730 дней в сапогах. Глава 7. Алексей Ефимов

Литклуб Листок
                ГАРНИЗОН       

Армия – это волчья тропа,
которую нужно пройти, оскалив зубы.


Автобус, битком набитый духами, прибыл в Южно-Сахалинск, в гарнизон. Только мы приехали, нас тут же повели в баню. Гарнизонная баня, по сравнению с учебкой, была просто райской. Холодная и горячая вода, мыло. Наконец-то в первый раз за полгода мы мылись по-человечески - худые, с черными лицами и бледными телами, побритые, прозрачные, как леденцы, люди…

Нас переодели в новенькие комки, выдали кепки и увели в роту. Рота тоже показалась нам райским уголком: побеленные и сухие стены и потолки, полы, покрытые линолеумом, цветы на окнах, везде идеальная чистота.

В комроту прибыло 109 человек. Построив нас на плацу, начальник штаба произнес пламенную речь:

- Бойцы! Вы переведены в самое боевое подразделение, можно, сказать, спецназ погранвойск. Вы 0- элита, лучшие из лучших, поэтому мы отобрали вас для несения боевой службы с оружием. Мы научим вас обращаться с любым видом вооружения и в любых условиях. Вы будете подготовлены к любым действиям по охране гарнизона, штаба, границы и всей России, наконец. Ваша служба, помимо вылетов на границу, будет заключаться в несении караульной службы, где под охраной у вас будут состоять гауптвахта, склады, штаб и знамя части, при похищении которого нашу часть тут же расформируют. Только вы будете периодически награждаться знаками и боевыми наградами. Поэтому я попрошу от вас усердия и осознания всей ответственности, возложенной на ваши плечи.

И с этого момента у нас наступила настоящая синева. Все стандарты были повышены. К примеру, если на учебке стандарт приседаний, отжиманий и сахалинских бабочек (ловлей сахалинских бабочек называлось подпрыгивание с хлопком над головой) был 75 раз, то в комроте 101. Наизусть в упоре для отжима мы выучили свыше пятнадцати статей Устава гарнизонной и караульной службы.
За месяц из нас хотели сделать суперменов, и через месяц на аттестационной комиссии не было ни одного бойца, не просящего перевода на заставу. Из 109 человек в роте осталось 70.

После долгих проверок и учений мы были допущены к настоящему боевому дежурству с оружием. Мой первый караул прошел на КИЧе, где я стоял часовым. Все сутки мы бегали через каждые пять минут по боевому расчету: занимали оборону, «тушили пожары». Кстати, пожары тушились очень оригинально.

- Караул, в ружье!

Мы вооружились и построились.

- Пожар в караульном помещении!

Мы с автоматами за спиной в быстром темпе выносили всю находящуюся в караулке мебель, посуду и т.п. Затем караульное помещение заполнялось по колено мыльной пеной.
А на КИЧе, где я стоял караульным, находились четыре камеры: две одиночных, одна общая сержантская и одна общая солдатская. В них содержались самые злостные нарушители воинской дисциплины. Они то и дело звали меня к окошку и просили открыть или дать закурить, при этом всячески угрожая порвать меня на куски, как только освободятся. В казарме кипели другие страсти.
Однажды меня подтянули в сушилку пять человек, прибывших из другой учебки и считавшихся авторитетами.

- Фима, есть чирик (десять рублей)?

- Есть, и даже два, - ответил я.

- Слушай, нам надо найти немного бабок, деды попросили, и мы со всей роты собираем.

Разговаривал со мной маленький, щуплый, со смуглым лицом и хитрыми раскосыми глазами пацанчик с погонялом Татарин, но за его спиной стояли довольно крупные личности – Вялый, Витал и Веселый.

- Если вам нужны бабки, то я ничем помочь не могу.

- Да ты что, охренел, что ли? Да кто ты такой вообще, да мы тебя и спрашивать не будем, отдай лучше по-хорошему.

Татарин рассвирепел, все напряглись и начали окружать меня. Я понял, что из меня сейчас станут делать отбивную. Со всех сторон посыпались удары. Я отступил в угол, схватил правой рукой Татарина за горло и прижал к себе. Тот захрипел.

- Назад, уроды! – заорал я.

Все отступили.

- Бабки я вам не отдам, - продолжал я спокойно, держа за горло уже обессилевшего Татарина, который даже не сопротивлялся. – Если вы хотите биться – давай любой, один на один.

Я знал, что вряд ли с кем-то из них справлюсь, но заметил страх в их глазах. Я старался выглядеть спокойным и хладнокровным. Они отступили.

