Глава 12. Штурм.
За полчаса, что длился бой, я здорово устал, хоть и просидел большую его часть с биноклем на своем НП. О бойцах и говорить нечего. Народ разошелся по своим углам, сели отдыхать. Понимая, что время ждать не будет, я по рации предложил всем, кто чувствует себя в силах драться, собраться у машин. Подошло полтора десятка человек. Вайнштейн со своим напарником, который так и просидел на запасных позициях дальше по улице, да резервная группа, находившаяся там же. Нам повезло, и все наши сюрпризы, протянувшиеся еще на километр по улице, нам не пригодились. Резервная группа не сделала ни единого выстрела. Вот в таком составе мы и начали грузиться в машину. Подошел Медведь, оставшийся тут за старшего.
– Коцюба, ты, это… за Ромкой там присмотри, – пробасил он. Ромка – это младший из «медвежат». Я кивнул, и захлопнул дверь.
– Да, там танк еще остался, с перебитой гусеницей, что с ним делать? – спросил Медведь напоследок, запрыгнув на подножку.
– Облей его бензином и сожги, – сказал я.
– Как это? Я не могу… – смутился Медведь.
– А ты смоги, – бросил я в открытое окно, и сказал водителю: – поехали.
Медведь спрыгнул с подножки, и так и остался чесать в затылке. Грузовик тронулся с места. Вайнштейн, сидевший между мной и водителем, озадаченно спросил:
– Коцюба, что с тобой? Ты же озверел просто!
Я отвернулся к окну, и оставил вопрос Вайнштейна без ответа. Так и молчал всю дорогу до артпозиции. Когда мы уже порядочно отъехали, водитель, глянув в зеркало, без выражения произнес:
– Запалили.
Я высунул в окно голову, посмотрел назад. К небу поднимался густой столб черного дыма. Медведь смог.
К задней стенке бронебульдозера была приварена труба, на ней развевался флаг. Неподалеку, за бруствером из мешков с песком, стояли гаубицы. Стреляла только одна. Возле нее покачиваясь, прохаживался Сергей, в жилетке на голое тело, в белых перчатках, и фуражке с высокой тульей. На жилетке висел какой-то шнурок, видимо, долженствующий изображать аксельбант. Лицо у него было красным, он явно переборщил с расслаблением перед боем. В руке он держал красный флажок. Один артиллерист подносил снаряд, передавал другому, тот, не торопясь, заряжал, третий досылал специальной круглой деревяшкой. Как она там у них называлась, банник, что ли? Сергей махал флажком, отворачивался, закрывая уши, один из артиллеристов, тоже отворачиваясь, дергал за шнур, гаубица палила. Потом все повторялось. Расчеты двух других лежали на матрацах в отдалении, возле штабелей со снарядами, отдыхали. Я вылез из кабины грузовика, спрыгнул на землю и подошел к отдыхающим. Они уставились на меня, как на привидение. Ну да, видок еще тот. Я так и не нашел времени умыться, и чужая кровь засохла у мня на лице, стянув мускулы.
– Где Летун? – спросил я.
– Летун на НП, там, – махнул рукой Леня. Потом спросил: – Что с тобой? Что случилось?
– Ничего. Был бой, – я направился к дому. За мной, как тень, Ариэль.
Летун тоже уставился на меня, но ничего не сказал. Он стоял у окна на своем НП, перед ним, до уровня глаз была сложена стенка из мешков с песком. В руках бинокль. В углу на стуле примостился Джек.
– Как… там? – спросил Летун у меня.
– Хреново. Восемнадцать убитых. Среди них Чен. Двадцать два ранено, некоторые тяжело. Я оставил всех, кроме резервной группы, отдыхать. Со мной приехало пятнадцать человек.
– Так, – помрачнев, стукнул биноклем по мешку Летун, – а противник?
– Всех положили, сотни две, не меньше. Я не считал, некогда было.
– Пленных взяли?
– Нет никаких пленных. Коцюба всех перестрелял. Псих ненормальный, убил танкистов, а те ведь даже не стреляли! – выпалил подоспевший Вайнштейн. Неймется ему.
– Спокойно, Вайнштейн, потом, после боя разберемся, – ответил Летун, и спросил у меня: – что с техникой?
– Коробки выбили все, кроме танка… – я рассказал, что случилось с танком.
– Значит, танк можно откопать? – заинтересовался Летун.
– Можно, но это займет время, несколько дней, по меньшей мере, – ответил я, и спросил, – ладно, рассказывай, что тут и как?
Летун стал показывать, я поднес к глазам бинокль, и стал смотреть.
– Смотри. Мы раздолбали бетонобойными дот, что был на эстакаде. Из тех двух, что выше по склону, над туннелем, они сами свалили. Мы их все равно на всякий случай разбили, даже странно, они очень легко развалились, будто на живую нитку сделаны. Потом они сделали вылазку, две группы человек по двадцать-тридцать, спустились там по веревкам, и подобрались к нам. Наши, кто в секретах, их засекли. Мы дали им приблизиться, потом влупили из всех стволов, и гранатами забросали. Вон там, напротив позиций в домах, – Летун показал рукой, я перевел взгляд туда, и в бинокль увидел лежащие на земле фигурки в синих куртках, – половину мы положили, остальные убрались.
