Литераторы местного отделения СП засиделись в помещении, выделенном им администрацией на шестом этаже многоэтажки. Бывший НИИагро (не путать с "ВИАГРА") был отдан в аренду всем желающим коммерческих доходов, а поэтов власти всё же пожалели - дали бесплатно. То есть, за право издаваться в совместных альманахах. То есть, публиковать плоды самовыражения власть имущих. Ну и ладно, пусть печатаются...
Припозднились, как обычно, не замечая течения часов, как будто и впрямь были счастливы. Но время было съедено в этот вечер особенно быстро – видимо, оно было аппетитным, теплым, а не остывшим, как утреннее картофельное пюре к семи пополудни. Или жирный суп. Я не люблю такое блюдо и такое время. Да и кто же рискнёт высказать противоположное мнение на этот счёт?
Чем-то незримым было согрето время того вечера. На первый взгляд, горячительным. Но метафизики объяснили бы по-другому. А среди собравшихся таковые имели место быть. Мишенька – большой ребёнок, чистая душа, хоть и пьяница. Далее - выпендрёжник, косящий под циника, а может, нигилиста, хотя разница тут тонкая, Корней (не путать с Чуковским), стихи которого отличались жесткостью и эпатаж лез из них как мозги из головы детского героя моей любимой сказки Страшилы. Еще Ефимыч – хронический лирик, но с уклоном в эзотерику, плюс Вася Долгий – зануда на вид и учитель физики в прошлом, бросивший ради литпризвания троих малых дочек вместе с их мамой, которых вообще-то любил, и подавшийся в институт имени Горького… Вскоре после чего жизнь Васи стала такой же горькой, как ник этого писателя.
Но… Все они знали на вкус и на ощупь - знали своим пропитым и прокуренным нутром слово «служение». И ни за что не отдали бы своего права на рифмованную речь, на свой родник – мучительный и замученный… Всем им мир сей был местом изгнания или домом еле терпящего их отчима. Все были блудными чадами, стоящими на пыльном шоссе в тщательно скрываемом от ближних раздумии – куда повернуть? К дымящимся корытам с жратвой и припавшим к ним плотоядным кабанчикам, коих довольно щедро подкармливали боги в синих джинсовых комбинезонах или же к полумифическому дивному строению в щели полузакрытых век, в котором живёт… Кто? Каждый отвечал на этот вопрос по-своему.
И в этот глубоко осенний вечер данный вопрос был нарисован дымом и плавал над нами, чего-то ожидая от собравшихся умников и умниц, небесталанных, не сдающихся пока окончательно местным коттоново-кожаным богам. Хотя от Ефимыча, например, жена этого требовала. Уже давно… Болела она, а тут боги могли помочь. Реально. Хотя б той же квартирой… Или путевкой.
Чай заваривала бессчетно и разливала кассир Верочка, мать-одиночка, но из неунывающих. Она и сама сочиняла славные стишки, пела под гитару – и свои, и Мишины, особенно любимые ею: «Россия вспомнит обо мне…»
Я, еще новичок «среди здесь», больше слушала (разве тут дадут слово вставить?), но интерес к себе не могла не ощущать. Правда, когда я, окрыленная внезапно "упавшими" на меня, непрофессионалку, виршами, впервые пришла не без трепета к "братьям по перу и разуму" и принесла пачку бумаги с набранными аккуратнейшим образом стихами, Ефимыч изрёк:
- Ну вот, господа, мы с вами потеряли ещё одного читателя…
Помню, я нелепо расстроилась. Я это умею быстро…
Однако в целом доминировало дружелюбие, а если ревность – то чуть-чуть. Самую малость – наверное, у богов научились, ведь жили при них, в одном так сказать, урбанистическом пространстве. Да и слов не тех нахватались, казённых что-ли. Или картонных…
Однако ближе к теме моего повествования. Часам к одиннадцати всё-таки стали собираться – надо домой. Уж полночь близится… На ходу обсуждая горячо и не без вдохновения новую поэму Миши «Луна и рубль» (не путать с Моэмом), двинулись по темным коридорам к лифту. Он громадный, сталинского пошиба, проглотил нас железными протезами и загрохотал вниз. А через полминуты резко дернулся и … правильно, замер. И мы сразу поняли, что замер подлюка, по-серьёзному.
Крики и стуки в дверь не дали результата. Звонок дежурному тоже. Прошло с четверть часа. И мы как-то очень скоро стали вязнуть в совсем ином времени – душном, угрожающем, вызывающим что-то вроде болотной лихорадки.
