До того
http://www.proza.ru/2011/02/19/1276
Конструкция третья
А Дмитрию было плохо. Он жил, как в пелене. Существовал, автоматически, механически, проклиная свою трусость, слабость, нежелание изменить привычное. Работа тоже спасала до известного предела – время было напряженное, и он возвращался домой поздно вечером и усталый. Там его ждал старательно поддерживаемый красавицей-женой домашний уют и отдохновение, и оттого ему было не по себе. Но глас совести слабел перед преследующим его образом. Машину М. оставлял возле дома – двенадцатиэтажной точки, уповая на счастливый случай, ибо топать в гараж и обратно сил не оставалось. Но в понедельник, тринадцатого, какие-то паразиты прокололи шины и разбили стекло. Дмитрий попенял на свою лень, на вконец отбившееся от рук хулиганье, но смирился. Пришлось гнать машину в автосервис и добираться на работу на автобусе. «Черт знает что, – возмущался про себя Дмитрий, – недаром, говорят, тяжелый день и роковое число». К тому же он позабыл взять зонтик, и пошел дождь, и ему пришлось пробежаться, прижимаясь к домам, но рубашка основательно промокла. На работе он переоделся в халат и пошел строить своих подчиненных, которые в выходные дни, несмотря на двойную оплату, вперед не продвинулись, а, скорее всего, забивали козла и пробавлялись пивком. Так или иначе, к окончанию рабочего дня все было более-менее в порядке, и Дмитрий ушел вовремя, с надеждой добраться до автосервиса и получить назад отремонтированную десятку. Однако он позабыл, что тринадцатое еще не закончилось.
Он уже не скрывался от дождя, потому что тот наивно накрапывал, тая в еще не успевшем остыть воздухе, и посему на него можно было не обращать внимания. Ни одного из четырех маршрутных автобусов на остановке не было, и М. спрятался под козырек касс, среди ожидающей транспорта публики. Промежутки между стеклами были оклеены однообразными афишами совершенно неизвестного Дмитрию певца, завершающего концертный сезон. Дмитрий снова прочитал афишку, даже последние строчки с указанием тиража и реквизитами отпечатавшей сие произведение типографии. Потом он взглянул на стоящих рядом людей, и, к своему ужасу, увидел стоящую с противоположной стороны, совсем с краю, Веронику. Сегодня на ней была несуразная сиреневая кофточка-рубашка, длинная, с разрезами, спадающая на джинсы. В руках девушка вертела зонтик, нераскрытый, и смотрела в сторону Невского – не покажется ли автобус. Дмитрий почувствовал внезапную дрожь в ногах, первым желанием его было поскорее уйти отсюда. То есть, попросту говоря, сбежать. Но то ли усиливающийся дождь, то ли необъяснимая сила чугунными цепями приковала его, и он не был в состоянии сделать ни единого шага. И только старался не смотреть в ее сторону, но голова все равно поворачивалась влево, там, где в сторонке стояла Вероника.
Подошел автобус. Из него посыпался народ, торопливо раскрывая зонтики, обходя только что образовавшиеся на асфальте недолгие лужи – кое-где сквозь пелену дождя уже проглядывало солнце, которое неизбежно высушит на короткое время умытый город. Навстречу выходящим спешили ожидавшие рейса, однако терпеливо ожидая, когда те выйдут. М. тоже ждал, но не чтобы сесть, а когда уедет Вероника. Но девушка пропустила автобус, и также неподвижно стояла, иногда незаметно поглядывая по сторонам – она явно кого-то ждала. И Дмитрий тоже не сел в этот автобус, и остался ждать следующего. Вероника не могла его видеть, так как он укрылся с противоположной стороны. И он опять подумал, что можно пойти на метро, и все. Но опять не мог сдвинуться с места. Он пропустил еще один автобус, и еще один. Вероника по-прежнему стояла на том же месте. Прошло полчаса. Опять на остановке столпился народ – немного, человек десять, но и Дмитрий, и Вероника не оставляли своих позиций. «Интересно, кого она ждет?» – подумал М., совершенно не относя это к себе, ибо чего он мог ожидать после позорного бегства, да и вся история, он сумел-таки посмотреть на все со стороны, представлялась не более чем фантасмагорией. Увы.
По Лиговке, шурша колесами по мокрому асфальту, оставляя за собой тучки брызг, проносились машины, трамвай сворачивал на Жуковского, звеня на повороте. Раритетный троллейбус делал кольцо, чтобы вновь продолжить свой путь в жилое Купчино. Дмитрий переключился на это, но этого оказалось достаточным, чтобы потерявшие контроль ноги понесли его навстречу девушке. Он не осознавал, что делает, но в последний момент Дмитрию показалось, что вот, он сейчас подойдет, поздоровается, что-то спросит, она ответит и все. Чары развеются, и, может, пригласит посидеть в кафе. Так, как маленькую.… А потом он скажет, что уже не имеет никакого права, и что это абсолютно неправильно, и постарается быть сдержанным, как тому и подобает, и она, быть может, тоже посмеется и.… Это было мгновенной, мимолетной, вымученной мыслью, и вот она уже рядом, и все слова вылетели из головы.
– Здравствуй. Ты здесь… – Дмитрий запнулся, увидев лицо повернувшейся к нему девушки.
Милое, юное и чистое лицо девушки, ожидающее и нетерпеливое – так ему показалось, – исказилось, и он увидел сменяющие друг друга выражения тоски, недоумения и ненависти.
