Сон

Марина Зейтц
                Кто знает, что такое сон? Иногда нам кажется, что сны реальнее, чем наша жизнь, интереснее, счастливее. И мы стремимся окунуться в это сумеречное царство, чтобы увидеть,  как сбываются самые потаенные  мечты. Там  мы встречаем тех, кого никогда не встретим в обычной жизни, бываем там, где никогда не сможем побывать, испытываем то, что невозможно испытать на самом деле. Иногда мы видим будущее, иногда – прошедшее, иногда – не сбывшееся. Есть сны прекрасные, есть – кошмарные. В призрачной, нереальной бытности  мы летаем или поем, говорим на иностранных языках или танцуем так, как никогда не сможем в нашей обыкновенной, привычной жизни. Что же такое – СОН?  Что это, наша вторая реальность? А может быть, наша реальность – это только сон?

 ================================================   1 

 Юля крепко спит… Тонкая ночная рубашка  закрутилась вокруг тела, но это не мешает ей раскинуть руки, согнуть колени… Скоро рассветет, и посланец рассвета -  мягкий солнечный луч  крадется вдоль подушки. Юле снится Вадим, ее муж. Она слышит  знакомый, слегка запинающийся голос, ей очень хочется обнять любимого, прижаться к нему.  Теплая волна проходит по разнеженному предутренним сном телу, и девушка прогибается назад, приподнимая грудь. Голос все ближе, он звучит около самого уха, мягко наговаривая знакомые ласковые слова, Юля ощущает скольжение жарких рук по вздрагивающей коже. Но вот руки смыкаются на спине, и твердая, как камень,  грудь плотно прижимается к ее груди. Она физически чувствует тяжесть мужского тела. Какой странный сон! Он так похож на реальность… Постойте – но ведь Вадим в командировке, а она слышит его голос, чувствует прикосновение  рук, бедер,  ощущает, как жадные пальцы торопливо сдвигают вверх запутавшуюся рубашку, шарят вдоль ног, грубо, торопливо, настойчиво.  Нет!!!  Это - не он!  Не Вадим!  Она с трудом открывает глаза, и с ужасом видит около своего лица темную небритую щеку, ощущает тяжесть лежащего на ней незнакомого мужчины, слышит  порывистое, резкое дыхание. Он делает нетерпеливые, грубые движения, прижимает ее руку к постели. Она хочет закричать, но  плотная, тяжелая ладонь зажимает  рот. Юля  с ужасом  понимает, что освободиться невозможно, поздно! Он овладел ею -  короткими, резкими движениями. Юля начинает биться, но это заводит насильника еще больше. Как больно  давит на лицо ненавистная рука, перекрывая воздух! …  дыхание останавливается, в глазах темнеет.  Страх парализует девушку, заливает мозг, образуя глубокую воронку,  холодную и темную. Юля хочет удержаться, но ухватиться не за что, и тело, потерявшее опору, стремительно проваливается в водоворот.  Это ощущение непрерывного, безвозвратного падения сковывает  движения, в ушах возникает звон, пронзительный и грозный. Наконец и этот звук, постепенно истончаясь, глохнет. Лишь где-то, очень глубоко, у самого дна, Юля улавливает последний всплеск сознания. Стуком упавшей капли возник на мгновение этот всплеск, пошли круги по воде…  Темнота, тишина! Как страшно там,  на дне! Только  – песок… Нет опоры… И нечем дышать.
 Сколько прошло времени,  неизвестно,  но Юля чувствует, как  из глубин  обморочного  колодца, постепенно обретая слух и зрение, она медленно поднимается наверх. Движение дается  с огромным трудом,  но чем выше она всплывает, тем отчетливее понимает, что тот, чужой и ненавистный, никуда не исчез. Он все еще там:  терзает ее тело, зажимает рот. Девушка снова пытается освободиться, но сил  мало, очень мало! Этому мерзавцу невозможно противостоять. Юля перестает биться и даже не пытается кричать, замирает неподвижно, обреченно. И тут происходит самое главное и притом - самое страшное: мужчина опирается на локти, приподнимает голову. Видно только  искаженное лицо, открытый рот, выкаченные глаза. Юля вытягивает руки, пытаясь его оттолкнуть, зажмуривает глаза, и  кричит.  Кричит истошно, надрывая связки, потому что знает, что сейчас будет то непереносимое, жуткое, которое даже невозможно представить:  этого она боится больше всего!  Крик застревает в горле. Тяжело дыша, с   удушливым клубком, застрявшим глубоко в гортани,  она просыпается.

