Юру с яуфом, наконец-то отправляли в Тбилиси. Я, недолго думая, собрал свои пожитки, благо собирать было нечего.
- Я с тобой, - сказал.
- С чего это, вдруг? - удивился тот.
- Так надо.
- Ну, раз надо, тогда валяй!
«Адский водила», хотя и узнал мой чемодан (он же меня с ним встречал) но, почему-то не задавая никаких вопросов, доставил нас на железнодорожный вокзал города Гагры. Пожал мне руку и сказал на прощанье: - Физкультпривет! - Побереги себя, - ответил я, подразумевая под этим ночные гонки. Достать билет на поезд в конце августа было для простых смертных делом такой доступности, как, скажем, слетать на пару с Гагариным в космос, но Юре, гагаринскому тезке, по договоренности предоставлялась горкомовская броня. Надо было лишь предъявить свое удостоверение, и билет был у него в кармане. Доплатив проводнику в вагоне, мы устроились на одной полке.
Утром я был уже дома. Объяснив наспех родителям, что разочаровался в кино, взял с собой паспорт и отправился напрямик в главную публичную библиотеку. Попросился, было в отдел иллюстрированных изданий, где хранились издаваемые за рубежом книги с репродукциями почти всех известных художников, но меня туда не пустили, объяснив, что требуется специальная форма допуска. Тогда я направился в Академию художеств и уже там, сочинив историю о мечте детства - поступить к ним, учиться на художника, выклянчил право на посещение их книгохранилища. Сжалившись, мне выдали членский билет. Именно там, впоследствии, я проводил целые дни, приобщаясь к миру живописи и ваяния, рассматривая иллюстрации книг и поглощая тексты на их страницах. Пока же, посетив еще одну библиотеку, ближайшую от моего дома, взял в ней том из сочинений Анатоля Франса с романом «Боги жаждут».
На следующее утро зазвонил телефон. Нехотя оторвавшись от чтения, я снял трубку.
- Привет! - услышал в ней знакомый голос. Вздрогнул.
- Ты где? - спросил.
- Вообще-то, я в Париже. Но если выглянешь, можешь меня увидеть.
Бросив трубку, я кинулся на балкон. И действительно, увидел, она стояла внизу, у телефонной будки. Следовательно, это был не слуховой глюк. Не совсем врубаясь, почему она здесь, в Тбилиси, притом у моего дома, помахал ей рукой. Крикнул:
- Поднимайся!
На лестнице чмокнулись, точно давно не видевшиеся брат с сестрой.
- Ты откуда?
- От верблюда, - ответила.
- А меня как нашла?
- Сколько ненужных вопросов, - сказала. - Неужели, это так трудно? Темур дал мне твой номер, взяла телефонный справочник и вычитала адрес.
- А-а?! - это было все, что я смог произнести.
Ввел в дом, познакомил с матерью. Та усадила ее на диван, улыбаясь, спросила:
- Удивительно, что такая девочка может иметь общего с этим оболтусом? Мать, почему-то опустила слово «красивая», тем самым, как минимум, получив от Медеи за это очко. Она ответила:
- Он у вас не оболтус. Нормальный парень, честный, не трус.
- Ты первая, от кого я это услышала, - сказала мать. - Видимо, и последняя. И прежде чем уйти на кухню, подошла к ней, погладила ее волосы и поцеловала в затылок. Я подумал, что вот сейчас та, точно пошлет мою мать на три буквы, но не угадал, она моей матери в ответ улыбнулась. Мама, оказывается, была у меня - молоток! А я и не знал.
- Ты, что, сбежала со съемок?
- Дурной пример заразителен, - ответила.
- Я же не главная героиня, - возразил.
- А я люблю побеги.
- А фильм? Без тебя, его ведь не закончат.
- Черт с ним, этим фильмом, - сказала. - Мне он давно надоел.
Я понимал, что приехала она, все-таки, не потому, чем это объясняла. Хотя не знал, стоило ли возвращаться к тому, на чем я, вроде бы, поставил точку. Поэтому молчал.
- Ну, чем занят?
Заметила раскрытый томик Франса, лежавший страницами вниз. - Похвально, - сказала, - вижу, и вправду, начал читать.
- Да, много дыр в голове. Пора их заделывать.
- Почему удрал? Смятение чувств?
- Да... что-то похожее на то.
- Меня не вини. Я такая с рождения.
- Ты тут ни при чем.
- Так в чем же дело?
- Во мне.
- А конкретнее?
- Очень уж размечтался.
- Может, все-таки, объяснишь. Ведь мы с тобой - друзья?! - сказала, выделив последнее слово.
Мать, постучавшись, внесла поднос с чаем и каким-то печеньем, поставила нам на стол и вновь оставила одних, прикрыв за собой двери.
- Конечно, друзья, - ответил, наконец. - Но мне хотелось большего, пока не понял, что ничего у меня не выйдет.
- Ты даже не пробовал.
- Да, - сказал. - Я испугался.
- Чего?
- Тебя.
- И чем я тебя напугала?
- Я же сказал: дело во мне, - повторил и, подумав, решил высказаться:
- Не следовало вбивать в голову надежду, влюбляясь в девушку, которая умнее и сильнее характером. Кончается это тем, что такая любовь превращает тебя в придурка или полного идиота. Я понял это, и убежал. Не от тебя, а от самого себя… Замолчал, а после добавил: - Может, не стоило это говорить?
