1945год. Война, продолжавшаяся четыре года, наконец, закончилась. О Победе узнали не сразу, радио и телефонов не было, газеты еще не издавались. Кто-то из жителей принес эту радостную весть, прибыв из соседней деревни. Так от деревни к деревне распространялась такая новость. В каждой семье радовались Победе, окончанию неимоверных мучений, надеялись на улучшение жизни. Ждали скорейшего возвращения своих воинов с фронта. Но вернулись очень немногие, большинство погибли на Ленинградском и Калининском фронтах. Война принесла народу много горя, разруху, разбитые дороги, массовые похоронки. На этой войне погиб и мой отец. В 1941году он был ранен, эвакуирован в госпиталь в Ленинград, а в 1942 году умер от истощения в госпитале блокадного города. Погибли младший брат отца и четыре брата моей матери: один в Финскую войну, три - в Отечественную.
Большая часть мужчин нашего прифронтового района погибла на полях сражений, многие семьи не вернулись из эвакуации, сразу уехали в города. Но людям, вернувшимся домой, нужно было восстанавливать свои разрушенные жилища и колхозное хозяйство.
Основной «рабочей силой» в послевоенное время были женщины-вдовы да подростки. Сельхозтехника была утеряна или разбита во время войны, лошадей было мало. Земля за четыре года войны была «запущена», т.е. заросла сорняками, да и по структуре малоплодородная, она требовала много минеральных и органических удобрений. Но ничего не было.
Машинно-тракторные станции (МТС) присылали старые тракторы марки ХТЗ с огромными задними колесами, которые часто ломались и большую часть времени находились в ремонте. Трактористы марку ХТЗ в шутку расшифровывали так: «хрен тракторист заведешь».
Урожаи, собираемые с полей, были низкими, да и та продукция, выращенная с большим трудом, сдавалась государству. Городам нужны были хлеб, мясо. Страна восстанавливала разрушенное войной хозяйство, конечно, прежде всего, в городах, на деревню внимания обращалось недостаточно. Люди работали практически бесплатно от зари до зари, а летом и без выходных.
При нехватке лошадей и тракторов местные власти заставляли колхозников пахать и боронить землю с использованием своих коров. Естественно, коровы резко снижали удои молока.
Летом мы, дети, тоже работали в колхозе. Школа требовала, чтобы мы заработали за каникулы трудодни. Во время уборки урожая мы возили на лошадях снопы. Лошадей нам запрягут, снопы на телеги погрузят, и мы везли их с поля до гумна. Лошади были старые, замученные, часто не хотели тащить груженые телеги. Дороги были плохие, сплошь в ямах, возы иногда застревали в таких ямах, иногда опрокидывались, иногда и лошади распрягались. В общем, и детям доставалось ощутить трудности послевоенной жизни.
На заработанный трудодень осенью выдавалось 100 – 200 гр. зерна. При интенсивной работе трудоспособный человек мог заработать 200 – 250 трудодней, а значит получить 50 – 60 кг зерна. Но этого было очень мало, чтобы семье прожить весь год.
Выручали свой огород и корова, если кто смог ее приобрести. Необходимо отметить, что многим жителям вернули коров, сданных в начале войны «под расписку». Коровы были трофейные немецкие, огромные, черно-белой масти. Но коровы были больные, прожили около года и все передохли.
Каждой семье разрешалось иметь огород общей площадью 40 соток вместе с землей, занятой домом. Землю в огороде копали вручную лопатами рано утром, до начала работы в колхозе, или после работы. Такой непосильный труд лежал на плечах наших женщин.
В то время сельские жители облагались большими натуральными налогами. С каждой коровы нужно было сдать бесплатно 300 литров молока жирностью 3,9% (по 3 литра в течение 100 дней – целое лето!).
Теленка с его рождения контрактовали, т.е. обязывали хозяев его вырастить, а осенью почти бесплатно сдать государству. Если теленка нет, то нужно взамен сдать 50 кг мяса (это вес теленка) или заменить молоком. Независимо от того, держит селянин кур или нет, 50 шт. яиц нужно было сдать или компенсировать молоком.
