Предисловие переводчика
(подробней об этой книге см. мою статью http://www.proza.ru/2010/11/10/384 )
На You Tube см. http://www.youtube.com/watch?v=7XUChvhsYw4
Ежегодно, в день скорби 9 ава, сыны Израиля перечитываю свиток Эйха, вспоминая трагические события еврейской истории.
Название «Эйха» в еврейской традиции следует обычаю именовать книгу по первому слову, в котором, как правило, сфокусирован смысл книги. Слово «эйха» у пророков – возглас горького удивления перед огромными размерами бедствия: «как могло случиться подобное?!»
Традиция относит авторство книги пророку Иеремии, ставшему свидетелем разрушения Первого Храма. В Талмуде сказано: «Иеремия написал свою (пророческую) книгу Иеремии, книгу Царств и (книгу) Плача» (трактат Бава Батра,15а). В христианской традиции Эйха так и называется – «Плач Иеремии».
Эйха принадлежит поэтическому жанру скорбных элегий, «киннот». Стихи расположены в алфавитном порядке, и каждая глава (за исключением последней) образует акростих.
Плач Иеремии рисует картину гибели Храма и разрушения Иерусалима. Трагизм этого двойного несчастья автор переживает как невосполнимую потерю. Его душат слезы, переполняет скорбь. Однако пророк не довольствуется лишь выражением скорби. Он обнажает причины, приведшие к катастрофе, пытается преодолеть отчаяние и разглядеть в будущем свет надежды.
Из молитвы отдельного человека «плач Иеремии» стал молитвой всего народа, выражением скорби по утраченной близости к Богу и надежды на ее возвращение.
В художественном отношении мой поэтический перевод точно воспроизводит ритм и смысл библейского стиха, передает его интонации и отчасти просодию.
1.
Как одинока вдова отверженная,
столица многолюдная – в запустенье глубоком,
госпожа племен обложена данью,
владычица городов – оброком.
Ночью захлебывается в рыданьях,
мокры от слез щеки ее и губы.
Преданную лже-дружеством кто утешит? –
обманщикам обманутая не люба.
Разорена, измучена Иудея,
сослана невольницей на повинность,
бесприютно скитается меж народов,
настигают ее гонители в теснинах.
Поросли быльем все пути Сиона,
не паломничают на праздники поселяне,
Храм в руинах, окутались священники скорбью,
плачут девы; горе, куда ни глянешь.
Ненавистники правителями ей стали,
недруги благоденствуют безмятежно –
удручил многогрешную Царь небесный,
враг в неволю увел ее чад нежных.
Дочь Сиона красы и славы лишилась,
уподобились князья ее ланям в пустыне.
Изнуренные, в изгнанье бредут уныло,
под ярмом победителей гнут спины.
Вспоминает Иерушалаим минувшие годы,
в скитаниях горьких – отрады утешные.
Под ругателем беспомощная столица,
над упадком ее глумятся насмешники.
Согрешила она, потому отвержена.
Зрят бесчестье ее прохожие – головами качают.
Почитали славную – опозоренную презрели.
Сторонясь знакомцев, вздыхает она в печали.
ПОлы ее истечениями запятнаны,
кровью скверны опозорены одеяния.
Ниже низкого пала! Утешителя не отыщет,
блудодейная, не думала о воздаянии.
Воззри на несчастную, Господи, смилуйся!
Посмотри, как возрос ее враг заклятый!
На все, что мило ей, наложил руку алчную,
осквернил Храм, презрел его святость.
В Святая Святых – чужаков толпы,
племена, о коих Тобой заповедано:
«Не войдут они в общину Господню» –
похваляются над поверженною победами.
Стеная, молят граждане пропитания,
драгоценности отдают за хлеб насущный…
– Обжиралась бы я как нищенка на помоях,
кем я стала, воззри же, увидь, Сущий!
