Красная планета. Глава 2

Сергиенко Сергей
   Выравнивание давления закончилось, и двери капсулы открылись, пуская, наконец, уставшего человека внутрь ПСМ. Если снаружи он и напоминал устрашающих размеров машину,  то внутри он больше походил на простенькую квартиру с небольшими изменениями вроде кабины пилота в конце длинного коридора рядом с ванной комнатой, да тетратруба на кухне, ужасающее размерами сооружение из серого пластика и стали.
   Снятие костюма - процесс долгий и трудоемкий. Даже несмотря на специальную установку, оно отнимает минут по 20, а то и больше - зависит от количества марсианской пыли и осевших реагентов: соединение этих двух совершенно разных веществ дает довольно твердую и крепкую корку, которую сначала необходимо удалить. Сегодня Майлзу повезло - налета было не так много, и процесс удаления занял всего 15 минут: два локальных пятна на груди и ноге.
   И вот, наконец, аппарат приступает к самому снятию. Сначала поверхностный "панцирь", защищающий от механических воздействий. Самостоятельно снять такую вещь не представляется реальным: изнутри в него встроены специальные манипуляторы, приставляемые к конечностям и увеличивающие мышечную силу, и если одну половину снять удастся, то что делать со второй своими силами уже  не понятно.
   Под "панцирем" находится еще один слой одежды -  специальный закрытый комбинезон, обработанный специальным образом: он поддерживает идеальную температуру практически в любых условиях, будь то сверхнизкие или же сверхвысокие температуры.
    Отдельного упоминания достоин шлем костюма. Это поистине шедевральное изобретение принадлежало всего лишь одному человеку, было полостью им спроектировано и придумано практически с нуля. Шлем этот давал полный обзор на 270 градусов за счет особого строения переднего стекла с частично отражающей поверхностью. Кроме этого, шлем обеспечивал хорошие звукоизоляционные и тепло сохраняющие функции, содержал дополнительные отверстия для введения газовых трубок и очень удобно сидел на голове - его попросту не чувствовалось. Он-то и снимался проще всего из всей экипировки.
   После недолгих манипуляций (аппарат работал на славу и поистине знал свое дело), Майлз остался точно голый в одних лишь тонких брюках и водолазке. Довольно потянувшись, он стал искать "домашние" тапки. Только теперь подлетел вездесущий Акс, и, не задавая лишних вопросов, стал убирать костюм, к завтрашнему дню устанавливая все точно на свои места. Профессор тем временем шел принимать душ - после тяжелого дня, полного работы, очень хотелось просто расслабиться пот тяжелыми струями воды.
   Термостат как всегда работал без сбоев, предоставляя воду идеальной температуры и напора. Здесь было очень легко и просто, с водой уходил пот, уходили проблемы, на время отступали воспоминания. Оставался лишь беззащитный Майлз и маленькая квадратная кабинка с водой, точно исповедальня, готовая взять на себя все грехи.
   Профессор простоял так минут 20, не меньше. Чувство времени его полностью покинуло на тот момент. Но вот он, наконец, выходит, тянется за полотенцем и глядит на себя в зеркало. Щетина отросла еще на пару миллиметров: пора было бриться. Майлз был страшным консерватором и до сих пор пользовался "опасным" станком, несмотря на все нововведения, ускоряющие процесс и делающие его намного более безопасным. Но ему нравилось наносить пену, размазывать ее равномерным слоем и потом так же размеренно удалять ее точными движениями. Эти пять минут освобождали голову абсолютно от всех мыслей, что ему и требовалось.
   Достав баллон с пеной и станок, он включил кран и смочил лицо. Выдавив немного пены на ладонь, он стал пальцами наносить ее на лицо, старательно заполняя каждый участок. Процесс занимал не так много времени, поэтому уже через минуту он смывал остатки пены с рук и тянулся за бритвой. Но вот одно неловкое движение - и бритва летит вниз. Чертыхнувшись, Майлз наклоняется за ней, шаря наощупь руками по полу. Наконец с бритвой, точно с трофеем, в руке, он поднимается и собирается приняться за бритье.
   Но что-то не так. Отражение. С ним что-то не то, но вот что именно... Майлз не мог понять.
   Глаза. Точно. Это не его глаза. У него всегда были карие глаза, а тут... они зеленые, да еще и с желтой каемкой вокруг зрачка. Абсолютно обескураженный данным фактом, Майлз начинает детально изучать радужку глаз. Нет, ему не показалось: глаза и правда поменяли свой цвет. "Все это очень и очень странно", - пытаясь сохранять хотя бы подобие спокойствия сказал он сам себе вслух и продолжил бриться. Но вот бритва, дрожа в его непослушных руках, делает неверное движение, и на щеке образуется порез.