– Куда убрались, – спросил я, – в туннель?
– Вот в том-то и дело, что не в туннель. Ушли в промзону. Я послал за ними ребят, окрестности проверить. Их нет.
– Это хорошо. Говорит о высоком моральном духе… – протянул я. Если нападавшие и правда сбежали, значит, дела в туннеле обстоят не самым лучшим образом. Для врага, разумеется.
– Слушай дальше. Когда стало понятно, что они смылись в туннель, мы перешли на беспокоящий огонь из одной гаубицы, меняя расчеты. Кладем осколочно-фугасные у входа, чтоб не высовывались.
– Хорошо. Что делаем дальше? – спросил я у Летуна.
– Это тебе решать, ты у нас стратег. Но я бы рекомендовал тебе взять мокрых салфеток и обтереть лицо и шею. Кошмарно выглядишь. Вон там салфетки, – Летун показал на ящики в углу. Я сходил, тщательно протер лицо и шею. Повернулся к Летуну.
– Ну, что, время выдвигаться. Собирай народ.
За рычаги бронебульдозера сел Вайнштейн, понравилось ему это дело. В тягачи уселся народ, по десятку в каждый, к замыкающему тягачу прицепили гаубицу с усиленным бронещитком. Выдвинулись, вырулили на ведущую к эстакаде дорогу, и колонна медленно поползла вперед. Флаг над бульдозером развернуло ветром. Свернули на эстакаду, и медленно поползли вверх, к туннелю. По нам никто не стрелял, артобстрел загнал врагов вглубь. Доехав до останков дота, мы остановились. Путь нам преграждали обломки, засыпавшие все восемь полос. Кое-где снаряды пробили в дорожном полотне сквозные дыры.
– Рома, прикроешь огнем, – приказал я по рации пулеметчику, – дави входы. – Тут же раздались короткие экономные очереди. Это Рома с капота бульдозера начал стрелять по входу в туннель.
– Ну, чего сидим, – обратился я к сидящим со мной рядом в кузове тягача бойцам, – за мной.
Я открыл люк, и выскочил наружу. За мной остальные. Минут десять мы растаскивали обломки в разные стороны, освобождая проезд. Все это время я спиной чувствовал зияющие провалы туннелей. Один-два стрелка рискнувшие высунуть нос, и нам всем тут крышка, достаточно одной гранаты из подствольника. Пока растаскивали, я понял, почему так легко разлетелись доты. Не было цемента. Они просто построили каркас из дерева, и обложили бетонными блоками, наподобие тех, что у дороги кладут. Кое-где были видны следы болтов, блоки были скреплены металлическими стяжками. Цемент-то на морозе не застывает, вот и пришлось им извращаться, сообразил я.
По нам так никто ни разу и не выстрелил. Бульдозер дополз до входа в туннель. Всюду были воронки от снарядов, все завалено кусками бетона и камня. Под гусеницами скрежетали обломки. Мы рассыпались у входа, поставили тягачи по сторонам, взяли на прицел туннели. Рома периодически отсекал короткую очередь вглубь туннеля, как бы намекая, что мы здесь, мы никуда не делись. Я осторожно заглянул внутрь. Дальше двадцати метров от входа все терялось в темноте. Никого не было видно.
– Летун, давай остальных. И тащите все заготовленное, – передал я по рации.
Через несколько минут показались бегущие легкой трусцой бойцы. Тридцать человек взбежали по эстакаде, и заняли позиции у последней линии обороны, метрах в ста за нами. Подъехал грузовик, его стали споро разгружать. Прямо на асфальт сгружали снаряды, летели покрышки, прочий горючий материал. Из кабины вылез Летун.
– Ты хотел тут агитацию развести? Давай, – сказал я ему. Его бойцы притащили громадный динамик, поставили у входа в туннель, подключили к усилителю. Он взял в руки микрофон:
– Фашисты! С вами говорит командующий войсками Республики! – громовой голос из динамика оглушал. Наверняка все, кто находился в туннеле, его слышали. Прозвучало это серьезно. С другой стороны, тем, сидящим внутри, неоткуда знать, что нас тут неполная сотня. Значит, чем грознее, тем лучше.
– Сдавайтесь! Всем, кто сложит оружие, и выйдет с поднятыми руками, гарантирую жизнь! Не подвергайте жизнь опасности ради Иветмана!
Пока Летун вещал, артиллеристы развернули напротив нежилого туннеля гаубицу. Летун на минуту замолчал, я махнул рукой, и гаубица выпалила во тьму туннеля. Снаряд разорвался в глубине, метрах в ста от входа. Туннель подымался, изгибался, так что простреливать его насквозь было невозможно. Изнутри туго ударила взрывная волна. Летун посмотрел на меня, я махнул ему рукой, продолжай, мол. Он продолжил уговаривать:
– Времени на раздумья даю пятнадцать минут. И пятнадцать минут на то, чтобы выйти! Через полчаса мы вас выкурим оттуда, – Летун отложил микрофон. Ждать пятнадцать минут нам не пришлось, почти сразу же из туннеля послышался топот множества ног. Я понял, что сейчас произойдет, и прокричал в рацию:
– Никого за оцепление не выпускать!