– Как, как ты, ты смеешь! Ты, после всего! Все из-за тебя, только из-за тебя! – Дмитрий протянул руки, чтобы обнять девушку, но почувствовал на щеке быстрый и резкий удар, от которого и не подумал уклониться. Щека мгновенно запылала, но он успел схватить девушку за руку. Из глаз ее брызнули слезы. Да, она говорила совсем не то, что хотела, но все напряжение предыдущих дней выплеснулось одним взрывом, инстинкт взял верх над волей и разумом.
– Послушай, милая, я тебе все объясню, – Дмитрий еще пытался что-то сказать, но она, вырываясь из его рук, бросила:
– Не смей ко мне прикасаться, грязный, ты… – у нее тоже не хватало слов, но слезы текли по щекам, и оттого Дмитрию стало еще хуже…
– Ну, подожди, - он все еще удерживал девушку, но та рванулась, и побежала прочь, наперерез разгоняющемуся потоку, кто-то сигналил, объезжая неожиданно появившуюся перед машиной девушку. Дмитрий рванулся за ней, а она уже перебегала улицу, не видя перед собой выворачивающего и встречного трамваев.
Неимоверным прыжком Дмитрию удалось настичь девушку, и вырвать из-под колес отчаянно старавшегося избежать наезда автомобиля. Он поскользнулся, и вместе с девушкой рухнул на асфальт, успев в последний момент перекатиться на тротуар, ударившись бедром о поребрик, прижимая к себе хрупкое тело. Сумочка и зонтик отлетели в сторону, под ноги совершенно случайно оказавшейся рядом старушки. Да, все же его задело, но боли пока не было. Он поднялся вместе с девушкой и поковылял к арке, ведущей в тупиковый дворик. Машины же проезжали мимо, стремясь поскорее скрыться от места предполагаемого происшествия. На всякий случай.
Он прислонился к холодному камню давно некрашеной стены, по-прежнему прижимая к себе девушку. Еще не начала саднить ободранное и распухшее колено, но он все равно не обратил бы на это внимания, потому что девушку буквально трясло. «Все ли с ней в порядке, ничего себе не сломала?» – подумал Дмитрий, поглаживая ее, как ребенка по голове, и вдруг с ужасом почувствовал свое возбуждение. Это было так нелепо, и не к месту, но он не мог отстраниться. «Хоть бы она не почувствовала, а то», Дмитрий не успел докончить мысленную фразу, как ощутил на своих губах удивительно нежные, тоненькие губы девушки, которая и не подумала отрывать от него, а наоборот, прижалась всем телом. Слезы, скатывающиеся из ее глаз, смешивались странным образом с ее сладостью, и Дмитрий, уже не осознавая, чуть не задохнулся, не решаясь прервать бесконечно страстный поцелуй. О, он еще помнил, что так бывает, но сейчас все поглотило одно чувство. Наконец, девушка оторвалась от него, и он услышал, как она тихонько сказала ему на ухо…. Нет, ничего не услышал…
– Девушка, я тут положу Вашу сумочку, – это была та самая старушка, о которой они не подозревали, – ну и молодежь пошла, чуть живы остались и все одно. А ты, пожилой уже, девчонку-то чего лапаешь, – теперь тон был назидательный и осуждающий.
– Спасибо большое, – Вероника рассмеялась, – это мой муж, так что не беспокойтесь.
Слабо поверив, или не поверив вообще, старушка с достоинством удалилась, а они стали осматривать друг друга. Да, видок еще тот – порванные рубашка и джинсы Дмитрия, вконец залапанная кофточка Вероники. Грязная полоса по всей длине джинсов. Не считая сломанного зонтика, ссадин на руках, уже саднивших и требующих санитарной обработки. И ссадины на щеке.
Минут через пятнадцать один сердобольный частник согласился довезти их в Купчино даже в таком виде. И они оказались в бабушкиной квартире. Той самой, из которой пару недель назад Дмитрий так позорно сбежал. А теперь остался.
На следующие выходные они поехали к ее бабушке. Остальным родственникам Вероника ничего не сказала. Мама волновалась, но девушка успокоила ее, сообщив, что жива и здорова, а что касается Валерки, то они сами разберутся. Та попыталась что-то выяснить, однако Вероника была непреклонна. Муж несколько раз звонил, даже приходил на работу, но она встретила его, как чужого. И удивилась, что ничто не дрогнуло в сердце, как будто ничего и не было. Дмитрий тоже решил свои дела, если можно так выразиться, и был неприятно поражен – правда, вначале, как равнодушно отнеслась к этому жена, только сказавшая язвительно сакраментальную фразу – хорошо, что Вероника не могла слышать: «Что, свежатинки захотелось?» – и не удерживала. Может, она была права, но Дмитрию было не до того. Хотя на душе скребли кошки. Он даже не мог с уверенностью сказать, что любит Веронику, но интереснее всего, что даже не задумывался над этим. И оказалось, что все обстоит несколько иначе. Просто он не мог без нее, и все тут…
А бабушка оказалась не такой уж и старушкой – ей явно не было и шестидесяти, и выглядела она, может, чуть старше Дмитрия, и не более того. Она скептически посмотрела на Дмитрия, представленного ей внучкой («Это Дмитрий»), и ничего не сказала, только поздоровалась. Он же попытался сделать – конечно, не всегда успешно – некоторую мужскую работу, в которой всегда есть надобность в деревне, не задавался, и вел себя уважительно – а что ему оставалось? Им постелили вместе, но он к Веронике не притронулся. Впрочем, та мгновенно заснула, обвив его маленькой змейкой. Так было всегда, и она засыпала сразу же, кинув на кресло совершенно ненужную тонкую батистовую сорочку. Если же сама ложилась первой, то, просыпаясь, обнимала его, как будто бы Дмитрий мог куда-нибудь деться. Он и не девался. И странной была эта жизнь.