   -Да что ж такое! - воскликнул он в сердцах и кинул бритву в раковину вместе с остатками пены. Смыв остатки и залепив щеку пластырем, он плетется на  кухню: ему срочно нужно поговорить с Оскаром.
     * * *
   -Знаешь, я начинаю сходить с ума. Пока медленно, но я уже чувствую эту нависшую руку над моей душой. Оскар, мне никогда  не было так страшно. Это противное липкое чувство... оно заполняет меня целиком, без остатка. Мне нужно, слышишь, нужно увидеть живого человека!
   Майлз почти кричал в "контур". Сначала кошмары, столь детально воскрешающие его прошлое, а теперь и эти глаза, так разительно поменявшие цвет на Ее глаза...
   -Успокойся, Майлз. Ничего страшного не произошло, ты просто переутомился и тебе нужно отдохнуть.
   -Отдохнуть? Переутомился?! Оскар, я видел Ее! Понимаешь, я видел Саманту! Здесь! И видел ее яснее, чем вижу сейчас тебя! Ты понимаешь, что такое увидеть собственную дочь, тем более когда ты знаешь, что она и моя жена погибли Той самой ночью?!!
    -Майлз, Майлз, не нервничай. Ты начал принимать те таблетки, что я выслал тебе?
   -Да, - немного спокойнее сумел ответить он. Мелкая дрожь сотрясала все его тело, а руки сжимали колени до побелевших костяшек. -Саманта была здесь. Я ее видел. Она была в своем любимом розовом платьице и маленьких туфельках с серебряными пряжками, которые я ей подарил на ее третий день рождения. И... она улыбалась, - уже совсем шепотом сказал Майлз.
   -У тебя галлюцинации. Прими перед сном две  таблетки из присланных, тебе станет намного лучше, поверь. Ты просто хочешь общения, поэтому ты видишь такие вещи. Я все понимаю, проведя больше года в полном одиночестве любой стал бы воображать подобное.
   -Но... она была как живая... - давясь слезами, только и сумел выговорить он.
   -Ты перенапрягся. Не беспокойся, все пройдет. Иди, прими таблетки и ложись спать.
   -Пожалуй, ты прав. Спасибо, Оскар.
   -Майлз, да какие вопросы? Я только рад помочь тебе, ты же знаешь. А теперь извини, но у меня пациент. Свет тебе, брат мой.
    -Да озарит Свет твой путь, Оскар. Еще раз спасибо.
   Щелчок - и Майлз остается в полном одиночестве, наедине со своими кошмарами...
     * * *
   Две таблетки, похожие на лакированные пуговицы, лежали на ладони профессора, маняще поблескивая своими переливающимися, сверкающими гранями. Майлз осторожно положил одну на язык, словно осторожно входил в речку, еще холодную после весны, но уже манящую. Таблетка довольно легко проскочила в горло, сносимая потоком воды; через несколько секунд ее судьбу разделила и вторая.
   "Хотелось бы верить, что это мне поможет. Хотя бы одну спокойную ночь, без этих видений..." Он прикрыл глаза трясущейся рукой на пару мгновений. Открыв глаза, он не увидел ничего нового: все та же кровать, тумбочка, пустой стакан, недочитанная книжка Брэдберри (профессор всегда удивлялся точности описания этого человека из прошлого, точно живопишущего его, Майлза, настоящее: некоторые его произведения являлись нынешней повседневностью, в то время как другие оставались просто наивной утопией). Осмотрев эти нехитрые пожитки, он лег в надежде на быстрый сон.
   Сон не шел. Под потолком крутился вентилятор, гонявший застоявшийся воздух по маленькой комнатке, являвшейся спальней профессора. Он неотрывно смотрел на лопасти этого медленного агрегата, точно пытаясь понять нечто очень важное. Но важное никак не шло ему в голову, да и вообще голова оставалась кристально пустой, хотя и тяжелой. По старой привычке он стал проверять ощущения во всем теле: это всегда помогало ему освободиться от излишних мыслей и быстрее уснуть. Ноющие, уставшие ноги с тяжелыми, точно свинцовыми коленями, руки, больше похожие на пучки сельдерея, лежащие вдоль тела, напряженная шея... Майлз начал медленно расслаблять мышцу за мышцей, проверяя улучшения в теле. Они не заставили себя ждать: во всем теле появилась точно парящая легкость, и он начал тихо взлетать над своим телом в мир сновидений, медленно отдаляясь от реального бытия...