Мы отпрянули от входа в туннель, укрылись за тягачами. Достаточно на сегодня жертв. Из туннеля волной выбежали кацетники, руки над головой. Они выбегали, и застывали, жмурясь от солнечного света. В них врезались подбегающие сзади, вскоре перед туннелем сгрудилась масса народа. Среди лохмотьев кацетников мелькали синие куртки стражников. Криками и тычками наши бойцы направляли выбегавших к линии стрелков на эстакаде.
– Стражников не выпускать, – приказал я по рации. – Отводить в сторону и сажать. Остальные пусть валят. – Ниже по эстакаде раздался мат и крики, бойцы фильтровали выходящих.
Заметив среди выходящих знакомое лицо, я вклинился в толпу, и за шиворот выволок человека в синей куртке. Я толкнул его к борту тягача, он упал на колени. Кто-то из наших приставил ему к голове ствол винтовки, человек застыл, боясь пошевелиться.
– Какая встреча! – издевательски протянул я. Человек сидел, опустив голову, я жестко приказал: – голову подыми и посмотри мне в глаза, Аронович!
Он поднял голову и посмотрел на меня. В глазах плескался страх. Он посмотрел на мою залитую кровью одежду, перевел взгляд на флаг над бульдозером, и затрясся.
– Знаешь, кто я? – спросил я у него. Он сглотнул, и выдавил:
– Ко… Коцюба, – потом, всхлипнув, взмолился: – не убивай меня, не убивай. Пожалуйста, вы же обещали!
– Рассказывай, – бросил я. Аронович уставился на меня непонимающе, потом сообразил, и затараторил. Оказывается, весть о разгроме колонны повергла защитников туннеля в панику. Управляющие, и комендант пытались организовать сопротивление, но у них ничего не вышло. Лучшие бойцы, отборные солдаты пограничной стражи, ушли с колонной, остался только охраняющий кацетников сброд, бывшие полицейские, и прочая сволочь. Устроили вылазку, когда стало ясно, что успехом она не увенчалась, последние остатки порядка рухнули. Управляющие и их приближенные сбежали во вторую часть туннеля, и выставили пулеметы. Гельман в матюгальник приказал держаться до последнего, обещая расстрел за неповиновение. Оставшиеся в туннеле стражники заметались, не зная, что делать. С одной стороны пулеметы Гельмана, с другой мы. Когда прозвучало обращение Летуна, Аронович, по его словам побежал открывать бараки с кацетниками, тех сразу после начала артподготовки позапирали. Как только они отперли бараки, кацетники, сбивая друг друга с ног, понеслись вниз, к выходу из туннеля. Побросав оружие, туда же ломанулись и стражники.
Я посмотрел назад. Пробка у заграждения рассасывалась, на корточках с руками за головой сидело человек пятьдесят стражников, по пространству от эстакады и до домов с нашими позициями чернели фигурки бредущих кацетников. Я за шиворот развернул Ароновича к сидящим стражникам, и прокричал ему в ухо:
– Смотри внимательно, это все, кто был? – на мой взгляд, стражников было маловато. Еще что-то в этой картинке показалось мне странным, но я никак не мог уловить, что именно. Аронович всмотрелся:
– Ннет, это не все, не все! – торопливо повторил он, боясь, что я не поверю.
– Скольких не хватает? – спросил я. Аронович, шевеля губам, начал пересчитывать.
– Пятнадцать, шестнадцать человек, может, двадцать! – закончил он пересчет.
– Почему они не вышли? Говори! – встряхнул я его.
– Дети, я думаю, они взяли в заложники детей! – тоненьким голоском прокричал Аронович. И тут я сообразил, что не сходилось в увиденном. Все вышедшие были взрослыми. Значит, они решили поиграть с нами в игры с заложниками. Я ударил Ароновича прикладом по затылку. Тот ткнулся носом в асфальт и затих. Бойцы оттащили его в сторону.
– Что будем делать? – спросил я у Летуна. Тот, полуобернувшись, выставив голову над бортом тягача, всматривался в темноту туннеля. Я не сомневался, что весь мой разговор с Ароновичем он слышал от первого до последнего слова. Я повторил, уже громче: – Летун! Что мы будем делать?
– Если не знаешь что делать, делай шаг вперед, – ответил Летун. Ну, чисто Вайнштейн, один в один. Я сделал правой рукой жест, будто стучал по голове кулаком, сзывая командиров к себе.
– Так, мужики. Заходим внутрь. В правый туннель идет бульдозер, в левый тягач. Идем за техникой, смотрим по сторонам, каждый угол открываем. Без света, с ПНВ. Не спеша, мужики, торопиться нам некуда. Хватит с нас потерь, – сказал я, и добавил: – больше никто сегодня не умрет. Ясно?
