Стерва

Татьяна Романова 3
                СТЕРВА


Кажется, в юности ему нравилась…До чего же она была хрупкой и трогательной… Нервное, одухотворённое лицо… Тонкие, гибкие пальцы… Как-то странно сочетались в ней беззащитность со страстностью, внутренней силой и чистотой. Он представлял её рядом с собой и ощущал себя способным на поступки, на безумства – так поразительно перевоплощался внутренне. Хотелось прикоснуться к её губам, мягким, припухлым. Они были слегка бесформенны, но, когда двигались, неуловимо и очаровательно меняли  её лицо. Всё было в ней противоречиво и маняще, даже голос: то грудной, то с детским тембром, так идущим к её, почти, подростковой худобе, что делало женщину притягательно-слабой. И ещё глаза, удивительные – всегда тайна, всегда ворожба… Но это было там, на экране… Женщина – мечта, женщина – молитва… Кто же не влюблялся в экранных, недоступных…Кто не мечтал …
Олег криво усмехнулся, вспомнив очередную подружку, нахально – томную, игривую. Мечта таяла и рассыпалась при встрече с действительностью.
Он подошёл к зеркалу, долго самодовольно смотрел на себя. Знал, что производит впечатление на женщин. Побольше загадочности, цинизма… Это им нравится. Их куриные мозги никогда не сумеют разглядеть в нём ни неуверенности, ни целомудренной стыдливости, ни романтичной мечтательности. Эти слабости он прятал очень старательно ото всех. Даже от себя…
Вот такой взгляд, вот такая ухмылка, вот такой изгиб бровей. Ну? То, что нужно! Кому в голову придёт, что за всем этим прячется? Даже себе он признавался с трудом, что боится женщин… Но больше всего боится того, что они могут привнести в его жизнь. Было невыносимо думать, что та единственная, которая должна стать его женой, окажется пошлой подделкой. А самое ужасное, что она вдруг станет ему изменять… От этой мысли он готов был на всё – даже жениться на крокодиле,  только бы этот крокодил оказался верным и надёжным. Самолюбие – «ахиллесова пята»! Как? Ему наставят рога? Ну, уж – нет! Он стал презирать женщин вообще – так было легче справляться с комплексами.
Если бы ему кто-то сказал, что любой страх всегда парализует мозг… Ты начинаешь видеть то, чего боишься, что ждёшь… В глаза лезут штампы, играют с тобой дурную шутку: за внешней оболочкой перестаёшь различать истинный смысл поступков, видеть то, что намеренно прячется от посторонних глаз…
… Он познакомился с ней на одной из вечеринок. Почти чёрные, волнистые волосы, раскосые упрямые глаза, чуть вздёрнутый тонкий нос и насмешливо изогнутые губы… Поразила, запутала и испугала… Слишком яркая, острая на язык, уверенно упрямая в поступках и словах до вульгарности. Она не была похожа на его экранный идеал. Да… С такой намучаешься… Но его потянуло. Было что-то в ней … иногда… нежное, странное, непонятное, не стыкующееся с внешней резкостью. Манило… Не устоял. Снилась: плыли зелёные глаза, полузакрытые, дразнила улыбка, на шее чернела крошечная родинка… Он злился на себя. Не понимал. Она изводила насмешками, кокетничала с другими. Это становилось уже делом принципа. Ревности он не выносил. Нет! Ни одна женщина не заставит его ревновать! Приходил в бешенство, но прятал это, сдерживал себя. Его предостерегали друзья: отступись, не по зубам тебе. Но в нём уже проснулся зверь, злой, раненый, жестокий. Выслеживал упрямо, хладнокровно. Загонял, заманивал… Жёг глазами… Что это было, он не мог себе объяснить. Но, почувствовал, что и она увязла… Можно было ставить точку. Самолюбие было удовлетворено. Да и, вообще… Ему нужна женщина покорная, понятная, без фокусов, чтобы жить, не оглядываясь по сторонам, не отвлекаясь на пошлые выяснения отношений, на ревность, на все эти мелочи, мешающие спокойно и уверенно делать карьеру, идти к благополучию, а главное – жить так, как он хотел – стабильно. А с ней… Да – нет! И речи быть не могло. Вдруг ни с того ни с чего рассмеётся в лицо, оттолкнёт… Какая уж тут стабильность… Она измотает, выпьет и не вздрогнет. Фигушки! Дураков нет. Он ушёл. Иногда вспоминалась, но так… туманно, не царапая больно души. Почему-то запомнил:  она стоит у окна, приоткрыв штору, смотрит в ночь. Лунный контур на опущенных полуобнаженных плечах, на тёмной волне волос.  Похожа на привидение в белой простыне. Голова чуть наклонена набок.  Он прячется за сигаретным дымом, наблюдает.  Ему кажется, что женщина плачет… Но, она вдруг запрокидывает голову и вызывающе хохочет. Очарование исчезает. Что смешного? Чему она смеётся? Он тоже старательно улыбается, скрывая раздражение. Нет! С этим нужно кончать! Чего доброго вляпаешься и живи потом с этой загадочной стервой… Только что, как пластилин, лепилась в его руках, покорно, ласково… Ему казалось, что она была тогда настоящей, а главное – ручной,
беззащитной…
Теперь стоит, кривит рот, в прищуре глаз – насмешка. Нет! Бежать и подальше. Что он и сделал. Было приятно, что ушёл сам. Это было важно. Жизнь сгладила ретушью событий всё, что могло мучить воспоминаниями.