- Фима, брат, чего пенишься, ссади. Биться мы не будем, расслабься.

Я отпустил Татарина.

- Братан, помоги, просто помоги, ты пацан башковитый. Деды просят, ты же не лох какой, мы здесь пока никто.

- Лады, - ответил я, а в душе была гордость – они купились! – Что-нибудь придумаем, пацаны. Я сейчас пройдусь по гарнизону, может, что-нибудь насшибаю. Вы тоже не тупите, пошлите какого-нибудь оленя за забор, пусть что-нибудь продаст.
К ужину у меня был полтинник. Подбили бабки, вышло пятьсот рублей.

- Пять бумаг у нас есть, бумагу оставим, после отбоя пивка попьем, а четыре отдадим Зае с Сыной, - предложил Витал.

Зая с Сыной подошли к нам на ужине, поздоровались и приняли от нас деньги.

- Спасибо, пацаны, какие проблемы будут – обращайтесь.

Мы подозвали к себе Димана Шкурко и отправили его за пивом. Диман был отличным пацаном, надежным и смышленым. Вечером мы попивали пивко. Вдруг прозвучала команда дневального:

- Дежурный по роте, на выход! Отставить.

- Сека!

Мы разбежались, пряча в кровати кружки и бутылки. Но дневальный почему-то не умолкал, выкрикивая команду раз за разом.

- Дежурный по роте! На выход! Отставить.

Я пошел проверить. Дневальный, стоявший на тумбочке, молчал, а команды почему-то доносились из туалета. Дежурный по роте сидел в классе, закинув ноги на парту, смотрел телевизор и пил чай.
Я зашел в туалет и рассмеялся до слез. Дневальный свободной смены стоял, наклонившись над унитазом и, приложив руку к фуражке, кричал во все горло команды прямо в унитаз.
Я подошел к дежурному сержанту:

- Волчок, а что это ты здесь, а дневальный тебя из очка вызывает?

- Пусть орет, он, мудак, команды тихо подавал. Пусть тренируется.

Мы продолжали «банкет», потягивая пиво и наслаждаясь свободой.

- Босота, я слышал, завтра партия дембелей прибудет, - сказал с тоской Татарин.

- Откуда?

- С застав, а отсюда по домам разъедутся.

- Когда же мы-то поедем?

- Ох, не скоро.

- А много их?

- Человек сорок.

Я уже был порядком под градусом и стал трепаться:

- А чё? У них много бобла и гражданки, можно их раздеть.

- Ты чё, Фима, с дуба рухнул? Как бы они тебя не раздели! Мы кто? Духи. А они кто? Так что сиди и помалкивай!

- А они кто? Духи со стажем! Они же после учебки сразу на заставы попали, вы же знаете, как они гарнизона боятся. Гарнизон для них – темный лес. Если подумать, можно хороший куш сорвать.

- Давай замажем на ящик пива, что завтра, как партия придет, ты ни копейки с них не стрясешь!

- Витал, разбей!

Пиво закончилось, а в мозгу моем возник дерзкий план.

- Волчок, дай мне знаки до обеда, - попросил я утром.

- На, но не дай Бог их у тебя кто-то заберет!

Я взял знаки, подшил свой почти новый комок самой толстой подшивой, налепил значки, побрызгался одеколоном. Надел берет, подвернул сапоги с дюбелями внутрь. Затем я попросил двух самых здоровых, но слабых и тупых оленей так же подшиться, навесить значки и расслабить ремни.

- Пацаны, сейчас пойдете со мной. От вас требуется стоять за моей спиной, ничего не говорить, только кивать головами. Сделайте свирепые рожи и Бога ради ничего не бойтесь и не убегайте. Я знаю, что делаю.

Я плохо представлял, что же будет со мной, когда я подойду к такой толпе дембелей. Парни высунулись в окно, а я с двумя здоровыми лохами уже выдвигался в сторону курилки.

- Как вы идете? – шептал я оленям. – Идите, как бугаи, не машите руками – мы положенцы.

Они расслабились и уже шли вразвалку, со свирепыми рожами, но почему-то с испуганными глазами. Я шел впереди: руки в карманах, за ухом сигарета, а в душе тихий ужас.

Глядевшие в окна замерли в ожидании провала. Дембеля же, до этого о чем-то разговаривавшие, вдруг замолчали и повернулись в нашу сторону. Я покрылся холодным потом.


Продолжение:http://www.proza.ru/2011/02/23/1457