть из двухсот сорока часов ее отсутствия еще и восемьдесят часов на сон, то останется совсем ничего. И не стоит себя и дело заводить.
Витек, время для нас не деньги, а золото высшей пробы.
Ой, Витек! Процесс пошел, меня начинает трясти, чувствую легкое головокружение. Как говорит наш Советский поэт Лермонтов: «И вечный бой. Покой нам только снится». Сразу предупреждаю, сниться нам ничего не будет, нет времени. Мы же договорились.
Ой, уже минут пятнадцать прошли впустую. Давай быстрее думать, то есть соображать, а то у меня такое чувство, что сейчас откроется дверь без звонка и услышишь давно знакомый и родной до неприличия голос: «Здрасти! Я приехала, маму навестила!» А мы с тобой мирно решаем наши проблемы по телефоны.
Теперь, продолжая о поэте Михаиле Лермонтове, боя на работе тоже не предвидится – ты солидарно со мной уходишь на больничный. А то получится, ее не будет двести сорок часов, а восемьдесят часов на сон, восемьдесят часов на работу. Нет! Я просто сейчас выброшусь с балкона. Что ты говоришь, второй этаж - не разобьюсь. Нет, Витек! Я не долечу до земли. Я погибну в падении от разрыва сердца.
Короче, мы не должны драгоценные мгновенья отдать столь любимому производству. Начальство не поймет. Они тоже мужики. Что ты говоришь, не поймут? Но я тогда не нахожу слов, это просто элементарное надругательство над правами человека с отягощающими последствиями в извращенном виде.
Нет, Витек, она у меня доиграется. Я ей не забуду эти прищуренные прокурорские вишневые глаза. После систематических ночных допросов, после этого взгляда я всегда был готов давать чистосердечные показания, что было и, обидно, что не было. А эта втянутая в желудок шея и постоянно писклявый возглас: «Ты без меня пропадешь, балбес». Ну честное слово, Витек, обидно. Это я-то пропаду!
Витек, это намек!
Честно скажу тебе, мы должны окунуться в водоворот порока, похоти и разврата. Ты говоришь, это одно и тоже. Может быть, но если хорошо поразмыслить, можно и разделить.
Витек! Что у нас насчет разврата, кого мы в первую очередь будем опылять? Да, ты помнишь Веру Павловну из планового. Она такая широкая, с большими чувственными губами, как у бегемота. Мы ее тогда еще называли, кажется, центрфорвард. Нет, как ты говоришь, реанимация, тоже неплохо. Да, вспомнил, у нее всегда есть спирт технический. Она на мужа постоянно жалуется: больной, худой, скряга – ну как обычно. Этого мужика я видел, и его понимаю. Она по сравнению с ним, просто Эверест, а он – просто банальный альпинист. Трудные семейные взаимоотношения – это наш козырь. Помочь мужу, бедолаге, дело святое. Может чувство ее вины несколько сблизит их. А ты помнишь, как она сказала на день моего рождения: «Иван Иванович! Мы все вас так любим!»
Витек, это намек!
Я твердо думаю, что данная кандидатура проходит единогласным решением в основной состав нашей команды. Что у нас по дальнейшему комплектованию? Моя соседка, в каком смысле? Побойся бога, Витек. Во-первых, она у меня на скамейке запасных, сидит, бедолага, все глаза проглядела, ждет суженого-ряженого. Честно скажу, давно к ней подкатываюсь и есть определенные подвижки, конечно не с ее стороны. Пока с ней договорились на пятьдесят процентов. Это как? Я согласен, она нет.
Во-вторых, я, Витек, льготник, помнишь, я в прошлом году купил удостоверение чернобыльца для проезда в общественном транспорте. Так что, короче, не трогай святое, а то прокляну. Иуду! Шучу!
Что ты говоришь, мне нельзя, она заложит? А тебе можно? Что, уже два года встречаешься! Витек, вот это непорядочно, а если откровенно, просто хамство. Оберегал, можно сказать, лелеял, один раз даже цветы подарил, а ты надругался над моими чувствами. Взял без спроса, налог на пользование соседу, не говорю, другу, не заплатил. Как ты после этого другу не только в глаза смотреть будешь, но и наливать. А если бы ты мне исповедался, я так сказать, мнимым участником событий был бы, удовольствие бы получил, хоть за тебя, а не за себя порадовался.
Негодяй, английский потрошитель, Чикатилло. Ну ладно, прощаю, ну ты жук, знаешь, когда каяться, выбрал же время, отказать невозможно. Прощаю. Тем более она не мой размер.
