Они уже вернулись.
Но вагоны после рейса прибрать надо и их загнали в отстойник, на запасной путь какой-то, ей не видно. А локомотив отцепили. Она третий раз с теткой ездила, кое в чем начала разбираться: сейчас они порядок наведут, и домой, а через два-три дня, другая бригада придет, сядет и помчится поезд, например, в Алма-Ату.
Или еще куда.
В этот раз здорово съездили, если не считать, что они под Бендерами от поезда отстали. Из-за яблок, то есть из-за тетки, в общем, из-за того, что состав вдруг пошел. И она-то не отстала получается, а только вся издергалась.
Поезд тогда в чистом поле остановился, это так только говорится, что в чистом, на самом деле, там сады были. Марианна – дура, увидела яблоки, размером с мяч, вся аж затряслась.
-- Пошли – говорит – быстро.
Слезли с насыпи, стали собирать, она еще когда вниз спускалась, подумала, как трудно будет обратно выбираться. Но разве Марианну остановишь. Все проводники, как угарелые, собирают что непоподя или поподя, смешное слово какое. А пассажирский тихо трогается, не как товарный, мягко, а скорость набирает мигом, летит – не догонишь. Тем более они в предпоследнем вагоне ехали.
Тронулся, она услышала и закричала. Рванула так, что только пятки засверкали, сама-то успела, а вот тетка нет. Когда на подножку вскочила, оглянулась: бежит, дурында, трясется, яблоки теряет.
Дура и есть.
Ехала потом одна до следующей станции, пока эта тетя-мотя на перекладных догоняла. Слава богу, догнала, а то бы ей одной не справится и начальство опять же, ревизор. Ее Марианна незаконно возит помощницей, когда проверка идет, она, маленькая и худенькая, залазает на четвертую полку или это третья?, прячется.
У нее кроме тетки никого. Мать давно где-то потерялась, она ее и не видела никогда, отец, то пьет, то сидит. Бабка отцова так всегда и кричит:
-- Ты, Улька, чертово отродье!
Ее Ульяна зовут и ей тринадцать лет. И она с теткой-проводницей ездит летом, бабака выгоняет, нечего, говорит, здесь околачиваться, еще принесешь в подоле.
А вот теперь вернулись и принялись убираться.
Она коридор метет, тетка в купе убирается: белье сдавать, пересчитывать надо, стаканы с подстаканниками, большое хозяйство. Это кажется, ерунда, а как начнешь выгребать, с ума сойти можно. Полдня возились, а потом тетка позвала в купе. Отдохнуть, почаевничать, она воды вскипятила на брикетах, покидала в титан и погрела чайник.
-- Садись, Ульяна, чайку попьем.
И дверь закрыла.
А с той стороны ручка отвалилась вместе с сердцевиной. От удара, не рассчитала Марианна Николаевна силы, резко дернула. Охнула, сразу поняла, что случилось, опытный человек. Побледнела даже. Перевела дух, ключом попробовала – бесполезно, не открывается. Подергала туда-сюда, а что толку-то, закрыта дверь. Уля за раму оконную схватилась, тянет, тетка помогает, рама не шевелится. Попрыгали, постучали, чего еще делать-то. Мимо, вроде, идет кто-то, но не слышно проходящим через двойные грязные стекла.
Сели на полки.
-- Ну что, чай пить будем? – Марианна спрашивает.
-- Ага – Ульяне не страшно, подумаешь, закрылись, еще одно приключение, найдут же их когда-нибудь.
Попили, потом болтать стали, поглядывая в окно, не появится ли кто. Тетка про жизнь свою проводницкую рассказывает, только Ульяна все это уже слышала, не очень ей интересно. Ей интересно думать, это ее любимое занятие. И еще мечтать. Вот вырастет, тоже станет работать на железной дороге проводницей, помидоры привозить ведрами, мандарины, которые она обожает, сливы. Это от направления зависит. А вот дверями хлопать не будет. Она вообще аккуратная.
А, может, не станет проводницей, передумает.
Часа через два, выяснилось, что зря они чай пили. Поискали куда можно сходить и, оказалось, что кроме чайных кружек некуда. Сходили по очереди, Ульяне было смешно и неудобно. Дальше сидеть стали, разговаривать. Если видели проходящих мимо железнодорожников, стучали в окно. Только те, все одно не слышали. Тетка нервничала немного, но старалась держаться молодцом.
-- Ничего, Уля, максимум через два дня придут и откроют.
Может и через два, а может через неделю. Кто их знает.
Ульяне было все равно.
Спустя еще пару часов, на перроне показалась женщина в форме, мимо шла и, вот удача, смотрела в их сторону. Как они закричали, как запрыгали, замахали руками. Гримасничали, показывали ей, что попали в западню, что не выбраться. Та сообразила быстро, тоже в ответ замахала руками, мол, у меня ключей с собой нет, а вагон закрыт. Потом ушла, потом вернулась.
Ульяна видела, как спасительница нырнула вниз на рельсы. Они затаили дыхание. Потом раздались шаги по коридору, а потом и дверь отворилась.
-- Стекло пришлось разбить в тамбур, ладно, там не видно.
Смеялись, конечно, много. Но места в чайных кружках, к слову, почти уже не осталось. Неизвестно, куда бы потом ходить стали. Женщина, проводница с другого вагона, говорила:
-- Ну, вы, девочки, даете, а если бы не я?
А что «не я», думала Ульяна, так бы и сидели, подумаешь, делов-то, пописать в кружку, тут главное прицелиться точно, и жопой не вихлять, пока это самое.