Не о вас будь сказано, люди добрые,
видят муки мои путники – кровь стынет.
Есть ли скорбь, что подобна моей скорби?
Болью-болей пронзил Он меня ныне.
Попалил в день ярости небесным пламенем,
размозжил кости мои, обугленные истолок.
Спутал сетью шаги, выдал врагу плененную,
на руинах покинул недужную казнящий Бог.
Ярмо грехов обременило выю мою,
обессилели злодеяния падшую, оплели.
Отдал меня Господь истязателям лютым,
хлещут, хлещут – не подняться с земли.
Потоптал богатырей во чреве моем,
нарек срок гонителю – сломить юношей сильных.
Дев иудейских под стопы недругов уложил –
как гроздья отжал в давильне.
О них захожусь слезами, оплакиваю любимых,
истекли очи мои, стали родниками рыданий.
Далек утешитель, спасения нет, одолели враги,
дети мои скорбят в пустыне страданий.
Простирает руки с мольбой дочь Сиона,
о милости тщетно взывает в мучениях.
Окружил Якова ненавистниками Господь,
позорят Иерушалаим, как блудную в истечениях.
Праведен, справедлив Господь карающий.
Не вняла я словам Его, речения уст нарушила.
Узрите же, племена, как прозябаю в горести,
дев моих враг забрал, полонил юношей.
Звала я тщетно сынов лже-дружества,
во славе желали меня – в бедствии не захотели.
Старейшины мои истлевали от голода,
священники хлеба молили – удержать душу в теле.
Воззри, Господи, смилуйся: худо мне, худо!
Перегорело нутро мое, дух пришиблен,
сердце в испуге упало, окружили ужасы:
на улице меч разящий, в доме погибель.
Многие стенаниям моим внимали –
сочувствующего не нашлось безутешной.
Все прослышавшие о бедах моих ликовали,
радовал Ты ненавистников терзанием многогрешной.
Боже, пусть и для них день гнева настанет,
да изведают ярость Твою, как я изведала.
Взгляни на злодейства, что мне учинили,
за обиды мои воздай моими же бедами.
Велики преступленья мои, кары заслужены.
Вздохи тяжкие множит
удрученное сердце недужное.
2.
Яростью помрачил дочь Сиона Господь,
день ясный – хмурою тучей.
красу Израиля наземь с небес швырнул,
сокрушил Святыню дланью могучей.
Не щадил земного подножия Своего,
добра не попомнил святому чертогу.
Веси и грады, освирепев, пожрал,
пажити изгубил пастырь строгий.
В сердцах сокрушил дочь Иегуды,
втоптал в прах, крепости ее с землею сровнял.
Похулил царство, царствующих унизил,
обесчестил вельмож, мольбам знатных не внял.
Рог доблести обрубил Израилю,
сломил десницу его, занесенную над врагом.
Как пожар лесной запылал в среде Якова,
опалил его яростью, пожрал кругом.
Недругом сделался, лук вражды согнул,
десницей мощной напряг тетиву до звона.
Лучших сынов Иегуды истребил – радость очей,
безумие гнева излил на шатры Сиона.
Ненавистником стал Господь, осерчал люто,
разинул зев на Израиль, пожрал злодейски,
дворцы его заглотал, порушил оплоты,
умножил вопль и стенание дочери иудейской.
Скинию сада разметал на сушняк,
обнажил святыню Свою перед вражьим взором,
праздники и субботы сионские забвенью обрек,
царя и священника осквернил позором.
Презрел Господь святой жертвенник Свой,
погнушался земным чертогом Всесильный.
Врата дворцов распахнул, захватчикам выдал столицу,
воплями торжества Храм Его враги огласили.
Замыслил стены Сиона сровнять с землей,
мерный шнур протянул, не унял мести,
стены могучие сокрушить не раздумал,
обрушил стены с валами вместе.
В прах осели врата, засовы Господь срубил.
Царь и князья в плену у племен жестоких.