Командиры кивками подтвердили, что поняли, и разошлись инструктировать бойцов. Слышавший все Вайнштейн без напоминания полез в кабину бульдозера, заводить. Зря я это сказал, насчет того, что никто больше не умрет. Бывает, что такие обещания слышит кто-то наверху, и ставит напротив твоей фамилии в списке жирный крестик.
Мы осторожно продвигались вглубь туннеля. Освещение не работало. Приборов ночного видения хватило на первые две тройки в каждом из туннелей, командирам само собой. Каждый угол, каждую дырку проверяли. Мы прошли полтуннеля, и никого не встретили. Ворота в решетках были открыты, бараки пусты. Я считал бараки. Пять, шесть, следующий должен быть детский. Бульдозер тронулся с места, и тут же остановился. На связь вышел Вайнштейн:
– Коцюба, посмотри вперед. Рома говорит, там что-то не так.
Я выглянул в щель между стенкой туннеля и бортом бульдозера, но ничего не увидел. Сказал идущему рядом со мной Ариэлю:
– Передай Летуну, чтобы прекратил движение. – По соседнему туннелю, параллельно, шла вторая группа под командованием Летуна.
Ариэль зашептал в рацию, а я, тем временем, протиснувшись вдоль борта, вышел вперед. Всмотрелся. Метрах в ста выше по туннелю виднелась решетка, что перегораживала туннель перед детским бараком. Решетку я видел отчетливо, но в зеленом свете ПНВ то, что было за решеткой, было не разглядеть. Я решил рискнуть и, прижимаясь к стене, проскочил расстояние, что оставались до разделяющей бараки площадки. По мне никто не стрелял. Я пересек площадку, стараясь не выходить на линию огня, прошел вдоль стенки и выглянул за угол. За решеткой, прижавшись к ней, ровными рядами стояли дети. Я передал по рации Вайнштейну:
– Вайнштейн, продвигайся до угла, где я стою. Видишь меня?
– Вижу, продвигаюсь, – ответил Вайнштейн и тронул бульдозер вперед. Я переключился на другой канал и вызвал Летуна:
– Что у вас впереди, Летун?
– Ничего и никого. Пусто, – ответил тот.
– Продвиньтесь вперед до прохода. Увидишь справа дверь, остановишься. Как понял?
– Понял, – подтвердил Летун.
Бульдозер дополз до угла, где я стоял. Сквозь шум мотора я услышал, что кто-то что-то орет, со стороны барака, но слов было не разобрать. Я сказал Вайнштейну, чтоб заглушил мотор. Как только мотор заглох, мы услышали со стороны детского барака голос, кричавший:
– Ни шагу дальше, или мы начнем убивать сопляков! Стойте, где стоите! – все это повторялось, перемежаясь многоэтажным матом. На связь вышел Летун:
– Мы у двери. Что дальше?
– Оставь у этой двери кого-то, и двигайте к следующей пешком. Постарайтесь открыть ее без лишнего шума. Они засели в детском бараке, прикрываются заложниками. Их надо по-тихому обойти, и посмотреть, что можно сделать с другой стороны. Как понял?
– Понял, понял. Сделаем.
Потянулись минуты. Я специально не стал начинать первым переговоры с уродами. Пусть сами проявят инициативу, проще будет их уломать. Наконец, они не выдержали, тот же голос закричал:
– Эй вы, красные! У вас есть тридцать минут, чтоб убраться из туннеля! Не уберетесь, каждые пять минут буду мочить по сопляку!
– Не пойдет, – закричал я в ответ, – мы так далеко зашли не для того, чтобы уходить! Без вариантов!
– Пожалей детей!
– Это ты их пожалей! И себя заодно! Твой последний шанс! Выходи с поднятыми руками! Обещаю жизнь! Слово даю! – глотка у меня пересохла, я шепотом попросил воды, сзади протянули фляжку. На той стороне задумались, потом голос закричал:
– Ты кто? Назовись!
– Я Коцюба! Слышал о таком? – еще более длинная пауза. Вот что значит слава. В наушниках прорезался Летун:
– Вскрыли дверь, обошли барак. С этой стороны решетка, стоят дети. Что делать?
Значит, они и с тылу прикрылись…
– Шумни там, фонариком посвети, – ответил я Летуну. Через полминуты заорал:
– Вы окружены! Сдавайтесь! Слово даю, кто сдастся, останется жить!
Опять пауза. Наконец, раздался крик:
– Мы требуем грузовик! С полным баком! И безопасный проход!
И миллион наличными в мелких купюрах, ага. Проходили мы это уже, знакомая песня. Нет, сдаваться они не станут. Жаль.
– Дай подумать! У нас нет тут грузовика! – крикнул я в ответ. Пусть думают, что я сдаю позиции.
– Думай быстрее! Даю полчаса, через полчаса нет грузовика, начинаем убивать! Время пошло!
– Так, Ариэль, давай за минерским рюкзаком, он в грузовике, и подтягивайся в соседний туннель. Я иду туда, – приказал я, и побежал вниз по туннелю. Через первую же дверь я перешел в соседний туннель, и побежал вверх. Остановился у другой двери, крикнул:
– Здесь Коцюба, мне нужен Летун.