Витек, теперь о нашей сборной. Запасную скамейку необходимо удлинить. Боюсь с бомбардирами у нас не густо. Голова идет кругом. У тебя есть кто на примете? Валя? Блондинка! Как я о ней забыл. Ты помнишь, я тебе о ней рассказывал, как она на меня посмотрела: глаза горят, губы трясутся, голос как у Образцовой. Как гаркнет во всю ширину и глубину хорошо развитых, здоровых легких: «Уберите свои грязные руки!»
Витек, это намек!
Все, у меня кончается самообладание, я себя уже не контролирую. Ужас, сколько женщин на примете. А если по правде, они всегда меня любили, прямо липли, отбоя не было.
Что ты говоришь, Витек? И это ты мне говоришь? Ты что, не помнишь, ну ты даешь. Пожалуйста, считай.
Так это в каком году было? А, когда еще Союз был. Оля, это раз. Что, вспомнил? Естественно, я тебе раз двадцать рассказывал. А ты заметь, не очень говорливый о своих победах. Да, Олечку я не забуду никогда. Какая женщина была, таких сейчас нет, это уж точно. Все произошло на картошке. Нет, Витек, не в смысле на картошке, а в смысле картошку собирали вместе в колхозе. Мы гуляли, а потом целовались. Правда, на следующий день она уехала, так ничего серьезного не получилось, времени было мало. Короче, Витек, есть что вспомнить. И еще, кажется, один или два раза было. Витек, не будем о грустном. Да, ты прав, давно на себе крест поставил, рукой махнул. Все, Витек! Я должен потерять нравственные ценности, как говорят, за поруганную честь, за систематическое функциональное расстройство пищеварения, за ночные слезы, уткнувшись в подушку, я должен отомстить.
Как время идет, уже прошло минут двадцать. Так нельзя расточительно пользоваться свободой.
Витек, это намек!
Так на чем мы остановились. Меньше спать, вообще не работать – все время на блуд и любовные утехи. Короче, праздник плоти.
По материальному обеспечению необходимо закупить цветы, шампанское, сладости, фрукты и многое другое остродефицитное. Что-то сразу настроение начинает падать. Слушай, Витек, а у тебя деньги есть, нет? У меня тоже.
Да, проблема.
Ты знаешь, она у меня из головы не выходит, бубнит одни и те же слова. Ну, естественно, традиционно: «Деньги получил? Почему так мало? Что разлегся, что нечего по дому сделать?» Начинает с розетки, кончает мусорным ведром. Я тоже человек. Мечтаю, чтобы она мне такие слова сказала: «Уйди из кухни, ты мне мешаешь, я сама управлюсь». Так нет, не дождешься. А недавно вообще заявила: «Я в тебе мужчину еще не разглядела».
Ты что, Витек, конечно видела, ну как мать родила. Ну не в смысле, когда мать родила, в смысле видела меня, как мужчину. Давно? Ну как сказать. Давненько. Это она сама виновата – спит со мной только в качестве поощрения, систематически два раза. Нет, Витек, не в неделю. Ну, не в месяц. Ладно, два раза в год. В день тринадцатой зарплаты и в день, когда отпускные принесу.
Бывает, конечно, быстрячек, чтоб не успела проснуться, но это крайне редко. Да ей, что спать со мной, что радио слушать никакой разницы.
Витек, может это намек!
Витек, ты не молчи, может у тебя есть предложения, выслушаю внимательно. Что ты говоришь, в баньку с женщинами: венички, водочка, пивко. Продолжай. Уже начинаю представлять, что там дальше. А массаж, о хорошо, еще что там! Витек, не перескакивай. Опять массаж – тоже хорошо, парная крепчает – хорошо, холодненькое пивко – отлично. Ну, опять ты перескакиваешь, с них не убудет, пускай еще немного подождут. Витек, что ты замолчал. Ты что, обиделся? Напрасно, я думаю, к женщинам в заключительном этапе приступим. Что ты говоришь, в заключительном этапе будем не в состоянии?
Витек, это намек!
Если честно, ты меня обидел. Ты имеешь в виду, что после стольких лет неволи и голода сердце может не выдержать. Может быть ты и прав. Говорят, голодных людей кормят по чуть-чуть, а то могут помереть. А меня больше и не получится: чуть-чуть, как у львов – в течении минуты, это еще с раздеванием. Сам понимаешь, дело в привычке. Ты знаешь, Витек, я тебе признаюсь, что всегда тебе завидовал, холостой женоненавистник. Моя тебя страшно ненавидит, все время говорит: «Что, опять шлялся с этим гуленой, хроническим пьяницей?» Это она о тебе, Витек. Не бери в голову. У нее или пьяница, или гулена. А ты сразу и пьяница и гулена. Гордись. Витек! Что ты говоришь, все женщины одинаковы, как автомат Калашникова. Нет, Витек, ты наверное, забыл. А год выпуска, а пристрелка, а легкость спуска курка – нет, очень много отличий. Что ты говоришь, в новом автомате пули со смещенным центром тяжести разрывают внутри всю человеческую плоть. Но это уж точно обо мне. Живого места на мне уже нет. Все вырвала, ничего не осталось.