  Юля села на кровати, закрыла руками влажное холодное лицо и заплакала,  мелко дрожа. Потом, видимым усилием протянула руку и взяла со столика, стоящего у кровати, кружку с водой.  Отпила немного, неловко глотая, и, всхлипнув, произнесла:
 - Все то же! То же! Опять! Опять! Я сойду с ума! – и обессилено рухнула на постель.
 В комнате тихо. Мерно тикают часы, отмеряя последние дни уходящей осени. Рассветное солнце пробилось сквозь тонкие занавески, и на стене проявился ажурный рисунок. За окном серый, насквозь продутый ветром двор без единого деревца,  лужи, затянутые слюдяными пластинками льда. Робкое, любопытное солнце  кажется  припозднившимся гостем, несмело заглядывающим в комнату. Его уже не ждут, а он взял, да и пришел. И, стесняясь своего опоздания, протягивает подарок – невесомый, кружевной рисунок на обоях и потолке.  Вся стена комнаты  увешана картинами,  и этот узор, причудливо искажаясь, отпечатывается на полотнах, рамах и настенной лампе, сделанной  в виде цветка водяной лилии.
 Картин много:  одни окантованы  в толстые, массивные рамы, другие  - в тонкие, почти незаметные рамочки.   Занавеска шевелится от легкого сквозняка, и кажется, что изображенная искусным художником  лошадь скачет  прямиком  в соседнюю картину, где шумит темный весенний бор и качается тонкая, неустойчивая березка.  Эта,  с весенним бором,  Юле нравится больше других. Ей кажется, что  и березка, и влажный, пробуждающийся лес беспокоятся за нее, свою хозяйку, и хотят ей о чем-то рассказать.
 Она нехотя переводит взгляд на маленький, в скромной рамочке рисунок, где изображена  очень юная девушка, почти  девочка, перебегающая речку через шаткий мостик. Этой работы она   не любит. При одном только взгляде на незамысловатую сценку  всегда появляется чувство неясной опасности и возникает ощущение, что лучше на нее не смотреть,  но вот что странно – она  чем-то привлекает!  Эта девочка напоминает саму Юлю, когда та была маленькой и это - смутно не нравится…  Если бы не бабушка, очень дорожившая всем своим собранием картин, Юля давно бы от картинки  избавилась, от греха подальше! А так рука не поднимается продать хоть что-то… Пусть уж все и висят!
  Бабушка рассказывала, что начала собирать  картины давно,  во время войны. Она обожала свою коллекцию, висевшую в спальне, могла полдня просидеть перед ними в старом кожаном кресле, а то и  всю ночь…  Юле даже казалось иногда, что старушка с ними разговаривает.  Потом, когда Юля вышла замуж, эта комната стала спальней ее и Вадима. Бабушка, к тому времени уже год, как скончалась.

 Юля протягивает руку и берет с тумбочки коробочку с лекарством. Глотает таблетку и торопливо запивает. Потом снова опускается на подушки, долго лежит, не мигая,  постепенно успокаиваясь. Скорее бы вернулся Вадим! Когда он рядом, никакие кошмары  не снятся. Он такой надежный, спокойный, уверенный в себе! Когда страшный насильник приснился в первый раз, Юля почему-то  постеснялась поведать мужу о кошмаре, и о том, как испугалась.  Неудобно стало за свою впечатлительность – мало ли что может привидеться.  Да и потом, она надеялась, что сон больше не повторится. Но весь этот ужас вернулся вновь, и тогда она не выдержала!  Рассказала, стараясь говорить сдержанно, обдумывая каждое слово. И вот сейчас,  чтобы хоть немного отвлечься, Юля начинает  вспоминать: что же было потом, после ее признания.
  Вадим внимательно все выслушал. Он ее рассказ воспринял очень серьезно, не на шутку обеспокоился  и  посоветовал  сходить к врачу, подлечить нервы.
 - Может быть, ты пережила что-то подобное в своей жизни? Знаешь, как в кинофильме каком-то, не помню, как  называется? Там на героиню в детстве напал маньяк, отчего потом  у девицы  были проблемы с психикой, пока ее  не спас психотерапевт. Его еще Ричард Гир играл, кажется. Или, может ты в детстве таких фильмов насмотрелась, а?
