Любые совпадения имен и фамилий случайны. Герои рассказа не несут никакой ответственности за проделки реальных людей - своих однофамильцев. Место действия и персонажи привиделись мне во сне, за исключением мраморной плиты с моим именем на Аллее звезд.
Автор
Приснилось мне как-то, что проснулся я знаменитым. Меня все знают, просят автографы, а я великодушно не отказываю, ибо еду да-вать развернутое интервью о своем творчестве русской службе Би-Би-Си.
Глядь, а уже и лимузин подали, а из окон Войнович с Пелевиным руками машут: Дескать, скорее давай, а то на презентацию опоздаем. Сажусь я рядом с шофером, а они давай меня пытать на предмет того, как правильно предлог «сублимация» пишется - слитно, раздельно или и так сойдет. Ну, доехали мы за разговорами, а у входа лукавый Юра Поляков нас встречает и на фуршет сразу. И тут я, проходя по Аллее звезд, на мраморной плите с собственным именем поскользнулся. Гололед же.
А внутри тепло. Савик Шустер шустрит. Сам себе дает невразумительные ответы на им же с трудом поставленный вопрос. А Света Сорокина в брюках сразу же предлагает взять в руки пультики и нажать левую кнопочку, если кто-то считает мою книгу хорошей, и правую, если откровенным дерьмом. Оживились писатели, жмут кнопочки, а мне и за руками следить не надо - по глазам все видно.
Вот Рома Карцев мнется и глаза отводит. Ну, ясно. Не читал книгу-то, а ведь мы с ним только что на брудершафт пили и раками закусывали. Ага, нажал-таки левую. А за последним столом Евдокимов с Задорновым расположились. У Евдокимова морда совсем не красная почему-то, а Задорнов весь красный. Ну, понятно, набрал воздуха в легкие и задержал дыхание. Делает вид, что анекдот про девятый ва-гон вспомнил, а сам втихаря правую кнопочку жмет.
- Гипертрофированные опусы классика - зачастил обо мне Жванецкий - настолько же унылы, насколько и остры, где из-за каждой страницы выглядывают ополоумевшие люди наших дней, до боли похожие на своего ополоумевшего автора не всегда ухоженным внешним видом, сигаретой «Прима» в углу рта и его же заранее заготовленным экспромтом «Дайте мне сказать, я знаю все!», - отчего и сам автор и его герои напоминают давно запущенных интеллигентов-бюджетников, которые если и виноваты в чем-то, то только в том, что родились чуть-чуть не вовремя и слегка не в той стране. Правда, я хочу, чтоб меня правильно поняли наверху. - Михал Михалыч криво усмехнулся и удалился, как всегда, с достоинством.
А сменил его некий поэт-почвенник и, напирая на то, что все мы россияне, зарядил длиннющую поэму про матушку-Россию на каком-то каркающе-певучем языке, напоминающем идиш, оказавшийся, однако, ивритом. Поэт красиво разводил руки и тряс головой в конце каждой строфы, там, где могла бы быть рифма, из чего можно было смутно догадаться о ее содержании.
Однако нашлись люди, которые понимали смысл и без жестикуляции: об этом красноречиво говорили их погрустневшие лица с маслянисто-карими глазами, в которых читалась вековая скорбь по их малой семитской родине и скупая ближневосточная тоска.
За сорок минут поэт хотел изложить все, но дочитал только до середины, как раз тогда, когда закончилась красная икра и шампанское, осталась вареная колбаса и пряники. Стало скучно, и его попытались оттащить от микрофона, но он еще крепче ухватился за стойку и еще сильнее затряс головой, перестав адекватно оценивать происходящее.
Положение спас припоздавший Церетели.
Он втащил за собой металлическую скульптурную композицию, состоящую из кованого коня, похожего на изуродованного верблюда, скачущего на спине кованого же Петра 1, похожего на убитого горем колхозника. Стараясь подчеркнуть свою исключительность, Церетели лишний раз дал всем понять, что как всегда по пьянке неправильно припаял одно к другому.
- Этот «дар» - сказал он - посвящается тому вертепу, который дал мне путевку в жизнь и сделал меня неотличимым от моих творений, - и обвел рукой банкетный зал.
Его усадили рядом с Шендеровичем, дали вареной колбасы и налили водки, а скульптурную композицию из железа поставили между Светой Сорокиной и поэтом-почвенником, все еще читающим поэму о Мертвом море через отключенный микрофон.
Взглянув на железную скульптуру, менестрель запнулся и напрочь забыл продолжение, а Света от страха чуть не выпрыгнула из брюк. И тут вдруг как зазвонят у нее все пультики...
А это не пультики, а мой будильник. Проснулся я и думаю: "А сон ли это?»
Рисунок Н.Дрокиной