Синица звонко ци-цикала, казалось, над самым ухом.
Он с трудом открыл глаза. В распадке ещё лежали сумерки, но дальняя вершина уже алела, освещённая солнцем. Костёр догорал. Превозмогая боль во всём теле, не вставая с валежины, подложил последние дрова. Насильно проглотил последние глотки вчерашнего чая. Пламя согрело руки и колени. Веки опустились сами собой.
– Ци-ци! Ци-ци-ци-чжжи!
– Сейчас, Птица-Синица, сейчас пойду. Немного ещё…
– Ци-ци-чжжи! Ци-ци-ци-чжжи!
– Встаю уже. Я дойду, ты же знаешь, Птица-Синица.
Он попытался подняться. Острая боль в колене пронзила всё тело. Охнул, опёрся о сук, дотянулся до палки, вырубленной вчера в качестве костыля. Бесчувственные ступни в мокрых ботинках совершенно не слушались. Забросил в рюкзак топор, котелок. Подумал, вытащил консервы, фляжку, оставил под валежиной. Палатку и спальник он бросил ещё вчера. Рюкзак всё равно казался тяжёлым.
– Ци-ци-ци!
– Всё, Птица-Синица, я уже иду.
Глянул на крутой склон сопки. Нет, с таким коленом и пытаться не стоит. Придётся идти по распадку – куда выведет. Он вздохнул и, опираясь на палку, ступил в глубокий снег.
Кто же мог подумать, что выпадет такой снег! В эту пору раньше никогда снега не было. Так, иногда сантиметров пять выпадет, на другой день растает. Он, конечно, свалял дурака. Когда три дня назад снег повалил не на шутку, запаниковал немного и, хоть и сумерки уже были, решил спуститься с вершины. Да, видно, ошибся, попал не в тот распадок, и теперь мог лишь предполагать, где находится.
Внизу снега было ещё больше, выше колена. Идти по рыхлому снегу само по себе испытание. Но идти по распадку, по сути, ущелью, заваленному камнями и валежником, когда этих препятствий не видно, ещё хуже.
Спина вспотела, пальцы рук замёрзли до бесчувствия. Но хуже всего – боль в ноге, кажется от ступни до поясницы! Неужели сломал? И как такое могло случиться? Ведь никогда не травмировался, а тут в самый неподходящий момент!
Устал до изнеможения, сел прямо в снег. Оглянулся – в сотне метров тоненькой струйкой дымился костёр… Может вернуться? Там тепло…
– Ци-ци! Ци-ци-ци-чжжи! – синичка вертелась в двух шагах на тоненькой ветке.
Порыв ветра с рёвом пронёсся по вершинам кедров, осыпав веером снежную пыль.
– Иду, Птица-Синица, иду.
Он поднялся и стал пробираться дальше.
Он усилием воли поднял веки. Синица надрывалась, выплясывая на ветке. Ветер ревел в вершинах деревьев. Солнце в синем небе стояло высоко над сопкой. Полдень. Надо же, выключился! Так и замёрзнуть можно.
– Иду, Птица-Синица.
Ощупал палкой под снегом, шагнул.
– Иду.
Ощупал, шагнул.
– Иду. Я… иду. Я… иду… я… иду… к тебе… – приговаривая каждому шагу, он заставлял себя двигаться.
Распадок становился шире. Появилось место для манёвра. Теперь валежины можно было обходить, а не перелезать. Да и валунов стало поменьше. А вот и просвет между деревьями, похоже, тропа. Да, действительно, под снегом нет коряг. Значит, люди бывают. Надо отдохнуть…
– Ци-ци-ци-чжжи! Ци-ци-ци-чжжи!
– Ну, что ты так кричишь! Ну, сейчас…
В распадке уже сумерки. Солнце за сопками. Опять выключился… Ветер прохватывает мокрую одежду насквозь. Мороз крепчает. Ощупал колено. Горячее, сквозь штаны руки греть можно. Плохо. Ночь скоро. Надо дров заготовить…
В полубреду расчистил площадку для костра. Вытащил из рюкзака топор. Двинулся к упавшей ёлке.
В перерыве между порывами ветра что-то случилось. Он не понял что, замер, осмысливая что-то важное, очень важное! Организм сам насторожился, сознание прояснилось. Он огляделся, прислушался. Сквозь грохот ветра доносился шум. Рокот. Далёкий натужный рёв мотора! Там, внизу, в конце распадка ехала машина!
– Ци-ци-ци-ци! Ци-чжи! Ци-чжжжи!
– Да, да, Птица-Синица, я понял, я иду!
Он отшвырнул топор, оглянулся на рюкзак, махнул рукой. Подобрал свой костыль и, хромая, ринулся вниз по заснеженной тропе.
– Я иду, Птица-Синица! Я… Иду… Я… Иду…
Жена вышла в прихожую в халате на одну пуговицу, в шлёпанцах.
– Где же ты так долго в такую погоду? Я уже беспокоиться начала.
Он обнял её, тёплую и заспанную, такую родную.
– Я же тебе всегда говорил, не надо за меня волноваться. Я вернусь к тебе, хоть с того света, моя Птица-Синица!