Правило четырнадцатое. Пополнение адвокатского дос

Николай Николаевич Николаев
 
  Правило четырнадцатое. Пополнение адвокатского досье
 
     Паша Портнов работал следователем меньше меня, но добился результатов в следствии куда больше.   

     Думаю, это у него получилось благодаря его нацеленности на результат. Если для других следователей норма уголовно-процессуального кодекса была не просто руководством к действию, а в первую очередь Законом, Библией, то для Паши уголовно-процессуальный кодекс был скорее досадной помехой на пути, которую надо обойти по-хитрому. Он очень хорошо знал процессуальный кодекс и нарушал его требования изощрённо. Поэтому жалобы адвокатов и обвиняемых после такого нарушения воспринимались как необоснованные. Это был как раз тот случай, когда можно было бы сказать: «По форме правильно, а по сути – издевательство». Руководство это понимало и прощало Пашу – такой раскрываемости убийств ни у кого из следователей не было.

     Но этим не ограничивалось. Как я уже сказал, Паша не останавливался ни перед чем в своём устремлении найти убийцу. Он сам себе выдал лицензию на самые жесткие методы воздействия в ходе следствия. Конечно, он сам не бил подозреваемых. Для этого он был слишком хрупок. Даже для его маленького роста запястья у него были узки как у девушки, а своей маленькой ладонью он никогда не мог в рукопожатии обхватить протянутую ему ладонь. Поэтому он поступал просто – при встрече вытягивал  руку, словно указывал кому-то, что у того расстёгнута ширинка на штанах.

    Его кулаками были приданные ему опера-громилы. Двое из них постоянно были при нем, трое других добывали ему информацию, бегая по городу. Выполняли его поручения.

    Паша внимательно изучил найденную мной на даче Пронина долговую расписку.

    –Так, где ты, говоришь, ее нашел?

     Выслушав меня, он записал изложенную информацию себе в блокнот. Обрывки записки спрятал в стол.

    – Надо будет продублировать этот твой самодеятельный обыск, но уже с понятыми. Есть у меня практиканты для такого дела, «штатные» понятые. Иначе эта расписка так и останется бумажкой. И к делу ее не пришьешь.

     Не выпуская из зубов дымящуюся сигарету, Паша записал в блокнот с моих слов все данные о фигурирующих в деле лицах.

      – Я займусь этими засранцами! Прощупаю их и выпасу на коротком поводке. В любом случае дам им перца! Есть тут у меня для этой цели пара свободных человечков.

      Затем Паша поднялся из-за стола и направился к сейфу.

    – А теперь я выдам тебе несколько пулек. Уж как хочешь эту информацию применяй. Главное, чтобы ты своего убивца под оправдательный приговор не подвел – не прощу! Я это исключительно для твоей безопасности делаю. 

     Оказалось, что дело по убийству директора Палатинского рынка Дашлакиева находилось в Пашином производстве.

     – Сразу видно следака! – одобрил Паша мой интерес к этому делу. – Ты молодец, что разглядел какую-то связь между двумя этими убийствами. Мне, честно говоря, это в голову не пришло. Да я и, признаться, не знал ничего об убийстве этой Гусевой. Теперь видишь, новая версия для меня появилась. Он снова уселся в своё кресло и стал перелистывать дело.

     – Директор рынка Дашлакиев…Труп его обнаружен в его же автомашине. Сидел на водительском месте, уткнувшись простреленной головой в руль. Судя по всему, его застрелили с переднего пассажирского кресла в голову.  Никаких отпечатков, никаких следов. Только зачем-то на приборной доске оставили отпечаток свастики внутри полумесяца.

   – Убийство националистами? 

   – Думаю, что свастику оставили для отвода глаз. Специально на пластике пропечатали, чтобы запутать следствие ложной версией. Тут  действовал профессионал. Пистолет бросил в салоне.

    – Делёжка территории?

– Конечно. В таких случаях это самая реальная версия. Ни твои Пронины, ни сожительница этого наркомана – Кириллова, и ни эта потерпевшая Гусева, никто из них никак не фигурирует  в моем деле. У меня на подозрении всё больше соучредители, конкуренты,  старые дружки Дашлакиева, да вечно голодная братва.

     Паша замолчал и только листал протоколы. Видимо пытался соединить как-то два уголовных дела – убийство коммерсантки Гусевой и убийство директора рынка Дашлакиева. Общее было только одно. Они работали на одном рынке. Гусеву убили в декабре, а Дашлакиева застрелили спустя месяц – в январе.

    Паша развернул на столе раскрытое дело и показал мне фототаблицу.

   – Вот такую свастику обнаружили мы при осмотре салона автомобиля. Видел ты когда-нибудь подобное? Свастика в центре полумесяца?

     – Мусульманские фашисты? – улыбнулся я.

     Паша усмехнулся.

    – Только это и остается предположить.

     Он помолчал с минуту, разглаживая ладонью листы уголовного дела, и добавил:

– Этот Дашлакиев был мастером различных пиар-ходов. Знал толк в рекламе. Как-то он организовал сбор средств для проведения операции одному мальчику-инвалиду. Шумиха была большая. Везде красовались плакаты – улыбающийся Дашлакиев толкает инвалидную коляску с мальчиком. Под плакатом надпись: Поможем всем миром! Затем по местному телевидению прокручивали  ролик: Дашлакиев вручает матери ребенка огромный  букет с цветами и коробку. Надо думать, с собранными деньгами. На самом деле, коробка была до верху забита календариками с изображением улыбающегося Дашлакиева. Женщина так и не получила ни копейки из тех денег, которые поступили от людей на организованный Дашлакиевым счет. И так он поступал со всеми. Жулик, одним словом. Пулю свою получил совершенно заслуженно.

     Со слов Миши я понял, что Дашлакиева местные преступные группировки терпели до поры до времени. Пока из Москвы в Екатеринбург не стали захаживать эмиссары кавказских ОПГ. Между этими гонцами и Дашлакиевым явственно начала проглядывать взаимная симпатия. Похоже дашлакиевский бизнес готов был стать плацдармом для чужаков в Екатеринбурге. Вот в этом Миша и видел причину устранения торговца.

     Сложно было найти в этой войне место для скромных коммерсантов Гусевой и Кирилловой. Не говоря уж о наркомане Олеге Пронине и его папаше-алкоголике. Но напрашивалась только одна мысль – о возможной  их причастности к противоборствующим преступным группировкам.

    Из прокуратуры я ушел, обремененный только одной мыслью: товарищи меня помнят и не бросят в трудной для меня жизненной ситуации.

      Коньяк  выпить решили позднее. Оказывается, бывает, что иногда не до него.


http://www.proza.ru/2011/02/20/828   (продолжение)