 - Да таких фильмов полно! Американская продукция. Там вечно какие-то психиатры и  богатые клиентки, которые их пытаются соблазнить… - Юля расстроилась, ей показалось,  что Вадим нарочно намекает на  школьные годы, когда  родители  внезапно уехали,  оставив  ее жить одну,  с бабушкой. Он считал, что они не имели права так  поступать - мало ли как могла повлиять странная, целыми днями сидевшая дома старая женщина на маленькую девочку! Юля так не считала, поэтому возмутилась.
  - Во-первых, никаких таких фильмов я в детстве не смотрела. Ну и со мной -  тем более, ничего подобного никогда не происходило! Я бы помнила! Или кто-то из родственников бы знал. Это – во-вторых!
 Вадим покачал головой, развел руками.
 - Ну, не знаю тогда… Но  нужно что-то делать! В третьих…  Раз это тебя так взволновало!
 Он вроде даже улыбнулся, пытаясь свести все к шутке, а она ничего не ответила  и стала рассеянно, по привычке, рассматривать картины. А потом заметила что-то необычное.
 - Как интересно! –  сказала тогда  Юля. – Почему сегодня утром картины выглядят совсем не так, как вчера вечером? Мне кажется, в них  что-то изменилось!
 - Это вполне естественно! – рассмеялся Вадим, - разное освещение! Даже диван в гостиной выглядит вечером совсем не так, как днем! -  он неуверенно посмотрел на диван, словно ища подтверждение своим словам.
 - А нервы у тебя все-таки шалят! – Вадим  оторвался от созерцания дивана и неторопливо двинулся к выходу. Юля  помнит, как удивилась:  Вадим не заметил того, что увидела она, поэтому   не стала тогда больше слушать невнимательного мужа, продолжая  рассматривать свою  любимую картину с весенним бором. Лес на ней был  сырой, зябкий, продутый весенними ветрами, затопленный по колено тающим снегом! А раньше, до того дня,  ей казалось, что там  вовсе не промозгло-сыро, а  по-весеннему ясно и свежо.
  - Да, кстати! – Вадим, уже стоя в дверях,  вдруг все-таки сосредоточил свой взгляд на темном бору с шаткой березкой на первом плане и как-то напрягся. – Один мой друг, художник, п-просит разрешения зайти, сфотографировать пару картин. Нап-пример, вот эту! Он попробует автора узнать. Мне кажется, это какой-то известный мастер нарисовал. Интересно же его мнение, он, как-никак,   в своей области с-специалист!
 Юля сразу обратила внимание на то, что муж стал вдруг запинаться, как только заговорил о друге; а это являлось признаком сильного волнения! Она в тот момент даже удивилась слегка, чем он так взволнован, но сфотографировать картины разрешила. Что тут такого? Ей не жалко!
 - Пусть приходит, если хочет, и делает снимки, а я сама с ним потом поговорю. Ох, уж это твоя навязчивая идея, насчет известного художника! Я-то ведь узнавала, после бабушкиной смерти, вызывала эксперта. Он сказал – ничего ценного нет, живите спокойно!
 Юля, помнится,  плюхнулась после этих слов в старое кресло, жалобно скрипнувшее под ней. Она так отчетливо вспомнила этот скрип, словно услышала его снова! Потом  села ровно, вытянула ноги и посмотрела на мужа, все еще стоявшего в дверях.  Он уклончиво смотрел куда-то вбок.
 - Мало ли, что этот сказал, эксперт твой! Может, он просто не хотел связываться. Всякое может быть!
 Вадим  произнес эту фразу  совсем спокойно, не запинаясь.  Потом он исчез в дверном проеме, аккуратно прикрыв за собой дверь.

 Ну вот, Юля уже почти успокоилась – можно  вспоминать дальше.  Все-таки память у нее хорошая – все четко помнится! Так-так! Потом… Потом - он как раз и появился! Этот друг-художник…  вскоре после разговора. Вадим успел сообщить ей, что зовут  специалиста Гарик. «Странное имя!» - сразу подумала тогда Юля. - «Несолидное какое-то! Может, не надо было его приглашать?»