Постепенно все замолчали. Прошло еще с полчаса. Лихость улетучивалась с каждой минутой, она не покинула пожалуй, только меня. Синдром новичка, видимо, сказался. Или еще что… Но напрасно я предлагала читать стихи по очереди. Или петь. Мужики скукожились, вспотели, притихли. Передо мной были совсем другие люди! Я увидела спазм их горловых связок, посеревшую кожу лба и щёк, бегающие глаза. Им было страшно!
Никто не прочёл ни строчки.
- Что подумает моя жена? – на выдохе, осипло пробормотал Ефимыч.
- Чёрт, как курить охота … - простонал Вася Долгий, завозив руками по груди с карманами.
- Надо дать знать кому-нибудь, но как? – выдал абсолютно бесполезную фразу Миша. И это было в его духе. Практически-житейские вопросы Миша всегда презрительно игнорировал, так же как их решение – его.
Мобильная связь тогда еще не была обязательным атрибутом нашей социальной жизни.
- Ребята, да успокойтесь, всё будет хорошо, где наш боевой дух? Давайте подумаем, что это за знак? Наверное, мы что-то вызвали все вместе... Духа противоречия, может быть? А? – залепетала я.
На занятиях по психологии мы насчитывали четырнадцать видов молчания. Это можно было отнести к пятнадцатому - молчанию ягнят.
Недавняя красноречивость, кажется, покинула сразу всех, одновременно. Вместе с остатками опьянения - вином, стихом и женщинами.
- Ну хорошо, положим, воздуха хватит – до утра. Тут есть щелки. Но как же быть с туалетом ? – спросил рассудительный Вася.
- Радуйся, что свет есть. Пока… - подал милую ремарку Корней.
Голоса звучали как у призраков.
- А давайте играть в буриме. Первая пара «свет – туалет»… - издала я робкий, тоже сдавленный писк.
Никто не поддержал.
Спустя еще некоторое, уже не то, что несъедобное, а явно враждебное время, в течение которого меня стали посещать перлы примерно такого типа: если ты не съедаешь своё время сам, то оно съедает тебя. Но выразить их вслух я не осмелилась.
И тут Миша вдруг спросил:
- А кто из вас знает Символ Веры?
Народ замялся, невнятно хмыкая и отделяя потные съежившиеся лопатки от довольно неуютных стенок коварного стального монстра. Будь он неладен...
А Миша ровным голосом начал декламацию:
«Верую-ю!...
Во единого Бога, Отца-Вседержителя,
Творца Небу и Земли, видимым же всем и невидимым… "
И так далее, до конца. Мы пытались подтягивать, как детсадовцы, заканчивать слова речитатива:
«… Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, … им же вся быша… И вочеловечшася… Его же царствию не будет конца… И в Духа святаго, Господа животворящаго… Глаголавшего пророки.... Во Единую Святую, соборную и апостольскую церковь.... Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь!»
К этому финальному моменту голоса наши прорезались и зазвенели, оказалось, что все крепко помнили именно последнюю фразу из этого могучего гимна верующих. И что-то неуловимо изменилось при этом. Будто вибрации появились в лифте новые, в него откуда-то повеяло свежим воздухом и... глупой надеждой.
Время лопнуло, словно передумало и отпустило своих пленных.
- Слушайте! - завопил Вася, - а где Вера?
- Вера, она с нами! – в тон бодро ответил очнувшийся Корней.
- Да нет, я про нашу Веру! Где она? Мы ее забыли там…
- Она собирала какие-то бумаги, отчет что ль… Вот ёлки, как же мы так?...
Стали громко вспоминать. Оживились, засуетились. Вера поможет, она не оставит! Надо кричать!
И пятеро ошалевших служителей Музы рявкнули не сговариваясь во все свои поэтические горла.
Через пять минут раздались гулкие шаги по коридору, после чего в дверь нашей тюрьмы раздался стук Верочкиного зонта.
- Эй, ребята, держитесь, я сейчас, я уже бегу звонить! В МЧС…
Паузу ошеломления нарушил быстро принявший прежнюю горделивую осанку Корней:
- Ну, что, может, что вам чего из новенького?...
- Да иди ты! Мишка, спиши слова, а…
- Чего?
- Символа… Это ж надо! Только прочёл, и вот оно, спасение! Обалдеть… А откуда ты его знаешь?
Все уже смеялись, расправляли плечи. Стало легко.
Только милый, чокнутый Мишка всё ещё был напряжен и серьёзен, не видя и не слыша галдящих сотоварищей и устремив взор близоруких глаз куда-то в верхнюю лампочку над выходом из лифта. Такие вещи просто так не даются…