Вскоре подошел Летун. В зеленоватом свете ПНВ глаза его горели, как у сказочного монстра.
– Значит, так! Они потребовали грузовик. Грозят, что будут расстреливать детей, – зашептал я Летуну. Окружившие нас бойцы возмущенно загудели.
– Что ты предлагаешь? – спросил Летун.
– Выхода нет. Рванем вот эту дверь, и войдем. Где там Ариэль?
– Коцюба, ты сошел с ума! Там же дети! – а это Джек. И как он ухитрился просочиться? Вроде бы на артпозиции остался. Что характерно, Летун ничего не возразил, наоборот, поддержал меня:
– Джек, дети все равно пострадают, при любом раскладе. Коцюба, действуй.
В этот момент рядом возник запыхавшийся Ариэль. Он сдернул с плеч рюкзак, и без лишних разговоров стал доставать оттуда брикеты пластида, моток детонирующего шнура, детонаторы.
Я спросил Летуна:
– Как там, освещение есть?
– Да, мелькал свет, видно, лампы-переноски. Да еще мощные фонари, они туннель подсвечивали.
– Ясно. Томер здесь?
– Здесь, – отозвался Томер из-за спины.
– Заходим втроем, я, ты, и Ариэль. – Я коротко объяснил, как заходить. – Ариэль? – Склонившийся над рюкзаком Ариэль кивнул, я продолжил: – за нами остальные. Стрелять только наверняка.
– Нас так не учили, – заметил Томер скептически, – мы сильно рискуем.
– Там дети. Придется действовать не по учебнику. Не хочешь, можешь не идти.
Ариэль закончил свою возню со взрывчаткой. На петли, и напротив замка, он налепил комки пластида, соединил их детонирующим шнуром, закрепил электродетонатор.
– Все отошли на двадцать метров, – скомандовал он, и начал пятиться задом, разматывая провод. Отойдя, он остановился, накинул концы провода на контакты подрывной машинки, закрутил, посмотрел на меня:
– Прошу разрешения на подрыв.
– Давай, – разрешил я.
Грохнуло. Взрыв ударил по ушам, в который уже раз за сегодня. Дверь рухнула. Мы побежали к дверям. Ариэль и я с одной стороны, Томер с другой.
Я присел на колено у двери, и, дернув за шнур, закинул в проем фальшфейер. За ним – второй. В мерцающем красном свете фальшфейеров, льющемся из двери, я увидел, как стоящий напротив Томер делает тоже самое. За дверью раздались крики, кто-то прокричал команду, и в дверной проем уперлись лучи фонарей. Томер вынул из разгрузки цилиндр световой гранаты, я услышал характерный щелчок, это он выдернул кольцо. За дверью вдруг раздались какие-то вопли, многоголосый детский визг, потом беспорядочная пальба. Лучи фонарей, сфокусированные на двери, замелькали и сдвинулись куда-то в сторону.
Я кивнул Томеру, и он резким движением забросил световую гранату внутрь. Я поспешно отвернулся от проема, закрыв глаза, и на всякий случай, чтобы не засветить матрицу, закрыл окуляры ПНВ руками. Когда раздался хлопок, я встал, включил прикрепленный к цевью фонарь, и ощущая руку Ариэля на своем плече, и прянул вперед. Я впрыгнул в дверной проем, врезавшись правой ногой в угол косяка, и тут же прыжком сместился влево и внутрь, чтобы не торчать в дверном проеме. Их обычно берут на прицел, и смысл такого маневра в том, чтобы, мелькнув в проеме, сразу же убраться с директрисы огня. Точно приклеившийся ко мне Ариэль повторил мой маневр, с той лишь разницей, что он прыгнул не влево, а вправо. Влетев внутрь, я приземлился на одно колено, выставив перед собой автомат. Спустя мгновение рядом со мной приземлился Томер. Я не стрелял, стрелять было не в кого. В ярком свете тактического фонаря, больше напоминающего прожектор, я увидел картинку, которую, наверное, не забуду никогда.
Дверь выходила на площадку для построений, и по всей этой площадке катались рычащие и визжащие клубки. Где кто было не разобрать, мелькали тонкие детские ручонки, голые грязные пятки. Между клубками, ничего не видя от вспышки световой гранаты, бродили, выставив перед собой руки ослепленные дети. Вот один из клубков на секунду распался, и я увидел, как на ноги шатаясь, поднялся здоровенный стражник. Одно ухо у него было полуоторвано, толчками сбегала черная в свете факелов-фальшфейеров кровь. Лицо у него было залито кровью. Он разбросал малолеток, но успел сделать лишь два шага, как они снова волной накатили на него, и захлестнули. То тут, то там лежали тела детей, некоторые шевелились, в воздухе пахло кровью.