- Почему же, высказал то, что думаешь. И я тебе кое-что скажу. Пляжные увлечения, симпатии, романы, заканчиваются там же, на пляже. «Даму с собачкой» читал?
- Читал.
- Тогда и объяснять нечего. Моменты, когда ты с кем-то вместе попадаешь в незнакомое пространство, могут тебя с этим «кем-то» на время объединить, но разъединение происходит сразу, как только ты это пространство оставляешь. Так что ты - молодец, опередил события. Следовательно, у тебя есть и характер, и сила воли. Вряд ли ты меня полюбил всерьез, это тебе лишь казалось, иначе не задавал бы себе лишних вопросов, кто там из нас умнее, а кто - глупее. Ты еще не готов к любви. И хотя дружбе нашей, похоже, пришел конец, все же скажу тебе за нее спасибо.
Кажется, я что-то промямлил. То, что для любви не созрел, вроде бы, и сам понимал. Но откуда это было знать ей? У меня кошки на душе скребли. Возможно, я и краснел, и бледнел, ее слушая. Будто со мной говорила не девочка, а собственная мать, наставляя на неведомые пока случаи жизни.
- Почему, дружбе конец? - спросил.
- Потому, что женщины не дружат с теми, кто их бросает.
- Я тебя не бросал. Просто сбежал.
- Бросил, сбежал, какая разница?!.. Ладно, мне пора.
- Я тебя провожу. Можно?
- Хорошо, - согласилась.
Попрощалась с моей матерью, и мы с ней, спустившись вниз, пошли по улице. Никуда ей было не пора. По дороге долго молчали. Наконец, я спросил:
- Ты туда вернешься?
- Придется. Пришлют Нодара, и он меня заберет.
- А сама не можешь?
- Нет, конечно. Должны же они понервничать.
- А почему, Нодар?
- Потому, что Сократ знает - Нодару я отказать не смогу.
- Хороший человек?
- Да, уж получше, чем мы с тобой.
- И когда ты это поняла?
- Давно, еще в детстве. Мы с ним - соседи.
- Помнишь, ты мне раз сказала, что вокруг нас одни ублюдки?
- Его я не имела в виду.
- А Коку, Вартана, Пижамовых, Акакия Арчиловича?
- Возможно, я ошибалась.
- Признаешься в ошибках?! С тобой что-то происходит, - сказал. - Может, ты влюблена?
- Только не в тебя.
Позабыв о том, чему просвещал меня Темур относительно ответов девушек на предмет «да» и «нет», я озвучил еще одну глупость.
- Рад слышать, ты не сказала: нет.
- Чтобы тебя не особенно радовать, говорю: нет.
Я, умник, заулыбался. Впервые, с самого утра.
- Значит, мы все-таки, друзья?
Она лишь пожала плечами.
Вышли мы к тому времени на проспект, где каждый прохожий, кому было не лень, вне зависимости от пола и возраста, включая инвалидов и детей, устремляли на нее свои взоры. Машины на проезжей части останавливались, высовывающиеся оттуда мужчины проявляли по отношению к ней не меньший интерес. Не отставали от них в своем любопытстве и женщины. Будто прогуливалась она голой. Чадра на лице и сари до пят, ей в данной ситуации явно бы не помешали. Даже я почувствовал себя не в своей тарелке и, кажется, стал ее понимать. Окажись на ее месте, давно бы превратился в психа.
- Тебе в монашки постричься надо,- сказал. - Жить будешь спокойнее.
- А тебе, за компанию, обет безбрачия принять. Тогда уже точно, мы станем друзьями.
Зашли в кафе, сели у окна, я закурил, она поморщилась, нам принесли две чашечки кофе, вдыхая его аромат, стали смотреть на проходящий мимо люд. Люди же с улицы взирали на нее, как, впрочем, и все, кто находился внутри, вокруг нас. Как там, у поэта: покой нам только снится… Разумеется, мне бы очень хотелось услышать, что, все-таки, побудило ее приехать. Но она молчала, и я молчал. Посидели так полчаса, игра в молчанку нам, в конце концов, надоела, встали, и я проводил ее до дома, выбирая маршрутом наиболее безлюдные улочки. Сказал:
- Позвони, когда уезжать будешь, я приду на вокзал.
Не позвонила, ни тогда, перед отъездом, ни после, когда съемки закончились, и она вернулась. Никогда больше мне не звонила. Да и я, тоже, не хотелось навязываться. Встречались мы с ней в последующие десять лет, всего несколько раз, случайно.
Сказать, что я о Медее не думал, было бы нечестным. Думал, и еще как. Хотя мне вовсе этого не хотелось, всплывала в памяти она помимо моей воли, погружая в уныние. Воспоминания причиняли мне боль. Но еще больше мучило осознание того, что побег с картины она совершила ради меня, недоумка, а я так ничего и не понял, или же не захотел понимать. Только, чем я ее сумел прельстить, тоже было мне мало понятно. Вот уж действительно, мы, люди, ни черта друг о друге не знаем. Да, я думал о ней очень и очень часто, сожалея, что вовремя не повзрослел. И как-то раз почувствовал, что полюбил ее даже сильнее, чем в то лето, но по-другому, не как действующее лицо имевшей место истории, скорее, как сказочный персонаж выдуманного мною на «ударной фабрике грез» фильма. В итоге, я почти убедил себя в том, что никакой «лавстори» на самом деле не было. Но ведь она была!
Окончание: http://proza.ru/2011/02/20/918
______________________