Ой, Витек! Ты же знаешь, какая у меня была жизнь. Потерял всех друзей-товарищей! Когда я в последний раз играл в преферанс? Не помню. Как-то взял карты, не могу отличить пики от трефы, черви от бубны. Месяц назад начал искать рюмочную. Не нашел. Оказывается, все рюмочные с перестройкой закрылись, остались только кафе, рестораны, бары с бешенными ценами.
Всю жизнь был бесхребетным, так сказать, без стержня. Еще чуть-чуть и позвоночник в трусы высыпался бы. Нет, надо себя ободрить. Утром легкая пробежка, душ, куплю хороший одеколон, сильный дезодорант, чтобы женщины, одуревая, оборачивались, а в лифте сознание теряли.
Ты знаешь, когда я только смотрюсь в зеркало, когда бреюсь, морда в мыле и, вроде, ничего. Но однажды смыл пену и ужаснулся, не узнал себя: заросший, опухший, обрюзгший. Даже нервно рассмеялся – ну точь-в-точь, как Олимпийский мишка. Нет, Витек, я выкарабкаюсь, меня зауважают, ну, как тебя после товарищеского суда чести, за аморальное разложение. Я тоже добьюсь аморалки. Чем я хуже наших всех бабников-извращенцев.
Ты же не заметил, как после суда, тебя все начали приглашать на дни рождения, свадьбы и т.д. И я тоже хочу. Если меня ты подучишь, то я своего учителя не подведу, будь спокоен. Что ты спросил, часто ли я думаю о разводе? Нет, я часто думаю о несчастном случае. Кстати, ты не знаешь, по статистике, железнодорожные катастрофы часто бывают? Нет? А жаль. А душегубов, типа Чикатилло? Тоже изловили. Слушай, о чем я думаю. Только не это. Как-никак столько лет вместе. Ты же знаешь, что мы с женой родились в одном месяце, жили в одном подъезде, ходили в один детский сад, сидели за одной партой. А как поженились: и в санаторий вместе, и на рыбалку, и на футбол. У меня такое иногда впечатление, что она меня родила.
Все, Витек, не будем о грустном. На чем мы остановились. Погода плохая? Причем здесь погода! А если по-мужски, я такой хорошей погоды давно не видел. Солнце светит, птицы щебечут, небо голубо и только легкий ветерок слегка колышет, едва пошевеливает листья деревьев. Ты, что молчишь? Уснул! Что говоришь? Нет, Витек, уже давно стихов не писал, последний раз в молодости, когда ухаживал за своей женой. Просто что-то навеяло, у меня поднялось вдохновение. Не хами, Витек! Короче, погода шепчет: займи и выпей.
Витек, это намек.
Слушай, идея. А может, вообще, без женщин обойдемся. Тем более с ресурсами у нас не густо. Позвоним Славке, Виталику, пригласим нашего начальника Сергея Михайловича и напьемся до посинения с дальнейшей потерей человеческого облика. Кстати, давно я его не терял. Коллективно попугаем унитаз. Зароем топор войны, забудем все обиды, и все сбегутся. Сам знаешь, на халяву попить, как на вступительных экзаменах в театральном училище, в желающих отбоя не будет. Проживем эти злосчастные дни по принципу: «Пить тяжело каждый день, а через день долго ждать приходится». Выпивку купим, а закуски целый холодильник. Моя-то наварила, настряпала, нагладила. Думала, что я буду ходить только в белой рубашке с сытой мордой и только думать, какая у меня хорошая, заботливая жена. Вообще-то, она хорошо готовит, особенно, салат оливье, плов, винегрет, котлеты, жаркое, пельмени. Что там говорить, дома всегда уютно, чисто. А сейчас что-то холодно стало и одиноко. Это же надо, 240 часов без нее. Я точно сейчас выброшусь. Обнаглела. Может так просто оставить меня на эту вечность. Что там можно делать столько времени. Приехала, увидела, что все здоровы, все в порядке, и обратно, к мужу. Ладно, Витек, ты мне звони. Так сказать, мужская поддержка необходима, поболтаем. Хоть не за себя, так за тебя порадуюсь. Время просто бежит. Надо с собакой погулять, вечером позвонить жене, отметиться. А с ремонтом, боюсь, не управлюсь, уж очень много работы. Как ты говоришь, Витек, дал слово – сдержи его, взял обязательство – выполни.
Витек, может это намек!