Я обернулся. Заскочившие вслед за нами бойцы, опустив оружие, изумленно наблюдали эту поистине адскую картину. Я закричал:
– Вперед! – и вломился в круговерть, за мной, как тень, Ариэль. Замелькали руки, ноги, головы. Какой-то ошалевший малолетка, приняв меня за стражника, с воинственным кличем прыгнул на меня сзади, руки его вцепились в мою каску, и стащили ее с головы. Если бы я, входя в туннель, не одел ее, оторвал бы мне ухо к чертям. Малолетка сполз на землю, каска выпала у него из рук, он непонимающе уставился на меня. Я заорал ему прямо в лицо:
– Назад! Свои! – он отшатнулся, но набрасываться не стал. Сообразивший, что что-то не так впереди, Вайнштейн, завел бульдозер и поехал вперед, включив фары. Все вкруг залило светом, это, да еще рокот двигателя, заполнивший туннель, отвлекло малолеток от расправы, они по одному отлеплялись от своих мучителей, лица принимали осмысленное выражение. Бойцы оттесняли их к стенке туннеля, успокаивали, добивали стражников. Шум двигателя стих, образовалось какое-то подобие порядка. Я крикнул:
– Джека сюда, быстрее!
Появился Джек, и не один, а в компании Габи, и какой-то маленькой девочки-индиго, я не вспомнил ее имя. Я удивился, ведь Габи остался с Алиной на месте разгрома колонны, как он попал сюда? Они стали ходить от одного лежащего тела к другому, помогая. К некоторым Джек подходил, качал головой, и они шли дальше, возле некоторых останавливались, начинали свои непонятные манипуляции. Остановившись возле меня, он вполголоса сказал:
– Добился своего? Убийца…
Я взорвался, схватив Джека за отвороты куртки, тряхнул его, и закричал ему в лицо:
– А что мне было делать, по-твоему? Дать им грузовик, чтобы они с детьми уехали? Они ведь не уехали бы просто так! И что было бы с этими детьми, ты подумал? Подумал? Все вы умные, пока кто-то другой решения принимает, и руки пачкает! А вы все в белом!
Я отпустил Джека, тот отошел, махнув рукой. Ответа от него я так инее получил, он предпочел промолчать. Я пошел вверх по туннелю. Бой был еще не кончен.
Немного не доходя выхода из туннеля, на границе светового пятна, я обнаружил Летуна. Тот сидел на ящике, прислонившись спиной к стенке туннеля.
– Что там? – спросил он у меня.
– А ты не в курсе? – удивился я.
– Меня позвали как раз перед подрывом, так что я, как ты говоришь, не в курсе, – ответил он, – рад видеть тебя в целости и сохранности.
– Там… песец. Мы вышибли дверь, и малолетки, увидев, что стражники отвлеклись, накинулись на них. Ну, те стрелять… – я рассказал Летуну, что произошло на площадке перед бараком.
– Много погибло?
– Детей? – переспросил я, потом поняв, что стражники Летуну неинтересны, продолжил: – Не меньше десяти. Скорее всего, больше.
– Хреново…, – расстроился Летун.
– А тут что? – спросил я его.
– Да тоже задница. Оттуда, с противоположной стороны, стреляют. Слева тоже стреляют, носа не высунуть.
– Слева? – удивился я.
– А ты сам посмотри, – ответил Летун, потом, увидев, что я иду в полный рост, зашипел: – не так, ползком.
Ладно, ползком так ползком. Я подполз к краю туннеля, осторожно выглянул, и тут же спрятал голову. Вовремя. По бетонному ограждению защелкали пули. Таак, что мы имеем. Дот, на крыше прилепившегося к склону торгового центра. А ведь раньше его не было. Судя по звуку, два пулемета. Спустя секунду и над головой начало посвистывать, с той стороны ущелья тоже стрелял пулемет. Н-да, вот задачка.
– Идеи? – спросил я у Летуна.
– Подорвать эстакады, подорвать вход в туннель…
– И ждать следующего визита? Нет. Гельмана я один раз отпустил, и посмотри, что из этого вышло. Больше не отпущу, все.
– Ну и как прикажешь штурмовать, когда они все простреливают? – я не ответил на вопрос Летуна, у меня появилась идея. Я хлопнул его по плечу, и со словами:
– Есть идея. Жди здесь, – я быстро пошел вниз по туннелю. В этот момент включился свет, наши наконец-то разобрались с генераторами. Детей к этому моменту почти всех вывели, оставалось несколько раненых, как сказала мне девочка-индиго, за ними придут. Все-таки хорошо, когда подчиненных не надо водить за ручку, сами все делают. На то и добровольцы. Выйдя из туннеля с той стороны, я обнаружил там идиллическую картину. Леня сидел на колесе гаубицы, и курил, на невесть откуда взявшемся матраце храпел потерявший где-то фуражку Серега. Чуть ниже по эстакаде шли, приближаясь к нам, четыре знакомых фигуры. Леха, жестикулируя, что-то объяснял важно вышагивающему рядом с ним Мишке. Ну и еще двое мелких с ними. Подождав, пока они приблизятся, я рявкнул, обращаясь к Мишке:
– Ты какого хрена тут делаешь?! Я же сказал, быть на артпозиции!
– Ты сказал помогать Летуну. Я помогаю! – решительно ответил Мишка, но губы задрожали. Ждет, что сейчас я его перед оруженосцами опозорю.
