Правило шестое. Что делать, если сказать неч

Николай Николаевич Николаев
   
     Оказавшись наверху, я огляделся. Это был обычный деревенский дом. Единственная большая комната была разделена дощатой перегородкой, выкрашенной в зеленый цвет. Прямо передо мной громоздилась облупившаяся русская печь.  Хорошо же они  меня  отключили! Всю дорогу за город проспал! Зарешеченные окна  были занавешены не полностью, и я хорошо видел, что нахожусь где-то в сельской местности. Бревенчатые дома с заснеженными крышами, высившиеся у забора поленницы дров и неспешно вьющийся дымок из печных труб.

     Кроме Пронина в доме я никого не заметил. Где остальные? Притаились за печью? Или спрятались за перегородку и будут ждать сигнала Пронина? А может быть они в сенях? Я был обеспокоен. Нет, пожалуй, больше – ожидание развязки даже слегка меня оглушило.

     Пронин предложил мне сесть за стол, стоявший между двух окон, под большим, висевшим на стене зеркалом.  Повернувшись ко мне спиной, он раскрыл старый шкаф и извлек оттуда бутылку коньяка, палку  копченой колбасы  и хлеб.  Сел напротив меня и разлил по рюмкам  коньяк,  сказал:

     – Вот теперь мы с тобой будем общаться так, как я привык это делать. И без фокусов. Лай – не лай, а хвостом виляй! Пей!

     У меня не было сил сопротивляться,  и я выпил вместе с ним.

     Выпив коньяк, Пронин смотрел на меня  тяжелым и недобрым взглядом. Лицо его представляло собой типичную маску много пьющего человека – эмоции не оживляли его, а глубокие складки у крыльев носа, опущенные уголки рта и мешки под глазами говорили, что за плечами этого человека тяжкий подвиг алкоголика.
 
     Он засунул руку за пазуху и, продолжая давить меня своим взглядом, достал изогнутую металлическую фляжку. Поставив её на стол перед собой, Пронин потянулся за бутылкой и снова наполнил мне рюмку. Оставшийся коньяк перелил тонкой струйкой в свою фляжку. Было видно, алкоголь для него повседневная потребность.

     В то время как остальная часть населения предавалась радостям семейной жизни и успехам в карьерном росте, он  героически боролся со спиртным, посвятив этому всю свою жизнь. Однако, в данную минуту всё зло мира для него сосредоточилось в одном месте – во мне.

     –Ты адвокат? – спросил он, наконец, меня. – Ты взялся защищать? Так? Так какого хрена ты тут выкаблучиваешься? А? Пошёл в попы, так служи панихиду!

     Он отхлебнул из фляжки и, пожевав губами, уже помягче, почти добрым голосом, добавил:

     – Итивашумать!

     Вытерев  ладонью влажные губы, Пронин произнёс:

     – Ну, а теперь за дело, адвокат! Зашёл к куме, так держи муде!

     Он  вытащил из внутреннего кармана своей куртки и бросил на стол внушительный сверток.

     –Здесь десять тысяч баксов. Ты их должен передать человеку в прокуратуре, который сможет повлиять на следователя. Ты же работал в этой системе? Думаю, что найдешь, к кому надо подкатить.

     Пронин катал  пальцами по столу хлебный шарик и смотрел на меня уже не злобным, а каким-то тусклым взглядом.

     – Всего-то и надо – быстрее отправить моего сынка в тюрьму. Раньше  сядет – раньше выйдет. Верно? Так ведь у вас говорят?

     –Так он итак туда идет  на всех парах! – сказал я.

     – Идет-то идет, но следователь давит на него. Мол, ты не один эту бабу мочил, а вместе со своей сожительницей. В общем, группу хочет вменить сынку моему, а это считай, лишних три-четыре года.

     Пронин метнул снизу вверх, себе в рот,  накатанный хлебный шарик.

     «Соображает!» – подумал я. Наверное, проконсультировался уже у юриста. Так и обращался бы за помощью туда же!»

     – Видишь, почему ты мне тут нужен, – Пронин словно прочитал мои мысли, – у тебя сохранились прежние прокурорские связи и тебе легче будет доставить эти доллары по назначению. Всем будет хорошо. Преступление раскрыто и убийца в тюрьме и помощь семейному бюджету прокурорам-работягам.

     Пронин ловко принялся катать второй хлебный шарик.

     – Расписку с тебя не требую. Мне нужен только результат. Сожительница сына моего должна остаться в стороне, и сын по делу должен идти один. Если не получится – буду считать, что ты эти доллары зажал, и по назначению не передал.

     Я глядел на этот сверток и осторожно, морщась,  трогал рукой своё темя.

     – Ну-ну, ничего страшного, – успокоил меня Пронин. – Подумаешь, бутылкой приложились – зато, думаю, умный стал и сделаешь, как положено. Верно? Битая посуда два века живет!

     Видимо от неприятного вкуса дешевого коньяка, а может быть от сознания, что за дверью топчется  усатый подручный Пронина, боль в моей голове запульсировала с новой силой.

     – Ладно, подумаю, как все это сделать, – сказали  я и забрал сверток со стола.



 http://www.proza.ru/2011/02/20/584   (продолжение)