Он не знал, о чем Вероника говорила с бабушкой, но та распрощалась с ним более радушно, впрочем, ни осуждая, но и не одобряя внучкин выбор. Но в полной уверенности, что та сделала его сама. По крайней мере, пригласила их снова.
… Не всегда, однако, у них получалось отправиться в очередное путешествие. Обязанности, которые были у обоих, и работа оставляли немного свободного времени. Погода тоже вносила свои коррективы, – как зарядит дождь, загонит под крышу, и сиди. И такие дни Вероника и Дмитрий проводили дома, если таковым можно было считать бабушкину однокомнатную квартиру. Присутствие Вероники до поры до времени отводило на задний план, но не затмевало совсем мысли о дальнейшей перспективе. Если той до сих пор жить самостоятельно практически не доводилось – ну, разве можно было считать кратковременные отъезды родителей Валерки, когда квартира находилась в их полном распоряжении? И ни она, ни муж-изменщик не считали себя хозяевами, и даже не стремились к этому. Может быть, потому что были слишком молоды, и время делилось между учебой, подработками и клубами, куда они любили заваливаться целыми компаниями?
Свободными вечерами они ужинали, иногда Вероника рассказывала о своей работе, о родителях, они обсуждали новые фильмы – с ее легкой руки они пару раз успели сходить даже в «Кристалл Палас», о существовании которого Дмитрий только слышал. Однако Вероника ни слова не сказала об очередном посещении С.П.. А было что рассказать…. Она просто стеснялась, и не знала, с чего начать. К тому же такое внимание со стороны взрослых мужчин было ей внове. Дмитрий, конечно, не в счет. Это она сама – в этом Вероника была уверена на все сто. Или же она до того просто не обращала на это внимания, постепенно превращаясь обворожительную, и, как ей самой казалось, весьма сдержанную женщину. Так называемую business women, и про себя шутила над этим. Этот же вечер у обоих оказался свободным, и они собрались вечером прокатиться за город, по Приморскому шоссе. Куда-нибудь за Зеленогорск, пока еще вечера были светлыми…. Вероника оделась соответственно – джинсы, курточка, но все равно белая блузка. Так, чтобы и на работе выглядеть прилично, и чтобы удобно ехать вечером. И, естественно, С.П. посетил их офис как раз в этот день.
Он пришел (вернее, приехал – у таких людей времени в обрез) около четырех. Как всегда, элегантный до невозможности, в темно-сером костюме от известного производителя, белоснежная рубашка с галстуком и запонками, тоже высшего класса, совершенно случайно выбрав день, когда Анюта была в отгуле, а на Веронику свалилась вся текущая рутинная и не слишком объемная работа. Она, как всегда, приветливо улыбнулась, как и каждому клиенту, хотя мысли ее были далеко. На этот раз он принес скромную коробочку «Рафаэлло», и потрясающую орхидею. Вероника немного смутилась, но не подала виду. Все же ей было приятно внимание. А С.П. лишь поздоровался, и сразу же направился шефу. О чем они там говорили, Вероника не знала, конечно, но обратила внимание, что у С.П. был несколько озабоченный вид, и кожаная папочка с документами. Она привыкла автоматически фиксировать действия и облики людей, непроизвольно, и, если они чем-то отличались, то… Вероника не делала никаких выводов, но информация это оседала в ее памяти.
Вскоре С.П. вышел и, скорее по привычке, спросил:
– Ну, как, молодая леди, Вы еще не передумали?
Она подняла на него удивленные глаза, причем попыталась придать выражению своего лица такой вид, как будто не подозревает, о чем идет речь:
– А что я должна передумать? – ее голос переливался, и она не подозревала, что ее интонация невольно привлекает практически любого мужчину.
– Ладно, – сказал, С.П., невольно улыбаясь, – соображения у Вас не занимать.
– Как могу, и конечно, нет. – Вероника была, действительно, искренна и доброжелательна.
– И…? – и тут она, вспомнив Дмитрия – впрочем, он постоянно присутствовал в ее мыслях, сказала:
– Да, я люблю и счастлива. И потому… – На лице ее отразилось именно это чувство.
Она вся расцвела, а С.П., залюбовавшись ее, сказал естественно, ибо и ему многое было не чуждо:
– Наверное, он молодой, красивый, атлет, и умница?
Вероника невольно прыснула, ибо такого она совсем недавно оставила, а потом помрачнела, но не выдала себя, подумав, что сам-то С.П. ненамного старше Дмитрия, но ошибалась, – тот был моложе на два года, однако некоторые события в его жизни оставили свой след:
– А разве это имеет значение?
– Я тоже так считаю. Но вот, ошибался, – он действительно ошибся именно в отношении самой Вероники, и ей было удивительно, что признал это, пусть и не соответствующее истине.
– Ну ладно, – сказал он уже серьезным тоном, присаживаясь напротив, – а как насчет делового предложения?
Девушка пожала плечами:
– Я на работе.
– Не знаю, будет ли у Вас время здесь, но мне нужно следующее… С.П. стал излагать суть вопроса, сводившегося к тому, что нужно провести некое исследование, попробовать провести экономическое обоснование, чтобы сравнить с аналогичными данными, полученными из других источников. Вероника поняла, что речь идет об одном из широко освещавшихся в прессе проектов. Она задумалась, и сказала:
– Вы думаете, это мне под силу. Не добавив, что у него наверняка имеются более квалифицированные эксперты. Но, раз обращаются именно к ней? А нет ли здесь подвоха?
– Я знаю, о чем Вы думаете. – С.П. как будто читал ее мысли, – но иногда нужен посторонний непредвзятый взгляд, пусть даже не очень опытного специалиста. И эта работа будет оплачена. И он протянул ей такой же конверт, как в тот раз, но она неожиданно для себя не отодвинула его в сторону.