– Значит так, помогальники. Вот вам новое задание. Там дальше по туннелю индиго. Ваша задача их охранять. Куда они, туда и вы, не отходить ни на шаг! И смотрите в оба, вокруг полно недобитых фашистов. Ясно?
Подождав, пока мелкота скроется в туннеле, я поймал намылившегося было смыться Леху за локоть, и нежно спросил:
– Ты какого хрена детей сюда пустил, а? Взрослый!
Леха выдернул локоть, и начал оправдываться:
– Ну, они на тебя сослались, я ж не знал…
– Вот теперь иди за ними присматривай, – приказал я.
Леха покачал головой и скрылся в туннеле. Я осмотрелся. Кацетников уже собрали, и увели, у нас был план, где их разместить, за артпозицией было два более-менее приготовленных дома, на первое время хватит. Детей как раз грузили на грузовик, их мы собирались отвезти к Сергею на базу. Я повернулся к Лене.
– Так, поскольку ваш командир пал в неравном бою с зеленым змием, я назначаю тебя. Собирай артиллеристов, везите сюда остальные пушки, и снаряды. Есть работа. – Леня кивнул, и взялся за рацию. Я вызвал Вайнштейна:
– Найди человек десять, и спускайтесь сюда с тягачом…
– Так, так, еще чуть-чуть… стоп! – Леня контролировал процесс установки гаубицы. Мы подкатили ее к самому выходу их туннеля, метрах в пятнадцати от выхода остановились, развели станины. Обложили мешками с песком. На этой позиции противник не мог нас видеть. От пулеметчика по ту сторону ущелья нас закрывал «горб» эстакады, а из дота на крыше до нас просто не могли достать, пока мы оставались внутри туннеля. Заметив, что он не полез справляться в таблицах, а сразу начал крутить рукоятки, устанавливая угол возвышения, я спросил его:
– Что, прямо так, без расчетов?
– А что тут рассчитывать, прямая наводка, – хмыкнул Леня и, прищурившись, продолжил прицеливаться. Из туннеля послышался шум, приближался тягач со второй гаубицей. Мимо меня прошел артиллерист со снарядом в руках. Я тут же надел защитные наушники. Хватит с меня на сегодня акустических ударов. Крикнув Лене, чтобы начинал стрельбу по готовности, я ушел в соседний, жилой туннель. Зашел в дом коменданта, там уже работали наши, вынимали компьютеры, документацию. Убедившись, что мое присутствие там не требуется, я вытащил стул, и сел передохнуть. Вскоре туннель затрясло, гаубица открыла огонь. «Давно надо было наушники одеть, и чего понтовался?», подумал я и отхлебнул из фляжки. Вскоре пришел Леня, дернул меня за рукав, я снял наушники.
– Ну, вроде, все, по пяток снарядов у каждого входа положили, – сияя, сказал он.
– Вайнштейн, Рома, давайте с бульдозером наверх, и всех кто вокруг вас сюда давайте, – тут же вызвал я по рации народ.
Бульдозер подъехал, на левом борту, на кронштейнах висели мешки с песком. Я махнул рукой, бульдозер выехал на эстакаду, поехал вперед. Слева, из дота, тут же ударили пулеметы, пули ударяли в мешки, попадали и в броню. Бульдозер полз вперед, броня держала. Спереди все было тихо. Как было условлено, посреди эстакады Вайнштейн остановился.
– Входы чистые, никого, только обломки, – доложил он.
– Отлично, – я повернулся к бойцам и приказал: – давайте дымовухи.
На эстакаду полетели самодельные дымовухи, вскоре белый дым окутал все вокруг. Я вышел на эстакаду, постоял. По мне никто не стрелял, и я махнул рукой:
– Давайте пушки! Быстрее!
Из дотов опять открыли огонь, но не прицельно, пули щелкали по бетону метрах в тридцати перед нами. Иногда посвистывало и вокруг, но мы, не обращая на это внимания, выкатывали гаубицы. Через десять минут все три гаубицы стояли на эстакаде, развернутые влево, на торговый центр. Вокруг быстро росло ограждение из мешков с песком. Тягач тоже вывели наружу, прикрыв им дорожку для подноса снарядов.
– Открываем огонь? – спросил меня стоящий, пригнувшись, у гаубицы Леня.
– Подождем, пусть хоть немного рассеется дым, – ответил я спокойно, – спешить некуда.
Пока ждали, я связался с разведчиками. В первый же день после ультиматума, мы послали две группы по три человека. Они заняли позиции в руинах, и должны были контролировать подъезды к торговому центру. Наблюдатели доложили, что никакого движения нет, никто торговый центр не покидал. Именно в торговом центре была резиденция Иветмана, и его прихлебателей. Раз они все еще там, это прекрасно, давно хотел свести с ними знакомство.
Дым начал рассеиваться, проступили очертания дота. Я поспешно натянул наушники, и скомандовал:
– Огонь.