Колхозники жили без паспортов, выйти из колхоза (уволиться) было невозможно, т.к. человек лишался огорода, возможности иметь скот, ему запрещалось пасти свой скот на колхозном пастбище. Уехать из деревни тоже было сложно – в городах на работу без паспортов не принимали.
Но, несмотря на все сложности, молодежь из деревни уезжала, кто учиться (это не препятствовалось), кто уезжал по вербовке, кто на стройки выполнять любую тяжелую работу. Там им выдавали временные паспорта. Отработав 3-5 лет на тяжелых работах, получали постоянные паспорта. В городах жизнь была намного лучше, зарплату платили регулярно, был фиксированный рабочий день, имелись какие-то развлечения.
Отслужив в армии, ребята в деревню не возвращались, тем более что городам большим и малым требовалось неограниченное количество рабочих рук для восстановления разрушенного народного хозяйства и выполнения многих пятилеток. Чтобы сохранить молодежь, в деревню необходимо было вкладывать средства на строительство дорог, повышение материального уровня жизни, развитие сети школ, клубов. К сожалению, своевременной помощи деревни не оказывалось.
В семидесятых годах в деревню провели электричество, люди стали обзаводиться радиоприемниками, телевизорами, условия жизни несколько улучшились. Но колхозы были убыточны, хлеб, лен стало сеять невыгодно, да и некому. Трудоспособных людей в деревне осталось мало.
Было принято решение укрупнить колхозы путем объединения нескольких мелких колхозов в один. В каждой деревне остался только свой бригадир, можно сказать, полновластный хозяин, он решал кого, куда направить на работу, кому дать или не дать лошадь для личных целей, например, привезти дрова или сено. Часто бригадиры злоупотребляли своей властью, требовали от людей подачек.
Но и укрупненные колхозы (их стали называть сельхозартелями) не принесли улучшения жизни. В итоге, колхозы были ликвидированы. Вместо колхозов организовали большой совхоз «Селигер» животноводческого направления, в который было включено полтора десятка деревень. В деревне построили скотный двор, в котором доращивали молодых телят до товарного состояния. Теперь люди, в основном, стали заниматься только заготовкой кормов для скота. Рабочим совхоза стали платить зарплату, хоть и небольшую. Прежние кабальные налоги были уже давно отменены. Но людей-то, работников, в деревне почти не осталось.
В настоящее время в деревнях, расположенных ближе к райцентру, где и дороги лучше, и автобусы ходят, есть магазины, школы, клубы, там есть и молодежь, а значит, и перспектива. В отдаленных от райцентра деревнях жизнь, наоборот, замерла. Местные жители – одни старики, постепенно уходят в мир иной.
Несмотря на тяжелый труд и практически при отсутствии медицинского обслуживания, люди, в основном женщины, в деревне жили долго, более 70 –80 лет. Происходило это благодаря хорошей экологической среде, чистому воздуху и колодезной воде, употреблению натуральных продуктов, выращенных на своих огородах.
В последние годы в деревне появилось много заброшенных и полуразрушенных домов. Старики, их владельцы, покинули этот мир, а их дети и внуки, живущие в городах, навещают деревню редко, а то и совсем не приезжают. Отремонтировать эти дома, даже при желании, некому, не осталось в деревне работоспособных мужиков. Продать эти дома также невозможно. У городских пенсионеров на их покупку и ремонт денег нет, а люди богатые строят новые виллы в более оживленных местах озера Селигер, где имеются лучшие дороги. А наша деревня не перспективная, нет ни магазина, ни школы, ни медпункта, расположена в стороне от большака, где ходит автобус. Для молодых такая деревня не привлекательна.
И уже колхоза, и совхоза давно не существует, и людей, постоянно там проживающих, не осталось, туда приезжают на лето только дачники подышать свежим воздухом. Все прошло на виду нашего старого дуба. Он стоит прочно, и еще проживет не менее пятидесяти лет, как незримый свидетель расцвета, упадка и исчезновения нашей деревни, да и многих других таких же деревень в нашей стране.
А природные условия и экология здесь замечательные, есть леса, где много ягод и грибов, поля (уже зарастающие кустарником), много озер с чистейшей водой, где водится много рыбы. Но этот прекрасный край в самом центре России оказался заброшенным, маловероятно, что когда-нибудь оживет. А как хочется верить, что произойдет чудо.