Старое кафе не имело названия – просто кафе. Тихо спящее на узкой улице, зажатой между двух огромных столичных магистралей, оно всегда было малолюдным, темноватым – за что Артем его и любил. Заказав свою обычную чашку черного кофе, он не смотрел в окно, а разглядывал умиротворяющих душу посетителей кафе. Сюда не ходили любители разгула и караоке-пения. Обычно – влюбленные пары, ищущие романтического уединения.
Вошла именно такая пара. Артем, конечно же, в первую очередь посмотрел на девушку. Сначала душа его неприятно дрогнула от зависти к молодому человеку. Его спутница была самого высшего сорта: тонкая, гибкая, с рыжими волосами, богатой волной, падающей на не менее богатый белый меховой воротник. Во всех чертах и черточках ее внешности сверкал особый изысканный шик профессиональной модели или модной актрисы. Артем посмотрел, как она сбросила на руки своему спутнику плащ, как положила на край стола сумочку из змеиной кожи, как, пренебрежительно щурясь, листала меню. И зависть его мгновенно испарилась. Этот типаж, излюбленный мужчинами всего мира: капризной-избалованной-стервозной красотки ему никогда не нравился. Его не слишком умная, зато покорная блондинка была во всех отношениях лучше. Артем с превосходством взглянул на спутника девушки и обомлел.
Это был Гешка. Самый нелюбимый одноклассник, принесший в свое время в жизнь Артема фурор и хоррор. Теперь Гешка был под стать своей красавице. Холеные волосы, спадающая на глаза богемная длинная челка. Дорогой черный плащ, белое кашне.
Чувства Артема смешались – удивление, отвращение, зависть, презрение.
И перекрывающая все жалость, хотя сейчас-то за что Гешку жалеть.
Это в десятом классе новенький был жалким – тощеньким, узкоплечим и с девчоночьими повадками. Его посадили с Артемом, и Артем сразу же невзлюбил Гешку (до сих пор не знаю, подумал он, как его зовут – Геннадий, Георгий?). Потому что классная представила Гешку, как очень одаренного литературно мальчика, который пишет стихи и уже имеет публикации в толстых журналах. Артем, бывший до сих пор признанным литературным авторитетом школы, отодвинулся от Гешки. Даже внешне дохленький Гешка был неприятен. Артем был в то время помешан на брутальности и ярко выраженной маскулинности. Все одноклассники знали, что он с тринадцати лет спит с женщинами старше себя, что он влюблен в молодую и красивую классную руководительницу, и что он не побоялся сдать в прошлом году дерзкое сочинение, в котором рассказал, какие категории населения расстрелял бы из автомата Калашникова.
Гешка усугубил неприязнь совершенно бабским поступком – положил на Артемову тетрадь шоколадную конфету в яркой бумажке.
- Угощайся.
- Сладкого не ем, - проворчал Артем. И стал игнорировать новенького по полной программе. А тот, как нарочно, все пытался к Артему подклеиться и подмазаться, как будто других пацанов в классе не было. Не стеснялся предлагать:
- Тёма, пойдем в буфет, мне мама много денег дала…
- Отвали, я не с голодной деревни!
Тут классная невольно подсыпала соли на ссадину – похвалила Гешкино сочинение, а об Артемовом говорила ровно в два раза меньше. Артем брякнул ей что-то наглое – любимчиков заводите, небось, вам его родители взятки носят… Классная, девушка темпераментная, рявкнула – пошел вон из класса, завтра вызову мать в школу! Артем подкараулил ее, когда она сидела в учительской одна над тетрадками, подошел сзади и поцеловал в шею. Снова были крики с противными словами «субординация», «малолетний развратник» и «играй, гормон».
Раздраженный, злой, Артем ушел в туалет, где умылся из-под крана и, по закону подлости, встретил Гешку.
- Артем, ты идешь домой? Мы же рядом живем, оказывается…
- Слушай, ты чего ко мне примотался? Ты не голубой, случаем? Так вот, меня поэтические мальчики не возбуждают. Я предпочитаю девочек – у них жопа побольше, а мозгов поменьше…
Гешка вдруг ужасно покраснел, и его водянистые глазки стали еще более водянистыми. Чтобы пацан в шестнадцать лет плакал – и не от невольной боли, когда всадили в драке кулаком в переносье, а от слов…
Артему стало страшновато. Он, все-таки, не был московской гопотой. Его бабушка преподавала эстетику в вузе, отец, пока не спился, работал переводчиком, и сам Артем мечтал быть писателем. Строить человеческие души.
Даже такие противные души, как у Гешки…
Несколько дней все было тихо. Классная никому не нажаловалась (все-таки, нормальная была девчонка!), разговаривала спокойно. А еще Артему позвонила Лилька, с которой он закрутил прошлым летом, когда лежал в больнице, а Лилька практиковалась там после первого курса мединститута.
- Приезжай, я одна, соседка по общаге к родителям усвистела!
Поцелуи и все остальное под звон весенних капель за окнами настолько подняли Артему настроение, что он зашел потом вот в это самое старое кафе и позвонил с автомата классной.
