Немолодая худенькая женщина сидит в уголке дивана, укутавшись в толстый клетчатый плед. Седая голова склонилась к плечу, словно не выдерживая тяжести тугого узла пышных волос, закрученного на затылке. Длинные сухие пальцы поглаживают то сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный мелким убористым почерком, то толстую стопку писем в безликих конвертах с такими же безликими треугольными штампами. «Письмо военнослужащего срочной службы БЕСПЛАТНО». И адрес: «…в/ч № …». Как же она ждала эти конверты! Два долгих года встречала почтальона тревожными глазами, в которых, казалось, навеки поселился немой вопрос: «Сегодня есть?.. Принесли?..»… И Женя, почтальонка, увидев Арину, издалека помахивала заветным конвертом: «Есть, есть! Вот оно, письмецо!».
За эти годы Арина получила их двести восемьдесят семь, помнила их почти наизусть, так как перечитывала каждое по несколько раз, потом снова возвращалась к полученным ранее, снова перечитывала, проживала с единственным мужчиной в своей жизни каждую минуту, каждое событие. И ждала. Ждала так, как умеют ждать только любящие матери…
Однажды Женя принесла письмо, адрес на котором был надписан незнакомым почерком. Сердце Арины сначала провалилось куда-то, потом подскочило и забилось в горле, перекрывая дыхание. В голове тяжёлым кузнечным молотом застучало: «Что-то случилось… Почему не Мишиной рукой?.. Заболел?.. Где он?..», – эти мысли с такой скоростью заметельшили, что даже в глазах зарябило, и женщина покачнулась. Женя, и сама встревоженная незнакомым почерком на конверте с давно уже запомнившимся ей адресом, заботливо поддержала женщину под руку, подвела к скамейке и бережно усадила Арину. Надо бы вскрыть конверт, узнать, какая весть в нём прилетела, но рука не поднималась: вдруг там беда затаилась…
Дрожащими руками Арина всё-таки открыла конверт, пробежала глазами по первым строчкам, и слёзы быстро-быстро побежали по щекам. Слёзы счастья…
«Уважаемая Арина Витальевна! Пишет Вам командир части №… майор С.А.Артёмов, где проходит срочную службу Ваш сын, сержант Пономарёв Михаил Степанович. Хочу рассказать Вам о том, как проходит его служба…». А дальше: «…справедливый, … готов прийти на помощь товарищу, …служит примером молодым солдатам, …воспитывает достойную смену…». И заканчивалось письмо словами: «Хочу поблагодарить Вас за хорошее воспитание сына». Подпись, дата. Женщина вытерла слёзы и протянула письмо почтальонке: «Прочти, Женя!», – гордость откровенно проскальзывала в её голосе.
Сколько раз потом она ещё перечитывала это письмо – и сама не помнила, но выучила каждую строчку наизусть. А через некоторое время и Миша на побывку приехал – за отличную боевую и строевую подготовку, за примерное воспитание молодой смены сержанта Пономарёва поощрили десятидневным отпуском. Арина попросила отгулы на эти дни, благо накопилось их у неё много (дома её никто не ждал, потому и в выходные работала, и подменяла, если кто болел или по другой какой причине отсутствовал). Готовила сыночку его любимые блюда, старалась накормить вкуснее и сытнее. Расспрашивала о том, как и чем в армии кормят, о «дедовщине», о которой так много сейчас говорили, о командирах и друзьях. Миша успокаивал мать: и командиры у них хорошие, и друзьями обзавёлся, и «дедовщины» и в помине нет, и вообще – на сверхсрочную его агитируют остаться.
– А как же я одна? – растерянно прошептала Арина.
– Да отказался я уже, мама, не переживай. Дослужу и вернусь, недолго уже осталось. Через три месяца «стодневка» начнётся, а там и дембель…
Пролетели они, эти десять дней, как один миг: и до конца не поверила ещё, и наглядеться не успела – и вот уже надо возвращаться в часть. И опять долгие оставшиеся полгода каждый день выглядывать Женю: принесёт ли письмо?..
Проводила… И снова ждала. И «стодневку» отсчитывала, отрывая листки на календаре, и на каждом следующем красным фломастером проставляя цифры: 100, …84, …57… Она не знала, что это такое, и однажды в разговоре по телефону (иногда она ему звонила) спросила Мишу, что это значит.