Забыта Тора, провидцы утратили дар,
откровений не обретают пророки.
Скорбные старцы безмолвно сидят в пыли,
вретищем облачились, главу посыпали прахом.
Девы иерусалимские горестью удручены,
никнут долу челом от стыда и страха.
Истекли в рыданьях, иссякли очи мои,
искипело нутро, желчью вылилось наземь.
О народ мой! Младенцы и дети мои!
От голода умирают среди уличной грязи.
О винных лакомствах бредили на руках матерей,
в беспамятстве жита себе искали.
Покидала их жизнь на материнской груди,
на стогнах градских дух испускали.
Кому уподоблю тебя, дева Сионская?
Где отыщу утешенье дщери Иерусалима?
Глубже моря горе твое, сломлен, подавлен дух,
раны тяжкие неисцелимы.
Провидцы твои пустое прорицали тебе,
покрывали грех, раскаяться не давали.
Ободряли распутную радетели лжи,
к заблудшей с поучением не взывали.
Присвистывают путники, видя Иерусалим,
всплескивают руками, головами качают:
– Это ли град вселенский, совершенство красы?
Радостью мира его ль величают?
Все ненавистники на тебя разинули пасть,
зубами щелкали: «Иерусалим мы пожрали!»
Улюлюкали: «Травили мы его и настигли,
Сбылось! В бедствии зрим Израиль!»
Замысел Свой суровый исполнил Господь,
сокрушил тебя, не помиловал – как древле изрек.
Всех притеснителей несчастьем твоим порадовал
потешил недругов, вознес их рог.
Сердце твое жалобой к Господу истечет:
– Крепость Свою сгубил Ты – соборие душ наших!
Рыдай, дочь Сиона, покоя не попускай очам,
бессонно слезы точи из глаз запавших.
Встань, огласи мольбой полуночный час,
непроглядную тьму пронзи отчаянным криком.
Руки к Нему простри за младенцев своих,
от истощенья истаивавших на рынках.
Воззри же, Господь, кому причинил Ты зло!
Когда еще чад взлелеянных безумные матери ели?
В святилище Божьем, когда погибал пророк,
в Храме Твоем убийцы священников не жалели?
На улицах умирали юноши и старики,
падали отроки, погибали под лезвием девы.
В ярости Ты поразил их, не пощадил,
на бойне кровавой заклал нас в годину гнева.
На праздник расправы народы созвал окрест,
беглецам уцелевшим заступил к спасенью пути.
Все, что я взращивал, вытоптали враги,
все истребили, что пестовал я и святил...
3.
Я муж, принявший муки гнева Его,
путями тьмы Он гнал меня, побоями понукал;
избранником казни я стал неустанному:
что ни день возвращалась, разила Господня рука.
Истрепал Он покров плоти моей, кость расшиб,
стеной бедствий стеснил меня, осадил горькой недолей,
в преисподнюю вверг, вековать с мертвецами,
живому – впотьмах безысходной боли.
Утяжелил кандалы мои, замуровал – не выбраться,
взмолюсь, вопиять стану – от речей моих слух отнимет.
Глыбами завалил Он пути мои, стезю спасения искривил,
стал как медведь стерегущий, затаившийся скимен.
Шипами усеял шаги мои, в надрыв исколол, оглоушил,
напряг лук, мишенью выставил стрелам.
Опустошил колчан Свой в самое уязвимое,
толпе поношением, сплетнею ближним сделал.
Пресытил горечью терпкой, упоил полынью,
лицом вдавил в прах, источил щебнем зубы.
Душа лишилась мира, благо забыла, избыла веру.
Мыслил я: кончено, предал Господь нелюбый.
Вспомни же, удрученная, ропот отравный – горечь,
вспомни, отчайся, склонись, оцепеней, душа.
Что я сердцу отвечу? Учись уповать без надежды:
вдруг не иссякла любовь Его, милость не перешла…
Он обновляет верность Свою утрами.