– А если я не справлюсь?
– Это аванс, – сказал С.П., – в любом случае от Вашей работы польза будет. Сейчас он совсем казался не нахрапистым и наглым, а лишь упорным и настойчивым. Он взглянул на часы и спросил:
– О, уже пора идти. Вас подвезти?
– Нет, – Вероника снова счастливо улыбнулась, меня уже ждут, но – большое спасибо.
С.П. распрощался, и она подумала, что, может, он и не такой непробиваемый, как большие боссы, и вид у него, скорее, даже приятный. И решила по-настоящему взяться за работу, тем более что дополнительный заработок не помешает, она будет стараться, и никогда не позволит…. И сразу забыла обо всем, и побежала навстречу Дмитрию, уже курившему возле машины, все-таки решив, что, если ей удастся заработать, выполнив задание, купит Дмитрию подарок. Уж это обязательно. А, может, они сумеют съездить хотя бы в Финляндию. Размечталась, – подумала она, бросаясь ему в объятия. …
Они быстро выехали на Приморское шоссе, счастливо преодолев мост, и помчались мимо Горской, Лахты, наискосок – мимо Сестрорецка. Вот уже и Зеленогорск. Возле последнего магазина, на выезде, они притормозили, и Вероника купила несколько булочек и две бутылки «Пепси». Она сразу же съела булочку, так вкусно запивая прямо из горлышка, что Дмитрий последовал ее примеру, даже зная, что после него пить захочется еще больше.
Пост ГАИ – только на развилке, и он посадил Веронику за руль, наказав ехать не более шестидесяти.
И она опять старалась, позволяла себя обгонять немногочисленным легковушкам, и вполне благополучно доехала до Ушково. Там шоссе подходило совсем близко к заливу, и Вероника сама выбрала место и свернула с трассы, пропустив встречный автобус. На площадке, приспособленной под стоянку, они оказались единственными, поставили машину на самое удобное место – за деревьями, так что не было видно с дороги, всего метрах в пятнадцати от воды.
Вероника быстро скинула с себя и джинсы, и блузку с бюстгальтером, и побежала к воде. Дмитрий хотел крикнуть ей вслед, «а купальник?», но махнул рукой – в некоторых отношениях скромная Вероника была неисправима. Когда он сам, наконец, переоделся, легкое тело Вероники уже мелькало на прибрежной отмели. Он улыбался, но думал, что не с ним бы ей надо сейчас веселиться, а, например, с тем молодым человеком, которого он видел на остановке. Но кто их разберет, женщин? Ему было, по правде говоря, трудно выбрать место на побережье, где он еще не был, и не один – чуть ли ни со школьных лет они с приятелями, потом – с подружками, и, наконец, с Мариной, и Сережей излазили мало-мальски уютные места в окрестностях. Проезжая мимо, он не мог не возвращаться в прошлое, и думал, что, может, когда-нибудь и Вероника вспомнит, как была здесь с ним. Дмитрий не хотел загадывать вперед, но с предстоящим сожалением думал, что Вероника может также легко уйти из его жизни, как и ворвалась. Даже сейчас ему чудилась собственная неуместность, глаза же ее постоянно убеждали в обратном, – они не могли лгать, и ему казалось, что он читает в них любовь. Их приязнь, даже не страсть, росла с каждым днем.
Он осторожно шел по скользким камушкам, по еще не остывшей воде – ведь не отставать же от девушки, а она кричала: «Дима, ну иди же скорей сюда!», убегая все дальше по мелководью. Когда он приблизился, она уже сняла трусики, и весело размахивая ими в воздухе, брызгала тоненькой ножкой на Дмитрия. Он, шутя, уклонялся, демонстрируя испуг, а она смеялась и продолжала свое занятие. Они все же окунулись, зайдя в воду по пояс, и присев – здесь идти до глубины было далеко. И Вероника держала его за руку, ведя за собой. Они вернулись немного правее, где в воду убегала каменистая дорожка. Вероника забралась на камушек, опираясь на руку Дмитрия, и балансировала, перепрыгивая с одного на другой. На высоком она остановилась, и притянула его к себе, указав на пупок: «А поцелуй здесь!», и он радостно выполнил это задание, придерживая ее, чтобы не соскользнула.
Капельки воды скользили вниз, девушка пахла морем и юностью. И не было нежнее того аромата. Дмитрий едва услышал, как она прошептала: «А теперь – ниже…», и чуть приподняла ножку. «А если кто увидит?» – слишком заманчивая для постороннего взгляда картина, не сказал Дмитрий…. Но Вероника только сильнее впивалась пальчиками в его плечо, и кусала губы, пытаясь сдержаться.… Потом он нес ее, почти невесомую, обходя вдруг ставшие скользкими камушки, на руках, умиротворенную и легкую.
Она легко спрыгнула на землю, и, полуобернувшись к Дмитрию, тихонько спросила:
– Одеваться, или…?
Дмитрий зашел за машину переодеться и выжать плавки, – до сих пор он не представал перед Вероникой, и даже стеснялся, удивляясь самому себе, несмотря на то, что каждую ночь они проводили вместе.
И впрямь, пора было возвращаться, уже темнело, красноватые лучи уже не отражались, а скользили по воде, наполняя воздух своей прозрачностью. Чайки занимали свои места на убегающей в залив гряде, спускался легкий туман.
Дмитрий вывел машину на шоссе, и развернулся в сторону города. Вероника почти прилипла к нему, и он ехал осторожно, но вскоре она задремала… И улыбка была на ее лице, а он думал о странности их почти платонических отношений, и совершенной неопределенности в будущем. Вернее, некая определенность была, но вряд ли она сулило что-то в не столь отдаленной перспективе. Но Дмитрий отгонял эти мысли. И ему было на самом деле хорошо.
