Этюдник
В Дубненской детской художественной школе я учился четыре года – с 1966 по 1970. Все вступительные экзамены сдал на пятёрки и меня сразу приняли. Это был первый набор учеников. Нашим учителем и директором был Юрий Иванович Сосин. Занимались на втором этаже Дома культуры “Мир” несколько раз в неделю.
Осень и зиму мы просидели в помещении, а весной стали выходить рисовать на природу – на пленэр, как говорят художники. Краски и кисточки мы покупали в основном в Москве в художественных салонах, куда заходили после посещения выставок и музеев. Почти каждый месяц нас возили по музеям и дворянским усадьбам, приучая к прекрасному и воспитывая на лучших образцах искусства. Мы мало что тогда понимали, нам нравились сами поездки, как новые приключения. Но волшебная сила искусства и состоит в том, что даже сами того не осознавая, мы становились чище, светлее, возвышеннее, чем наши друзья, которые бегали без дела по двору, курили, пили и безобразничали.
Каждое лето у нас была двухнедельная завершающая год практика. Тот самый пленэр на свежем воздухе. К первой практике нам настоятельно посоветовали купить этюдники, чтобы не таскать краски и бумагу в авоське. Эти этюдники в Москве лежали во всех художественных салонах. От самых простых ученических за 15 рублей, до настоящих, для профессиональных художников – на раздвижных алюминиевых ножках и с держателем для зонтика (от дождя и солнца). Многие наши ребята тут же купили себе новенькие, покрытые лаком этюдники. А я сколько ни просил родителей, мне так и не дали эти несчастные 15 рублей. Для нашей многодетной семьи это были тогда большие деньги. Мы все трое детей ходили в школу и нам давали каждый день по 15 копеек на завтрак и по 30 копеек на обед. В те годы подзаработать денег было негде, да родители и не умели этого делать. Поэтому жили от зарплаты до зарплаты, а все крупные вещи покупали в кредит. Большая часть денег у нас уходила на питание, а мои двоюродные братья частенько вообще обедали только тем, что им принесёт мама, работавшая в садике нянечкой. Вот такой трудной и тернистой была моя дорога в искусство. Пришлось две недели рисовать на фанерке, прикрепляя бумагу кнопками.
Ко второй практике мне опять не дали 15 рублей, считая это пустой тратой денег – на какой-то ящик, который потом никуда в хозяйстве не пригодится. Но пошли на компромисс. Мама, видя как я переживаю, из-за нашей бедности и чувствую себя художником второго сорта среди ребят, предложила сделать самодельный этюдник. Я нарисовал чертёж с этюдника друга, мама отнесла его на стройку плотникам и через неделю у меня был свой первый этюдник. Размером он получился побольше салонного, но мне это даже нравилось – больше красок и кисточек умещалось внутри. Теперь на всех пленэрах я гордо сидел среди наших ребят и девчат, чувствуя себя молодым Шишкиным или Левитаном.
Художником я не стал, поэтому самодельный этюдник долго пылился в подвалах и после многочисленных переездов с квартиры на квартиру куда-то исчез. История повторилась через двадцать лет. Дочка пошла по моим стопам и тоже стала учиться в художественной школе у того же Юрия Ивановича Сосина. Опять понадобился этюдник. С женой мы к тому времени уже развелись, так как она оказалась натурой приземлённой и считала мировую культуру и искусство делом пустым и бесполезным, которым занимаются одни дураки и бездельники. А я продолжал для себя в свободное время немного рисовать, писать стихи, рассказы, петь и плясать в компаниях. Поэтому этюдник для дочки покупал я, не желая, чтобы она страдала так же, как я в молодые годы. Поехали мы с ней в Москву в те же художественные салоны и выбрали такой, какой она хотела.
Дочка тоже не стала профессиональным художником. Но в отличие от мамы выбрала гуманитарную профессию и окончила институт с золотой медалью. Этюдник я у неё забрал на хранение и теперь жду, когда подрастёт внучка. Кроме меня научить внучку рисовать больше некому.