Молви, душа: в Господе мой удел, надежда в Едином.
К уповающим добр Господь, к взыскующим милосерден.
Молча спасения ждать – благо страдальцам повинным.
Благо принять с любовью урок Господень:
в слезах одиноко немотствовать, возложенное сносить.
В прах закопай уста – может быть, есть надежда,
бьющему щеку подставь, поношением дух насыть.
Ибо Господь казнящий не навеки оставит,
в глубинах скорби щадит, милость Его безмерна.
Не по злобе карает, гнетет виновных печалью –
попрать не желает страдальцев, томить в узилищах смертных.
В тяжбе с людьми законы не извратит Всевышний,
не опорочит мужа – справедлив Его суд.
Сбудется ли реченное, если Господом не заповедано?
Добро ли, зло не из уст Его – не пройдут.
Что на Бога роптать? На свой обычай пеняй, пути исследуй.
К Господу возвратимся! Поблудили стезями унылыми!
Раскаемся ныне, к небесам обратим сердца.
Повинимся: «Отпали мы, грешные, Ты не помиловал».
Тучей гнева окутался, гнал, убивал без жалости,
от мольбы нашей скрылся за завесою глухоты.
Гадостной мерзостью перед народами выставил,
поносили нас ненавистники, щерили рты.
В ямину страха мы канули, биты, порушены,
Очи мои! Полноводные источите потоки,
над дщерью народа моего рыдайте не иссякая,
без сна – над поверженною жестоко.
Пока не очнется Господь, не воззрит с небес,
терзайте мне душу, очи, страданиями столицы.
Дочерей ее неповинных ненавистники истязают,
силок нам раскинули, ловят как птицу.
В колодец швырнули меня, метали каменья,
на голову воду лили, думал я: смерть приму.
Из глубин преисподней взывал: Господи, не загради слуха,
облегчи муки, внемли молению моему!
Верую, день придет, позову, и ответишь: не бойся!
Явишься душу мою искупить, пойдешь на врагов войною.
Судилище учинили неправое, извратили законы:
воссядешь суд справедливый свершить надо мною.
Ты заговор тайный видишь, мстительное коварство,
брань и проклятия, помышления злостные.
С наветами на меня восстают, что ни день строят ковы,
сидят ли, стоят – перемывают кости мне.
По делам воздай им, Боже, мерой за меру,
сломи сердца упорные, прокляты будут они!
Преследуй их яростью, истреби совершенно,
из-под небес Господних навек изгони.
4.
Как потускнело злато червонное, сиянье утратило,
самоцветы по стогнам рассыпались, выпали из оправ.
Сыны Сиона золотом были, сосудами драгоценными,
как скудельной утварью стали, лепкою гончара?
Левиафан сосцы детищам подает, чад питает,
а дочь народа моего жестока, как страус в пустыне.
Языки младенцев от жажды прилипли к гортани,
о хлебе молит дитя – нет ему благостыни.
Ценители яств изысканных на улицах околевают,
почивавшие на пурпуре роются в нечистотах.
О, тяжка кара народа моего! Содом затмила,
град, в одночасье погибший – не от дланей жестоких.
Знатные твои чище снега были, белей молока,
важен их стан горделивый, лик – отблеск солнца.
Как омрачилась краса их! Подернулась мглою,
встретишь на улице – не признаешь знакомца.
Как древо иссох, кожа сморщенная на костях обвисла…
Пронзенному лучше, истекшему кровью алой,
легче смерть от меча, чем гибель в муках голодных –
до костей нас бесхлебица изглодала.
Жены милосердные деток своих варили,
плотью младенцев питались матери!
Как же низко ты пала, дочь племени моего,
в пору бедственную, в час проклятия.
Сполна излил гнев Свой Господь, полыхнул жаром ярости,
обуяло пламя Сион, взвилось над градом палимым.