Когда они вернулись, Вероника снова повисла у него на шее, нежно обнимая и прижимаясь худеньким телом, говорила: «Мне так хорошо с тобой», он верил, и слова эти бальзамом разливались по его сердцу.
После легкого ужина девушка мгновенно заснула, как ребенок, а он еще немного – до часу – поработал, пытаясь утомиться и не отвлекаться на мысли о предстоящей ночи. Ему удалось сдержать желание, оставалось ждать. С возрастом он научился и не спешить, и только посмеивался над собой. Только вот нужно ли гордиться этим, или же наоборот, он не знал.
Дмитрий не стал будить девушку, блаженно улыбающуюся и бормочущую во сне, но почувствовавшую его присутствие – она повернулась к нему и обняла, и вскоре заснул и сам. …
На следующий вечер, ибо погода испортилась, Вероника, позволив себе только немного передохнуть, взялась за работу. Разложила на столике бумаги, полученные от С.П., и углубилась в чтение, – аванс надо было отрабатывать. Цифры так и мелькали у нее перед глазами, она всматривалась в красиво отпечатанные цветные таблицы, графики, рисунки. Все выглядело так основательно и естественно, от самого начала до конца проекта. Около сотни листов. Иногда ей казалось, что она никогда не доберется до сути, и даже не сможет понять, о чем идет речь. Но вскоре – Дмитрий тоже читал какую-то книжку, и они даже не включали телевизор – на кухне пропикало и замолчало радио – значит, полночь. А она так увлеклась. Дмитрий даже не вмешивался, только приносил кофе, удивленный тем, насколько Вероника была поглощена своим занятием. «Все, – сказала она, – ничего не понимаю, но интересно»! – «А чем ты занимаешься?» – «Так, один проект попросили посмотреть». – «И как?» – «Знаний не хватает, вроде все ясно, но что-то не так. Просто ощущение». – «А я могу помочь» – «Можешь, – рассмеялась Вероника, – поцелуй меня!» Он привлек девушку к себе, а она сдвинула в сторону бумаги, забралась к нему на колени, и целовала сама. Захватывало дух, но он не мог оторваться от ее настойчивых и нежных губ; она же взяла его руку и положила себе на грудь, и Дмитрий почувствовал остренькие и упругие соски. И боялся только одного – не сдержаться. Но его больше волновали ощущения Вероники – от поцелуев, от того, когда он нежно гладил ее упругую грудь и пробовал на вкус неожиданно темные соски. Может, ей самой было трудно решиться, или сама еще не определилась? Или в детстве и позже не хватало ласки, и теперь она как бы проходит заново неизбежный этап? Не похоже. Вероника была умна и начитана, и воспитана, что можно легко определить по неуловимым признакам – даже так, как человек держит вилку, пьет или убирает в квартире. И в аспирантуру за просто так не берут. И еще – она была ухоженной, и обладала несомненным вкусом. Как и большинство современной молодежи. Он не видел ее диплома, но, наверное, тот был с красный, или, по крайней мере, с отличием.
А Дмитрий уже не представлял себе жизни без этой непонятной девушки. И уже не мог думать ни о какой–либо другой женщине…. Как о женщине. Возможно, это было преувеличением, ибо года со счета не сбросишь, и уж никак не забудешь, однако…
В среду, казалось, погода испортилась навсегда, взяв блестящий реванш за прошлый день. И они говорили, что, вот, какие мы молодцы, что успели урвать-таки кусочек прекрасной погоды. Впрочем, была надежда, что к выходным погода таки успокоится, поскольку они планировали снова навестить Вероникину бабушку. Дмитрий, несмотря на неизбежные сельскохозяйственные работы, предвкушал возможность побродить по лесу, ибо страстно был охоч до такого занятия. После дождей должны были пойти долгожданные грибы, а вид вылезающего крепенького боровичка не мог оставить его равнодушным. А в середине недели ему нужно было съездить и на свою дачу. Все же мужчина, и прочее. Встречаться с Мариной ему было неловко. Он чувствовал себя виноватым и даже не мог найти силы врать или оправдываться. Но ведь нельзя так все бросить – неубранное, и недоделанное. И потому он не мог заставить себя не думать об этом, что вносило дискомфорт. И Веронике только сказал, а она понимающе кивнула. Но как считала на самом деле?
Этот вечер они коротали дома. Только доехали, чуть не врезавшись во внезапно затормозившую «Тойоту», которую занесло поперек дороги. Вероника вцепилась в Дмитрия, и тому пришлось выехать из второго ряда чуть ли не на тротуар, подрезав идущую в первом ряду машину. Слава богу, все обошлось. Но ему пришлось постоять несколько минут, приходя в себя, и лишь потом снова сел за руль, и доехали уже без приключений. Вероника, перехватив булочку с кофе, устроилась на диване и снова разложила бумаги. А он опять удивлялся ее настойчивости. Вероника углублялась в теорию, и даже немного продвинулась, да и Дмитрию было над чем поломать голову. Он просто сел рядом и уткнулся в свои схемы. Она говорила, что, мол, почти идеальный медовый месяц – в трудах и заботах, а он только посмеивался. Ибо данное понятие подразумевало несколько иные отношения и уж совсем не такое времяпрепровождение. Но не согласился бы сам хоть что-то изменить…
На следующий день Вероника должна была поехать к родителям – показаться и объяснить, а ему нужно было кровь из носу успеть сделать на работе массу дел, чтобы успеть завершить этап в пятницу. И этим же вечером, или рано утром в субботу поехать в деревню.