– Сто дней до приказа о демобилизации осталось, мама. У нас даже традиции есть. В столовой подходит к тебе молодой солдат, «салага», и докладывает: «Товарищ сержант! До приказа осталось…», – называет количество дней. А ты ему отдаёшь свои хлеб и масло или ещё что-нибудь из еды. И так каждое утро...
– А сам же как? Голодный потом ходишь? Там же не как дома – когда захотел, тогда и поел…
Миша немного замялся и, после короткой паузы, произнёс:
– Мама, мы, «старики», уже привыкли… А они, молодые, только из дома. Им же больше есть хочется…
И вот вчера Миша вернулся. Высокий, статный, подтянутый, в парадной форме… Мужчина! Её единственный мужчина!
Весь вечер сидели рядышком, разговаривали, строили планы на будущее: куда идти учиться (Арина мечтала, что сын получит высшее образование), как жить будут.
– Так, мама, я пойду работать. Хватит тебе надрываться одной. У меня хорошая специальность, я в армии получил. Я – водитель топливозаправщика, самолёты на аэродроме заправлял. На гражданке с любой техникой справлюсь. А учиться заочно буду. Я мужчина уже!
Арина закусила губу и опустила голову, чтобы сын не увидел предательскую слезу, дрожащую на ресницах.
Сегодня, выспавшись, отдохнув после дороги, Миша надраил до зеркального блеска ботинки, нагладил форму, оделся и пошёл к друзьям. Они тоже ждали его. А Арина достала из ящика стола связку писем, села на диван и стала перебирать дорогие сердцу листочки. Потом задумалась, вспоминая далёкое прошлое…
Арина росла тихим болезненным ребёнком. В садик не ходила, бабушка была её и воспитателем, и няней, и доктором, и кормилицей. Мать работала в детском доме воспитателем, подрабатывала ночной няней там же. Отца Арина не знала, его просто не было в её жизни. Никогда. Он погиб, когда девочка ещё и не родилась. Как потом, уже взрослой, узнала – глупо погиб, в пьяной драке. Мать о нём и не упоминала никогда. Бабушка рассказала, когда девочка училась уже в десятом классе.
– Все они, мужики, такие, – бабушка брезгливо морщила нос, когда речь заходила о мужчинах вообще, а особенно об отце Арины. – Подальше от них держись – меньше горя знать будешь…
Шестнадцатилетняя Арина уже и на собственном опыте убедилась, что от особей противоположного пола ничего хорошего ждать не стоит…
Девочке при рождении неопытная акушерка повредила ножку, а в результате неудачной операции стало ещё хуже. Ходить она начала поздно, и то только благодаря титаническим усилиям бабушки. Левая ножка, которая заметно отставала в развитии и росте, была намного короче другой, при ходьбе ребёнок заваливался на бок, падал, плакал и наотрез отказывался от дальнейших попыток. Позже были ещё операции, мучительные реабилитации, но хромота осталась навсегда. Так же как и грубая ортопедическая обувь. Оттого и в садик не ходила, и в школе сторонилась ровесников, особенно мальчишек, которые обижали девочку, смеялись над ней, обзывали обидными прозвищами… Что поделаешь – дети жестоки. Стая прекрасных лебедей всегда заклёвывает, прогоняет маленькую серенькую уточку с подбитым крылом. Такова жизнь…
Школу Арина окончила с отличными результатами. Да этого и следовало ожидать: ничто из того, на что она могла бы отвлекаться от учёбы, было недоступно ей. Спорт, дискотеки, пикники на природе, турпоходы – всё это проходило мимо, даже вскользь не касаясь её. Оставались только учёба да постоянные спутники – усидчивость и желание доказать что-то себе и одноклассникам, учителям и матери. Бабушке ничего доказывать не надо было, она и так знала. Мать одевала, обувала, кормила дочь, в больнице навещала, когда та попадала туда. Но и только. Особой теплоты, ласки девочка от неё не чувствовала: всегда уставшая, хмурая, молчаливая, мать по субботам мельком просматривала дневник, пестревший пятёрками, расписывалась в нём и молча возвращала дочери…
Близких подруг у неё не было. Не интересно дружить с девочкой, с которой ни на танцы, ни на каток, ни о мальчишках посекретничать. Единственным по-настоящему близким человеком бессменно оставалась бабушка. Ей в подол выплакивала детские обиды, девичью боль, её же радовала «пятёрками» в тетрадях и дневнике. Бабушка, годами откладывавшая копейки из мизерной пенсии «на похороны», и платье на выпускной вечер купила за эти деньги внучке. Шикарное. Белое, по лифу украшенное ручной вышивкой, с пышной юбкой до пола и скрывающее некрасивые грубые ботинки, в которых только и могла ходить Ариша. И, достав из сундучка тонюсенькую золотую цепочку, надела на шею внучке.