Не чаяли земные цари, народы мира не верили:
как осилит враг-притеснитель ворота Иерусалима?
За грехи пророков угодливых, за пороки священников льстивых,
за судей неправедных, что кровь проливали правую,
как слепцы, натыкаясь, бродили мы, скверной измазаны,
омерзели руке – не тронуть одежды кровавые.
– Прочь! Ступайте прочь, оскверненные! –
Бранили народы изгнанников, освистывали.
Улюлюкали племена: «Явились, бродяги отверженные!»
Сулили: «Не заживетесь у нас, нечистые».
Говорили: «Гнев Божий рассеял гонимых,
Он знать их не хочет, нет Ему в них печали».
Священников наших в скитаньях не почитали,
не щадили старцев, мудрых не привечали.
А мы то на помощь дружескую уповали!
Ожидали подмоги, все глаза проглядели встревожено.
Надежды наши – пустое, упования – тщетны,
обманули нас племена посулами ложными.
Стерегли ловцы шаги наши, загонами сделали улицы,
пришел нам конец, исполнились дни, погибель ныне!
Враги как орлы легкокрылые ринулись с поднебесья,
горами погнали нас, затаили засады в пустыне.
Наследник Давида, дыхание уст наших,
заточен в подземелье, в узилище вражье брошен.
О нем говорили мы: в сени его не прозябнем,
защитит от гнева племен помазанник Божий!
Радуйся, дочь Эдома, ликуй в земле Уц,
живи в стране своей, пока не перейдет к тебе чаша.
Выпьешь и опьянеешь – тогда стыд обнажишь,
раскроется срамота дочери падшей.
А ты, дочь Сиона – искуплен грех твой, иссякло зло,
не продлится боле пора скитаний.
Черед дщери Эдома грядет, взыщет с преступной Господь,
изобличит перед всеми порок ее тайный.
5.
Обиды паствы Твоей не забудь, Пастырь!
Узри, как глумятся над нами, Всесильный!
Закабалили захватчики угодья родные,
дома отеческие чужаки населили.
Безотчим сиротам мы уподобились,
матери наши – как вдовы, познавшие горесть.
Из колодцев своих воду за серебро черпаем,
за плату – в садах собираем хворост.
Гнали нас подъяремных, хлестали измученных,
отдыха не давали в пути избитым.
Хлеб у Ашшура мы вымаливали напрасно,
тщетно простирали руки к Египту.
Согрешили отцы наши – мы же претерпеваем.
Порабощенным, нету нам избавителя.
Хлеб насущный ищем в сени погибели:
меч в пустыне нас косит, стерегут грабители.
Выдубила, измяла нас лихорадка голодная,
почернела кожа, сморщилась, как от тления.
Жен Сиона истязали враги, бесчестили,
распинали дев в иудейских селениях.
Князей бичевали на дыбе, старейшин позорили,
обременяли юношей жерновами тяжкими,
отроки под ношами дровяными падали,
оступались под непосильной поклажею.
Не толкуют закон старцы на площадях,
умолкли ликующих юношей хоры,
радость ушла, везде воздыханье и скорбь,
ни плясок, ни праздников: горе нам, горе.
Скатился венец с главы нашей, Храм разрушен,
от печали мутятся взоры и сердце страждет.
Обезлюдел Сион, шакалы среди руин,
согрешили мы, каемся, ибо повинен каждый!
Господи! Но Ты ведь превечно Сущий,
Твой небесный престол в роды родов незыблем.
Отчего Ты забыл нас? Неужто навек оставил?
Не покидай нас, мы без Тебя погибнем.
Возврати нас к Себе – и, раскаявшиеся, вернемся,
обнови наши дни благом времен минувших,
снизойди к омерзевшим перед Тобою, грешным,
над прогневившими – смилуйся великодушно.
...........................
Возврати нас к Себе – и раскаемся, дни наши обнови как древле.