После работы Вероника же поехала к родителям на метро, потому что Дмитрий был занят. Ей не очень хотелось, но мама настаивала, и девушка не могла больше уходить от разговора. Хотя представляла ее реакцию. И трудно будет объяснить, но понять…. И Вероника думала-думала. И сама не знала много чего. Ведь она не утверждала свои права на Дмитрия – как она потом призналась, но далось ей это с трудом, просто сформулировать. До него все – она, конечно же, не уточняла, кто, пытались продемонстрировать, или хотя бы дать понять – намеками, или же впрямую – что она принадлежит ему, им, и обладание ею, – само собой разумеющееся. Подразумевалось, что она должна быть безмерно счастлива самим фактом. И даже испытывала чувство влюбленности. Которое постепенно угасало, ибо постоянно нуждалось в подпитке, но оставались привычка, приятие, да и организм тоже требовал своего. И получал, даже когда не шибко хотел, и редко – до самого конца, и ей казалось, что так и должно быть. Но душа... Не было волшебного ощущения. Возник некий дисбаланс, но она пыталась с этим свыкнуться, несмотря на внутренний протест, поступающие из подсознания сигналы: «что-то не так, что-то не так». И все тут... Ей даже завидовали, мол, какого парня отхватила, – смотрелись они вместе превосходно. Но она не отхватывала, просто все закружило и понеслось. Но все-таки выбрали ее, а не она. Тот же Андрюша.
В принципе, и Дмитрий тоже. Но он хотел выбрать, но не мог. И все неизбежно застряло бы, если... Выходит, что на этот раз она выбрала сама? Главное же заключалось в том, что если над проблемой выбора она задумывалась и раньше, конечно, только абстрактно, но сейчас такие заумные мысли вовсе не приходили в голову. То, что объектом оказался именно он, могло быть простым совпадением, роком, или же тем, что называется, судьбой, которая неминуемо поджидает каждого. И о чем думала Вероника, что чувствовала, когда ее головка покоилась у него на плече, а хрупкое тело тихонько вздрагивало или замирало в ожидании?
Предположения Вероники оказались верными – мама, конечно, была шокирована, узнав, что дочка оставила мужа. И ради кого – уже немолодого, старше ее самой, и не очень привлекательного, впрочем, вполне нормального, и соответственно годам обремененного семьей, связями и опытом. И вряд ли сильно здорового. Воспитывала, воспитывала – и вот тебе, такие причуды. А складывалось все как хорошо. И мама вдруг подумала – хорошо для нее, и папы, – то есть, дочка пристроена, есть еще младший сын и можно передохнуть. Правда, с Вероникой никогда особых и проблем-то не было. Но разве она была в состоянии услышать мамины предостережения? Да и та, заметив необыкновенное выражение лица дочери, которого не было даже тогда, когда Вероника выходила замуж, только спросила, не беременна ли она, и, услышав отрицательный ответ, сказала что, мол, дочка, есть то, ради чего можно бросить все, вздохнула, слезу смахнула и не стала уточнять. Но было что. Может, то, что сама чувствовала не совершенность жизни своей и ограничение неправильностей, табу и запретов, отсутствие искорки, постоянно зажигающей и захватывающей. А Вероника приникла к маминому плечу, и тоже расплакалась, но ненадолго, и убежала. Туда, где ждал ее Дмитрий.
...
Уже прошло почти три недели, как они были вместе. Этого времени оказалось достаточным к привыканию, к осознанию невозможности жить друг без друга, но не было достаточным для понимания. Дмитрию все равно казалось, что жизнь стала нереальной, но, как ни странно, он обрел некоторую свободу от преследовавших его видений. И не потому, что ежедневно они воплощались более чем реально, просто он уже существовал в ином пространстве, и его измерение не было подвластным ничему. То есть, теперь Вероника присутствовала всюду, но его начали преследовать совсем другие образы. И предыдущая жизнь с женой, которая так и не осознала до конца сего факта, но чувствовала жуткую несправедливость, почти все понимающий, но не прощающий сын, родственники, неуемная Лариса, и перспектива новых, неизбежных связей, ему не нужных, и нарушение старых, устоявшихся конструкций. Это произойдет, но не сразу, и будет болезненным, неизбежным. А он загонял образы внутрь, не мучая себя вопросом: правильно ли он поступил, имел ли право, но чувствовал, что возврат невозможен. И ему приходилось, – может быть поэтому, а, может, потому, что на работе были значительные перегрузки, все чаще открывать маленькую коробочку и класть под язык вкусную мятную таблетку. Раньше, во времена его детства, нечто похожее продавалось за сущие копейки под названием «ментоловые пастилки» или схожим, он не помнил, в аптеках, в красивых железных круглых коробочках. Почти как монпансье. И были они изумрудно-прозрачного цвета, оставляя во рту приятный холодок. Тогда Дмитрий не подозревал, что они бывают и другого цвета, и ему придется прибегать к их помощи, и уже не ради вкуса...
Обычно он заезжал за Вероникой после работы. Она ждала, если ему приходилось задерживаться, кидала на заднее сиденье сумки с продуктами, что для нее самой было внове, и даже интересно, садилась рядом, смотрела серыми глазами так, что у него захватывало дух, и Дмитрий понимал, что был не прав, когда они вначале показались ему невыразительными. Она уходила в себя, и кому было дело до ее мыслей? На работе подружка расспрашивала, что это за мужик ждет ее на десятине, и где ее благоверный, и почему та перестала носить колечко – она отшучивалась, но смущалась, иногда непроизвольно краснела. Анюта – та была немного постарше, иногда подначивала ее, но, видя по утрам особый блеск в глазах коллеги, не пропадающий в течение дня, понимала почти все, на что была способна, и не пыталась наставить на путь истинный. По ее разумению. В свое время Вероника таки проговорилась на счет Андрея, и Анюта, ожидавшая признания и сама приложившая к этому руку, и не только, одобрила – еще бы, сплавила своего. Ну, по крайней мере, сделала так, что он не ушел сам, а был, в некотором роде, даже благодарен ей. Если бы об этом знала Вероника! И та невольно впала в некоторую зависимость от Анюты, корила себя, но было поздно.