– Носи, для тебя берегла столько лет…, – других украшений у девушки не было. Да и ни к чему как бы они были ей. Куда и для кого наряжаться?
Бабушка и на выпускной бал пошла, мать, как всегда, пропадала в своём детдоме.
В тот злополучный год, когда Арина училась уже на последнем курсе института, несчастья посыпались на девушку одно за другим, словно горох из переспевшего стручка. Заболела бабушка. Слегла по весне и уже не вставала. Арина по утрам умывала старушку, перестилала постель, кормила завтраком и, оставив на столике возле кровати воду и лекарства, уходила на лекции. После занятий торопилась домой – как там бабуля? Наверное, проголодалась уже? А может, хуже ей стало?..
Снова мыла, меняла постель, кормила обедом, рассказывала об учёбе. Иногда читала стихи, их бабушка всегда любила слушать. Дальше – учебники, конспекты: скоро гос. экзамены, откладывать, запускать подготовку нельзя. Часто приходилось готовить ужин, обед на следующий день: мать совсем редко появлялась, её угнетала сама обстановка в доме: дочь-хромоножка с грустными и какими-то виноватыми, словно у побитой собаки, глазами, больная, беспомощная и требующая ухода и заботы старуха, которая встречала тревожным, вопрошающим взглядом, убогие обои на стенах, вытертый линолеум на полу…
Через полгода бабушки не стало. Арина к тому времени успешно сдала экзамены, получила диплом и направление на работу в городскую библиотеку. Бабушку похоронили. И Арина только теперь в полной мере осознала своё одиночество. В институте она по привычке сторонилась сокурсников, выйдя на работу, остерегалась открывать душу перед коллегами, осторожно присматривалась к ним. Мать ещё больше отдалилась от дочери, мол, теперь живи своей жизнью, взрослая уже. Даже кошка, жившая у них много лет, с уходом бабули куда-то пропала…
А незадолго до Нового года погибла мать. На скользкой дороге водитель не справился с управлением, и машина на всём ходу врезалась в автобусную остановку. Двое погибших, семь человек получили травмы разной тяжести. Одной из погибших и была мать Арины.
Так уж получилось, что в судьбе Арины никогда не было мужчины – ни отца, ни брата, ни друга. В группе во время учёбы – одни девушки, позже, на работе, – тоже чисто женский коллектив…
Прошли годы. Вот уже за тридцать перевалило. Изменений в жизни Арины Витальевны не произошло никаких: дом, работа, книжки… и мечты! Тайные, в которых даже сама себе признаться боялась. Она мечтала о ребёнке, о маленьком мальчике, которого она будет кормить, пелёнки стирать, сидеть у кроватки, напевая колыбельные песенки, баюкать на руках, когда тот приболеет. И любить! Любить той нерастраченной любовью, которая требовала выхода, не вмещалась уже в маленьком истерзанном сердце…
И однажды, взяв очередной отпуск, Арина уехала куда-то, перед этим долго с кем-то переписываясь, собирая справки, характеристику с места работы попросила. А через месяц вернулась домой с десятимесячным ребёнком. Мальчиком. Пономарёвым Михаилом Степановичем. В свидетельстве о рождении мальчика в графе «Мать» стояла запись – «Пономарёва Арина Витальевна», в графе «Отец» – прочерк.
Так в её судьбе впервые появился мужчина. Её мужчина! И теперь он будет заботиться о ней, и одинокая старость ей не грозит, и с внучатами ещё повозится, даст Бог – женится Мишенька, хозяйку в дом приведёт. Вон он какой у неё красавец! И работящий, и добрый, и заботливый! Да за такого любая с радостью пойдёт!
За окнами сгустились сумерки, а женщина всё сидела и думала, думала… Глаза светились каким-то неземным светом, на губах блуждала мягкая улыбка, а пальцы ласкали конверты, словно греясь от них…
Скрипнула дверь.
– Мама, ты не спишь ещё? А почему в темноте сидишь?
Арина встрепенулась и, сильно прихрамывая, поспешила встречать мужчину. Своего мужчину, единственного…