… Он услышал шаги жены, поморщился. Она вошла осторожно, поставила на журнальный столик чашечку кофе. Смотрит по-собачьи!
 Казалось, что всё просто: знал, чего хотел, всё продумал, повезло: искал домашнюю, спокойную, тихую – благоволите… Чего ж ещё? Он даже жалел её. Знал: любит, терпит измены, всегда улыбчива, аккуратна, в доме всё блестит… Удавиться… После работы домой идти не хотелось, засиживался, заходил к приятелям, тянул время. По выходным – рыбалка, бильярд. Женщины не проблема, были бы деньги. Ему противно было изменять жене, но не тянуло к ней. Отталкивала её ненасытность: всегда готова, всегда ждёт ласки… Она изматывала его своей страстностью, жадностью животной. Не женщина, а машина – любой каприз…Ему было скучно… Спасался  командировками. Самообман, игра, азарт – всё уводило от грустных мыслей: где-то он просчитался…
…Рейс задерживался. В кафе играла музыка. Он прошёл к столику у окна. Заказал коньяк, кофе. Смотрел на плывущие по стеклу капли, курил лениво. За соседним столиком сидела женщина. Что-то в наклоне головы показалось ему знакомым. Да. Он узнал. Конечно, она изменилась: пополнела, морщинки в уголках резных губ. Но, ещё ничего… Даже очень ничего… Темные густые волосы собраны не затылке изящным полукольцом, платье строгое, но со вкусом, на шее тонкая цепочка с кулоном, грудь красиво обнажена острым вырезом. Ему стало интересно. Надо же… Встреча… Сделал нужное лицо. Справившись с неловкостью, подошёл:
- Не занято?
 Он успел уловить в зелёных глазах секундную растерянность. Она медленно растянула улыбкой губы, равнодушно спросила:
- Ты?
- Привет… - он ждал немного другой реакции, все-таки, не виделись столько лет, да и было что вспомнить…
- Привет.
- Мир тесен. Далеко летишь?
- Далеко.
Присел за столик, закурил:
- Замужем?
- Да.
- Давно?
- Пять лет, - она насмешливо прищурилась.
Его задело: пять лет… а расстались они… не долго горевала…
- Просчитываешь? Не стоит, - она засмеялась.
Он разозлился, скривился:  опять смеётся…
Она заметила, перестала:
- Не обижайся… Это я так, - и опустила голову. Молчание. Неловкость. Ну, зачем  подошёл? Глупец.
Зелёные раскосые глаза остановились на его лице:
- Что такой смурной? У тебя неприятности?
- Нет. Всё о/кей! А ты хорошо выглядишь.
- Изысканный комплимент.
- Чем богаты.
Она расхохоталась. Он опять нахмурился:
- Смешной анекдот вспомнила?
- Ага… Вспомнила, как ты мне лапшу на уши вешал…
- А ты верила?
- Нет.
- Зачем же тогда?...
- Ты же всегда считал себя интеллектуалом. Напрягись.
- Напрягся.
- Ну?
- Верится с трудом…
- Почему?
- Слишком много смеялась…
- Да… Ты и раньше был проницателен… А, может быть, я смеялась, чтоб не плакать?...
- Всё могло бы быть иначе…
- Не могло.
- Почему?
- Ты из тех, кто только позволяет  любить себя. Это не для меня.
Ему стало обидно:
- А ты из тех, кто любит?
- Нет… Я тоже из тех, кто позволяет… Исключение сделала для тебя…
Она выжидающе и, как ему показалось, беспомощно смотрела ему в глаза. Уголок  рта нервно подёргивался, толи в усмешке, толи… Он растерялся – что это? Что с ней? Потом губы расплылись в улыбке, беспомощность в глазах исчезла – она опять расхохоталась:
- Не бойся, милый, я никому не скажу.
Он наморщился, стараясь понять, что же происходит. Зачем она так? Чего хочет? А, впрочем, какое это теперь имеет значение?
Она резко встала, взяла вещи:
- Мой самолёт.
На секунду замерла, потом быстро открыла сумочку, достала маленький серый конверт:
- Хочу сделать тебе подарок на прощанье. Только, пообещай, что откроешь, когда я уйду.
Он усмехнулся:
- Как таинственно… Хорошо – обещаю.
Поцеловал ей руку, посмотрел вслед. Глупо всё… Зачем было ворошить? Отхлебнул коньяку. За окном выруливал на взлётную полосу очередной самолёт. Дождь прекратился. Кафе, почти, опустело. Он посмотрел на конверт. Хм… Подарок… ну-ка… ну-ка…Что это? Ничего себе…Откуда у неё моя детская фотография?... Да нет… Это не моя… Лицо похоже… очень… Стало душно. Этого не может быть! Он вскочил, уставился в окно – белоснежный красавец – самолёт набирал высоту. В глаза больно било солнце. Он с трудом вышел из оцепенения. Как же теперь? Ни адреса, ни теперешней фамилии, ни телефона – ничего… Она всё просчитала… Шансы найти равны нулю. Смешно… Да… Она любила смеяться… чтоб не плакать… Стерва…