Анюта же, утомленная молодым любовником, и уставшая от раздирания между ним и семьей, зная невероятный секрет Вероники, чувствовала себя более уверенно. Мало ли что придет в голову шефу! А так, девушка на крючке, и она сможет и дальше распространять на нее свое покровительственное отношение. Показывая – так, конечно, осторожно, кто есть кто в этой конторе. Вероника отнюдь не претендовала на ее место, но, на всякий случай, такая зависимость была полезной. А вдруг что. И посему она, еще изредка встречаясь с Андреем, исподволь выспрашивала его о Вероникиных достоинствах. И тот, разомлевший, вначале кое-что рассказывал, давая Анюте почувствовать свое превосходство. А потом резко замкнулся и отвечал нехотя, – то ли решил завязать совсем, то ли слишком увлекся молодой и безголовой – так хотела бы считать Анюта, девчушкой. Так или иначе, она почла за лучшее совсем прекратить их связь, уже имея в руках определенный козырь. Правда, не зная, будет ли его использовать, и как. Но когда в офисе стали появляться букеты от неизвестного, ревность сыграла свою роль, и Анюта решила узнать все. Казалось, она преуспела в своем начинании, но ото всех расспросов Вероника искусно уходила. Правда, Анюта стала подозревать что-то неладное, или ладное слишком, когда, услышав звонок, Вероника не болтала при ней, а брала трубку и уходила в коридор. И поэтому Анюте, как та ни старалась, пока не удалось увидеть самого М., – тот предусмотрительно не выходил из машины, а ехать им в разные стороны. Однако номер запомнила на всякий случай. И еще не вязались эти букеты, к которым Вероника выказывала неподдельное равнодушие, с ее нынешним приподнятым состоянием. Впрочем, сама Анюта тоже была непроста.
Дмитрий уже вернулся с работы. Сегодня он задержался, чтобы успеть хотя бы завтра закончить все и с чистой совестью поехать в пятницу с Вероникой к ее бабушке, как они спланировали.
Есть в одиночестве Дмитрию не хотелось, он только выпил кофе, скорей, по привычке, зная, что сейчас это лишнее, и сел в кресло рассматривать схему соединений. Монтажники опять понапутали, или же в схеме действительно были ошибки, но пришлось разбираться долго. И то до конца не успели – то там, то здесь пропадало сопротивление изоляции, то шли вовсе не те сигналы. Монтаж, однако…. И посему перед ним лежала пачка рабочих чертежей, схемы соединений да пара справочников. И он заглядывал то туда, то сюда попеременно, еще не нервничая, но, понимая, что их ждет большой пистон, если завтра – послезавтра приборы не заработают в нужном режиме. Потому что всегда ищут крайнего, и он может запросто им оказаться. Даже если у других дела не лучше. Как старший мастер, он руководил фактически регулировочным и монтажным участками и, сколько он ни бился, путаницы избежать не удавалось. Сейчас вроде промелькнула правильная мысль, но он не успел ухватить ее за хвост, и она упорхнула. Он посетовал на себя, вышел в кухню покурить. Вероника, как редкое исключение среди молодежи, практически не курила, но относилась к его недостатку терпимо, – по крайней мере, пока. Он смотрел сквозь запотевшее окно на непрекращающийся дождь, на капли, скатывающиеся с дрожащих листьев, на одиноких прохожих, торопливо пробегающих в свои подъезды. Вероника еще не звонила, и он подумал, как она там, доберется под дождем? Здесь, в чужой ему квартире, было тепло и сухо, но он поймал себя на мысли, что вот, подумал только о Веронике, а надо бы... Махнул рукой. Еще не все мосты сожжены, вернется, – может, будет прощен. Но жизнь-то изменилась. Странно, он не испытывал вожделения к своей юной любовнице – по крайней мере, в той степени, как…. И заблуждался, не найдя сравнений.
Но не подумать, что они расстанутся. Осознавал ли Дмитрий, как необходим ей? Не так, как красавице Марине или другим женщинам, которые у него были и до, и будут после.
И Вероника думала о том же, добежав до метро и пристроившись в уголке вагона, отгородившись от трудящихся пустой рекламной газетенкой. И не заметила, как кто-то плюхнулся на свободное место рядом, притиснув ее в угол. Только инстинктивно отодвинулась, не обращая внимания. «Девушка, а девушка, – услышала она, – Вы куда-то едете?» – Обращались явно к ней. Она автоматически повернула голову, – рядом оказался нагловатого вида парень в джинсовой куртке с открытой банкой пива, к которой он периодически прикладывался, с интересом разглядывающий ее стройные ножки. Он был явно не прочь познакомиться, но Вероника ничего не ответила, как будто вообще не слышала вопроса. «Молчим, значит, – парень наклонился к ней, – негоже таким красоткам одним путешествовать!» Последнее слово он произнес по слогам, с расстановкой. Она по-прежнему не обращала никакого внимания, но парень оказался настойчивым. «Молчишь, – повторился он, – так это мы исправим. Небось, к мамочке спешишь?» – Вероника не выдержала, и бросила на него презрительный взгляд, также выразительно пожав плечами – мол, отстань, видишь, что неинтересен. Слава богу, поезд подошел к «Техноложке», и ей надо было выходить, чтобы пересесть на другую линию и доехать до «Московской». А уж там – любая маршрутка, и через несколько минут она дома. Она поймала себя на мысли, что назвала домом бабушкину квартиру, и сердце не дрогнуло, когда она проезжала мимо «Владимирской». И улыбнулась про себя. Однако назойливый молодой человек, вышедший вслед за ней, принял это на свой счет: «Видишь, мы уже улыбаемся. Кстати, а как тебя зовут? Меня – Жека». Он не подсчитал необходимым обратиться к незнакомой девушке на Вы, как полагается в любом случае. Впрочем, Вероника не услышала его слов, поглощенная его мыслями. «Нет, она ничего не слышит! Глухая, что ли? А, глухонемая!» Парень, видя, что его элементарно не замечают, не отставал. И вошел вместе с ней в подошедшую электричку. Положив по-хозяйски лапу на плечо – он был, по меньшей мере, на голову выше отнюдь не миниатюрной в смысле роста Вероники. Он брезгливо сбросила руку с плеча, и отвернулась. Как будто того не существовало.