 Она еще не знала, что ее ждет! Когда Юля взглянула на гостя, перешагнувшего  порог ярко освещенной комнаты, она всерьез испугалась.  Как только увидала на темный силуэт мужчины, внезапно попавший в круг пронзительного света, испускаемого пятью сияющими лампами потолочной люстры, так сразу охнула, прижала руку к груди и тихо сползла на стул. Внутри что-то завязалось тяжелым, вязким узлом, горло перехватило.  Грубая походка, хмурый, колючий взгляд… Он был небрит, двигался как-то угловато. Что-то знакомое, связанное с очень неприятным! И не просто с неприятным, а с чем-то пугающим, недавним… Озноб медленной волной прокатился по ее спине. Разве такое может быть???   Не может! Но это – он! Тот  самый человек!!! Тот, который снится ей с недавних пор,  без сомнения -  он! Эта мысль Юлю просто подкосила! Она закрыла глаза, потом широко их распахнула. Может, все это кажется?  Напрасно, он никуда не исчез. Сердце сжалось и словно спряталось где-то в животе, мозг начал отключаться, отрицая всякую вероятность происходящего. Однако она не упала, справилась с собой и внимательно взглянула еще раз… Да! Перед ней стоял мужчина из  ночных кошмаров. Стоял и вежливо улыбался.
 Вадим удивленно глянул на нее, потом засмеялся, спросил:
 - Ты чего так побледнела, знакомы вы, что ли? Встречались? Да?
 - Где? Где мы могли встречаться? – ей показалось, что голос прозвучал неестественно.
«Вот ведь, ужас-то какой! И совсем недавно… да нет, невероятно!», подумала Юля, но бодро ответила:
  -  Нигде мы не встречались. С чего ты взял?
 Она тогда прижалась спиной к спинке стула и снова прикрыла глаза, чтобы не рассматривать этого ужасного Гарика. В конце-то концов, здесь, рядом, муж! Пусть он разбирается, защищает ее, если что. Если этот абсурд окажется правдой! Напугавший ее гость тем временем прошел в ванную комнату, вымыть руки, а муж тихо продолжал:
 - А ведь это не только мой друг! Это еще и приятель твоей дорогой Таси! Они в институте вместе учились. Тогда вы и могли! П-пересечься где-нибудь! – Вадим опять стал подозрительно запинаться. -  У нее же первое образование х-художественное, ты не забыла?
 Юля помнит, что  чувствовала себя ужасно неловко. Видеть  гостя не хотелось, а куда денешься!
 - Я знаю, она поступила, а потом ушла, с четвертого, что ли, курса…недоучилась, одним словом.  Сказала, картинками не заработаешь! У нее же тогда Симка родился. Она торговать пошла. –  вполголоса пробормотав все это, Юля не удержалась, снова искоса глянула на возвращающегося художника.
 - Мы точно не встречались, точно! – сказала она громко и  для убедительности  помотала головой. И даже попыталась независимо улыбнуться. Потом, поймав  прядь своих светлых волос, стала усердно крутить их на пальце. Привычка у нее была такая.
Странный Гарик ничего на эту реплику не ответил. Как будто она к нему не относилась вовсе.
 Вспоминая все эти подробности, Юля не удержалась, снова прихватила прядь волос и покрутила.  Волосы натянулись так, что стало неприятно голове.
 Вот и тогда, она, почувствовав боль, сразу пришла в себя. Потом - еще раз взглянула на гостя, уже спокойнее, и вдруг – вот странно! -  он ей показался вполне обычным человеком, вовсе не похожим… На того, который снился, который… Это ее поразило. «Чудеса! – подумала она. Мысли побежали торопливой чередой. -  Ей показалось? Показалось! Что за чертовщина…  Ну, неприветливый, хмурый – так это же не страшно! Он вполне себе ничего… И лицо такое тонкое, можно даже сказать – красивое…Волосы - волнистые, что ли, по-другому не сказать, нависают козырьком на глаза. Одет опрятно, видно, что одежда дорогая.  И что она вздумала его бояться? Это же совсем – совсем другой человек! Ей все мерещится, потому, что напугана сном!   Нервы -  никуда!».  Юля, заметив что Вадим на нее пристально смотрит,  освободила палец от запутанного локона  и уже намного спокойнее улыбнулась.
 - Ты не помнишь Тасю? Она с тобой вроде вместе училась! – сказал Вадим и весело глянул на художника. – она еще шмотками спекулировала! А?
 Юля помнит, что муж, плотно устроившись, сидел на диване, в то время как удивительный гость сновал по комнате, рассматривая все, что попадалось ему на пути.
