Штаны

Александр Астапенко
Речь о моих, когда-то насыщенного черного цвета с едва уловимыми светлыми полосками, элегантных штанах – ровесниках нашей великой перестройки, верой и правдой служивших мне все эти нелегкие, и для них тоже годы. Штаны отечественные, Череповецкой трикотажной фабрики, трудящимся которой я обязан спасением чести и достоинства российского учителя. (Сейчас фабрика как-то сузила свой профиль, производя такие же добротные носовые платки и вплотную подойдя к выпуску стаканчиков для мороженого).
Где-то с середины мая я начал фиксировать злорадные насмешки учеников. На третий день я сообразил, что причина  необъяснимого оживления учеников на мне, а конкретно на спинно-задней части моего тела. Придя домой, я кропотливо исследовал свой заслуженный пуловер, но крупных изъянов на нем не обнаружил. Штаны же, мои единственные, долгие годы бывшие моей гордостью за отечественную легкую  промышленность; участники значительных событий в моей жизни и повседневной суеты – штаны, которым, казалось, не будет износа, повергли меня в ужас.  Ткань, прикрывающая часть человеческого тела, незаслуженно терпящую полупрезрительное отношение, в этом месте до того протерлась и износилась, что при моей слабости к белому нижнему белью внешний вид мой стал явно не педагогичным. Разумеется, я не нищий, и у меня еще имелись прекрасные, вспыхивающие, как майский жук в ночи спортивные брюки фирмы «Пума», которые я одевал в исключительных случаях. Такой случай, понял я, настал. Вся беда в том, что преподаю я в школе географию, а не физкультуру, и, согласитесь, спортивные брюки и галстук – неподходящее сочетание даже для российского учителя. Что делать? Занять такую сумму на неопределенный срок в наше время невозможно и теоретически.
Ни о чем другом, кроме проклятых штанов, я думать не мог, лишь мгновениями отвлекаясь на черную зависть к папуасам.
Скоро я понял, что при некоторой изобретательности спасение возможно. Штаны износились до состояния, несколько превышающего плотность вуали или чадры и, если их демонстрировать на соответствующем защитном черном фоне, износ практически не бросался в глаза. Ох уж эти наши многолетние привычки и привязанности- ведь именно такого фона я не мог обеспечить своим штанам. Нашлось, к счастью, старенькое, сохранившее почти черный цвет хлопчатобумажное трико с совершенно проносившимися коленями. Обрезав трико до нужного размера, я получил вполне приличные, пардон, трусы необходимого мне цвета.
На следующий день смешки прекратились, но, ловя непонимающе- ждущие взгляды учеников, я прекрасно понимал зыбкость своего спасения. Надо ли говорить, как я ждал последнего звонка! Я бы мог привести здесь дюжину классических сравнений, известных многим, но и они покажутся ничтожными перед немыслимой силой моего ожидания. В школе теперь я не садился совсем, за исключением столовой, где принимал замысловатую и безопасную для штанов позу; совсем же исключить обеды я не мог, поскольку непрерывное хождение и стояние требовало немалых сил от моего ослабевшего к весне организма. И вот он, долгожданный последний звонок, откликнувшийся во мне короткой мужской слезой, отнюдь не от расставания с выпускниками.
Хотя дети были распущены на каникулы, работать нам оставалось долгих 25 дней. Разумеется такого срока штаны, при всей святости отношения к ним, вынести не могли. Но я был членом экзаменационной комиссии и мог позволить себе маленькую вольность – спортивные брюки фирмы «Пума». Я понимал гибельность ежедневной носки для этого образца иностранной кустарной продукции, но иного режима эксплуатации для них российская действительность не предусмотрела. К чести производителя, брюки выдержали этот срок, заметно поблекнув и утратив привилегию застегиваться на щиколотках.
Наконец настал отпуск, сделавший меня почты крутым бизнесменом и подаривший новые штаны. Но это уже другая история.

1994.    Александр Астапенко