Окружающие не реагировали никак, рассаживаясь на свободные места, да мало ли кто кого обнимает, и что им за дело. Молодые, сами разберутся. Вероника же садиться не стала, а просто отвернулась и взялась за поручень перед свободным местом. Ну не хотелось ей ни с кем разговаривать, и все. Даже отшить назойливого приставалу. Но она почувствовала на шее чужое дыхание, и сжалась: «Ты что, меня игнорируешь? Все равно пойдешь со мной. А там...», – уже слышалась угроза. «Отвали, надоел», – также тихо, не поворачиваясь, произнесла девушка. «Не понял, это мне, что ли?» Забыв о своем решении не ввязываться в словопрения, Вероника сказала: «А кому?» и отодвинулась. И вдруг почувствовала, как сильные руки хватают ее, выпустила поручень и оказалась на коленях наглого типа. Сидевшая рядом женщина подвинулась – вдруг это просто знакомые парень и девушка, а Вероника вырвалась, чуть не упав, и с размаха двинула своим единственным оружием – сумочкой на длинном ремешке по наглой физиономии. На счастье, сумочка была застегнута на молнию, ничего не выпало.
На «Электросиле» отрылась дверь. Она выскочила на платформу, а дверь захлопнулась перед носом опешившего хулигана. Не оборачиваясь, Вероника взбежала по ступенькам вверх. Запыхавшись, она остановилась у выхода, глянула, не преследуют ли ее, и перевела дух. Ей стало гадко и противно, – впервые к ней так нагло пристали, и никто не пришел на помощь. Шел мелкий и надоедливый дождь, но она не стала пережидать, а, дождавшись зеленого света, перешла Московский. Пять минут под дождем, и напряженного вглядывания на противоположную сторону – но, наконец, подошла маршрутка. Вероника села в уголочек и расплакалась. Потом подумала, что нельзя в таком виде возвращаться, достала платочек и аккуратно вытерлась. Если бы у нее был мобильник, она могла бы позвонить, он мог ее встретить, и тогда ничего не случилось бы. Интересно, могут ли они себе это позволить? Вероника сама получала регулярно $800, или около того, что для ее возраста было неплохо, и намечалась халтура, как она называла предложение С.П., а Дмитрий? Она этим не интересовалась, и ему, конечно же, ничего не скажет, – решила Вероника. Доехав до Славы, побежала, не оглядываясь, подгоняемая и нетерпением, и дождем. Зеленая десятка сиротливо мокла под окном, – значит, Дмитрий дома.
Прошло еще месяца два. Дмитрий и Вероника по-прежнему жили в бабушкиной квартирке, совсем недалеко от его бывшего дома. Анна Петровна переехала к дочке, Вероникиной матери, которая и в самом деле оказалась моложе Дмитрия. Как и ее муж. Смирилась ли она – Дмитрий не знал, потому что виделись они всего пару раз, подсознательно избегая лишних встреч, чтобы не испытывать неловкости.
Однажды вечером, Вероника, несколько смущаясь, сказала ему:
– Знаешь, у нас будет ребенок, – пристально наблюдая за его реакцией. Наверное, он не успел осознать этого, поскольку лицо его приняло странное, непонятное выражение. Девушка расценила это по-своему.
– Нет, это тебя ни к чему не обязывает, – и Дмитрий заметил, как она была напряжена.
Наверное, он должен был вскочить и засмеяться от радости, но спазм сжал его горло, медленно опускаясь горячим комом вниз….
– Я могу и сама, ты волен…. ничем не обязан… – говорила она, собрав волю, но слезы потекли по ее нежным щекам.
Он нашел в себе силы встать, и притянуть девушку к себе:
– Все будет хорошо, милая, все будет. И попытался улыбнуться. Поцеловал ее мокрые щеки. А она отстранилась:
– Правда?
– А как же…, – вымученная улыбка, наконец, появилась на его лице, – сейчас мы это отметим. Ему было тяжело говорить, а Вероника, улыбнувшись, как это умела делать только она, сказала, уже успокоившись:
– Сейчас принесу шампанское, – и легко пролетела в кухню, где у них был запас.
А Дмитрий, дождавшись, пока она выйдет, полез в карман за валидолом – ему казалось, что это – на все случай жизни. Под язык – и все рассосется. И он, сознательно неверующий, вдруг попросил Всевышнего: «Господи, ну дай мне еще несколько лет, чтобы я мог увидеть это чу…»
.... были ли у Бога более важные дела, или просьба застряла в небесной канцелярии, или же тот решил по-своему, либо его вообще не было, Дмитрий уже не узнал…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
http://www.proza.ru/2011/03/09/1515