Одна из гаубиц выстрелила, Леня выглянул, что-то подкрутил, тем временем из туннеля принесли снаряд. Из дота открыли бешеную пальбу, если бы не уложенные в два ряда мешки с песком, нам бы точно кого-нибудь подстрелили. Пули со звоном рикошетили от наклонного бронещитка гаубицы. Второй снаряд лег ниже, прямо в стеклянную стену торгового центра. Стена, рассыпавшись, вся, целиком, зеленым водопадом мелких осколков обрушилась вниз, открыв внутренности здания. С четвертого выстрела Леня попал, снаряд разорвался на крыше дота.
– Есть накрытие, – обрадовался он, и понесся наводить две оставшиеся гаубицы.
– Бетонобойными... Залпом… Огонь!
Три гаубицы рявкнули одновременно, потом еще и еще. Дот уже не стрелял. На шестом залпе из кучки бетонных обломков, что была дотом, выскочило насколько фигурок, и побежали прочь по крыше. Артиллеристы восторженно заулюлюкали. Не зря артиллерию богом войны называют.
– Ну, что, все здесь? – спросил я, выпрямившись в полный рост.
– Все, кого звал, – отозвался Летун, и вышел из туннеля на свет. За ним наши, много наших.
– Тогда вперед! Дочистим фашню!
Бульдозер пополз вперед, мы пошли за ним неспешным шагом. Не успели мы дойти до противоположного края ущелья, как оттуда показался человек. Спотыкаясь, он пошел в нашу сторону. В правой руке у него была палка с привязанной к ней белой тряпкой. Вайнштейн заглушил мотор, и мы услышали, как человек кричит:
– Не стреляйте! Не стреляйте!
– Иди сюда! – крикнул я человеку. Тот подошел. Из его сбивчивых объяснений я узнал, что начальство и оставшиеся стражники погрузились на машины, и сбежали через нижний выход, а в туннеле остались только невооруженные гражданские. Я сказал человеку возвращаться, и передать, чтобы выходили с поднятыми руками. Летун сразу отправил бойцов ко входу в уже захваченный туннель, с приказом отделять мужиков, и запирать в бараки, а женщин с детьми гнать на выход.
– Надо будет Профессора привести, пусть по каждому справку дает, – посоветовал я Летуну. Тот кивнул, соглашаясь.
Понемногу потянулись люди, потом, увидев, что мы не стреляем, повалили валом. Это уже были не кацетники. Упитанные, в чистой одежде, надушенные женщины, крепкие розовощекие детки. Опасливо поглядывая на занявших позиции перед входом в туннель бойцов, они спешили побыстрее проскочить мимо нас. Наконец, людской ручеек иссяк. Поняв, что больше никто не выйдет, бойцы пошли внутрь, бульдозер впереди. Я устало пошел за ними. Туннель оказался длинным. Хорошо еще, что подтянулись Медведь и Райво с остальными, они успели передохнуть, и теперь занимались сортировкой пленных, и обустраивали кацетников. Все бойцы с артпозиции, и группа прикрытия вошла с нами в туннель, иначе у нас бы просто не хватило людей на то, чтобы проверить и взять под контроль все четыре километра туннеля.
Поначалу, мы проверяли каждый уголок туннеля. Потом плюнули на это, и просто пошли вперед. Туннель был пуст. Оставив небольшую группу с пулеметом в прикрывавшем южный вход доте, я с бойцами потопал назад. Рома покинул свой насест на капоте бульдозера, и пошел рядом со мной. Наши, растянувшись по туннелю, устало перешучивались. Я был рад, что все обошлось без лишней крови, это если не считать погибших детишек. Но эта кровь не на мне. Мы перешли по эстакадам на ту сторону ущелья, бросив взгляд направо, на торговый центр, я увидел, что там уже наши. Когда до выхода из туннеля оставалось всего ничего, я обратил внимание на идущего впереди бойца. Боец был наш, и одежда, и повязка на рукаве были наши. Но вот походка… походка мне кого-то напоминала, но вот кого? Я ускорил шаг, боец оглянулся и тоже ускорился.
– Коцюба, что стряслось? – спросил Рома, ему тоже поневоле пришлось ускорить шаг.
– Эй, ты, стой! – вместо ответа закричал я, и побежал вперед. Боец остановился, оглянулся, рванулся вперед. Увидев, что идущие перед ним обернулись на мой крик, и пошли к нему, он остановился, тоненько заверещал, и, развернувшись ко мне, вскинул автомат. Я был уже настолько усталым, что не успел среагировать на это движение. Прогрохотала длинная очередь. Пули хлестнули по бегущему рядом со мной Роме, и он неживым мешком упал на пол туннеля. Точно в замедленной съемке, я видел, как ствол автомата разворачивается ко мне. Сначала я почувствовал удар по левой руке, потом три сильных удара в живот, грудь и плечо отбросили меня к стенке туннеля. Сползая, я поднял к глазам руку. Там, где были указательный и средний пальцы, лохмотьями висело мясо, торчали обломки костей. Было очень больно. Словно сквозь вату, я услышал чей-то голос вдали, кричавший: – «Джека сюда, быстрее!». «Как же так», – подумал я, – «ведь это моя фраза?». Затем кто-то милосердный, наконец-то, выключил свет.