- Анна Александровна, это Артем, извините, что дома вас беспокою. Мне бы хотелось задание повышенной сложности. Помните, вы говорили, что надо развиваться вне рамок школьной программы?
Классная или отомстить решила, или действительно, лепила характер Артем – задала ему реферат о творчестве Симеона Полоцкого. Артем перерыл всю бабушкину библиотеку, ничего, кроме учебника по истории литературы не нашел. И стал и искать и спрашивать у всех подряд – а у тебя нет, а у вас нет?
- У меня есть, - сказал Гешка, к которому Артем не обращался. Услышал его разговор с отличницами Катей и Мариной.
- Я тебе принесу, Тёма, после школы. Ты же напротив меня живешь, в семьдесят третьей квартире, да?
Даже адрес мой в классном журнале подсмотрел. Вот прилипала позорная, подумал Артем. Но очень хотелось наладить снова дружбу с Анной Александровной.
- Приходи.
Он пришел в четыре часа дня. Пальтишко дурацкое, клетчатое. Кепочка какая-то, словно у дореволюционного пижона. Носом шмыгает, в руках толстый томище.
- Это антология русской поэзии. А это вот, Тёма, я хотел тебе подарить.
Журнал в красивой темно-синей обложке. Такие журналы выписывала Артемова бабушка, любительница серьезного чтения.
- Вот здесь я тебе подписал…
В самом почти конце журнала Артем увидел напечатанное: «Г. Аверьянов. Московский школьник, победитель поэтического конкурса «Молодая муза». Стихотворения». И написанное Гешкиным завитушечным почерком: «Артему Рогову, самому талантливому из моих друзей».
Артему как будто гвоздь в грудь загнали – и противно, и жалко, и обидно. Он сдержался из всех сил, буркнул:
_ Спасибо. Проходи, чего в прихожей стоишь…
Гешка снял свою клетчатую нелепость и прошел в Артемову спальню – в сереньком свитерке домашней вязки. Сел на краешек дивана.
- Кофе будешь? – спросил Артем.
Гешка ответил – да, кофе пил мелкими глоточками, рассказывал что-то возбужденно о конкурсе «Молодая муза» и о школе, где прежде учился. Его узкое личико раскраснелось, губы стали вишневыми, и этими вот вишневыми губами он вдруг порывисто поцеловал Артема в щеку.
- Ты чего, Аверьянов? – спросил Артем просевшим голосом. – Ты того, на самом деле?
- Тём, - прошептал Гешка, - ты не то думаешь. Ты стереотипами мыслишь, Тёма, а ведь человеческие эмоции гораздо богаче, чем принято думать…
Поскольку Артем не мог соображать, говорить и шевелиться от шока, Гешка поставил свою чашку и скользнул своими тощими лапками по его груди, припал губами к губам, и целовал – как кровь пил, взасос, как даже девчонка не всякая способна…
Что было страшнее всего – Артем до сих пор вспоминает об этом с ужасом, стыдом и любопытством – его тело реагировало на эти ненормальные поцелуи. Так сильно, как оно не реагировало на Лильку, Катю, Марину и даже блистательную Анну Александровну.
- Я сам, я сейчас, Тёма…
Артём схватил тощую Гешкину руку на молнии своих джинсов, быстро поднял Гешку за плечи (а тот уже сполз на ковер, стоял на коленях перед Артемом, как будто молиться ему собирался):
- Давай домой!
- Тёма, - сказал Гешка в прихожей, - извини меня, пожалуйста. Я перешел рамки. Мне очень, очень стыдно…
До самого утра Артем боялся, что Гешка повесится или еще что-нибудь сотворит, а он, Артем, будет всю жизнь виноват в Гешкиной идиотской любви.
Нет. Пришел как миленький – живой, хотя и очень бледный, даже серый. Поздоровался кивком, весь день молчал, на переменах утыкался в книжку.
Раскрыв дома тетрадь по алгебре, Антон нашел записку.
«Прости, я знаю, что мое поведение показалось тебе шокирующим. Не все могут понять и принять это. Я не хочу навязываться.
Просто не хочется верить, что такой тонкий и высоко духовный человек, как ты, может загонять свои истинные чувства в угол только потому, что «так не положено».
Ведь ты хотел меня не меньше, чем я тебя…
Я бы хотел быть твоим Оскаром Уайльдом, мой Бози.»
Артем ничего не ответил на это письмо, через несколько дней вернул Гешке его книгу – безо всякого письма, конечно. Он не рассказал одноклассникам, не позорил Гешку и даже разговаривал с ним иногда – по делу, об учебе.
К этой теме они больше никогда не вернулись, а потом школа закончилась, и Артем надолго потерял Гешку из вида.
И вот Гешка здесь – богемная челка, дорогой плащ, дорогая девушка. Девушка… значит, то было временное подростковое завихрение у Гешки, подумал Артем. Играй гормон, как говорила экспрессивная Анна Александровна.
Он позвал официантку, оплатил счет и вышел. Позвать Гешку? Спросить, кем он стал, как сложилась его жизнь?
Очень хотелось. Очень было интересно.
Но до сих пор мешало засевшее внутри - противно, и жалко, и обидно. Как забитый гвоздь.
© Copyright: Антон Рагозин, 2010