 – Родители ей из Польши слали, она загоняла! – продолжил Вадим. -  Потом они в Америку подались, прислали ей контейнер подержанного барахла.  Тут уж торговля развернулась на полную катушку! Секен-хенд!
 - И что??? Как ты можешь ее осуждать! – взорвалась в этот момент окончательно пришедшая в себя  Юля.
Гость опять ничего не ответил, только помотал головой – мол, к нему это не относится, и отправился обследовать квартиру.
 Ей почему-то ужасно не хотелось сопровождать гостя в его экскурсии, а Вадим как засел в гостиной  на диване, так и ни с места! «И чего этот Гарик везде свой нос сует?» - Это Юлю неприятно беспокоило. – «Да так активно! Вот, наконец, в спальню пробрался и чем-то там подозрительно шуршит!» Она прислушалась, делая вид, что вовсе не следит за его манипуляциями, а разговаривает с мужем, и воскликнула:
    – Тася сына одна растила! Мерзавец какой-то ребенка сделал и смылся, а она… - Юля прямо вся извелась, пытаясь определить, что этот Гарик там разворачивает, такое бумажно-шуршащее… - и с этим контейнером у нее было больше проблем, чем прибыли. Оказывается, вывоз подержанных вещей был тогда воспрещен, и ей на таможне…
 - Ну-ну! Успокойся! Никто твою дорогую Тасю не осуждает. У нас теперь – свободная страна.  – Вадим, не вставая с кресла,  подмигнул Гарику, на минутку выглянувшему из спальни и, по-видимому, успевшему рассмотреть  там всю домашнюю коллекцию. – Что скажешь о нашем приданом?
 - Да как вам сказать! – голос у неприветливого  с виду живописца оказался неожиданно мягким, даже задушевным. Можно сказать, Юле  этот голос  внезапно даже понравился!
  - Х-ммм… Вы же не собираетесь ее распродавать? Или собираетесь?
Он произнес эту фразу другим тоном –  быстро, настороженно…
 Она тогда  вздрогнула, находясь под впечатлением неприятных воспоминаний, приподнялась и посмотрела в дверной просвет. Квартира была довольно просторной – старый фонд! Обе комнаты – гостиная и спальня  были смежными.
- Нет! – выпалила Юля почти сразу, как только прозвучал вопрос.
  В тот вечер дверь, ведущая в спальню, широкая, двустворчатая, была распахнута настежь, так, что картины четко вырисовывались в комнатном полумраке.  Самого Гарика не было видно, но голос его звучал очень громко.
- Значит, не будете?
 Он наконец-то перестал там метаться, затих и не издавал больше никаких посторонних звуков.
 - Ни в коем случае! – Юлю все это так взволновало, что она с новой силой принялась  теребить прядь волос. – Я ничего продавать не буду!
 Она хорошо помнит, как ей не нравилось, что совершенно не видно действий чудного визитера. Фотографирует он там, что ли? Вроде собирался? Кроме того, она отчетливо помнит, как хотела заглянуть в комнату, но, почему-то, со стула подняться так и не решилась.
 - Да не переживайте Вы так! – проворковал странный Гарик из спальни. Он обращался только к ней. Голос его звучал теперь фальшиво-утешительно,  – Я сделал пару снимков. Посмотрю в каталоги… Мало ли что! Вам ведь будет просто интересно, раз уж Вы обладаете  такой коллекцией. Такой замечательной коллекцией! – голос его стал совсем вкрадчивым и даже каким-то интимным.
- Вот, лошадь, например. Я ее, определенно, знаю. Старая знакомая.  «Ах, лошадь, лошадь, знаменье силы! Все в прошлом, в прошлом… светло… красиво…» - он прошептал что-то еще, неразборчиво. Очень странный тип!
Юля и сейчас, вспоминая,  поежилась. Что он там бормотал? Вдруг  в ее вещах рылся? Да нет, какая ерунда!
 - Да ладно, не переживайте! – повторил гость   своим задушевным голосом, выходя из спальни в освещенное яркой люстрой пространство гостиной, внимательно глядя, как Юля наматывает волосы, расправляет их, потом снова начинает крутить.
– Кто же Вас заставит продавать? Как захотите, так и поступите… Если только сами!  Сами! – он воздел выпуклые бесцветные глаза к потолку. - Вы тут – самая главная.  Ваша коллекция -  ваша собственность! Вам решать!
 Юля тогда, и правда, успокоилась. Действительно, чего бояться? Ей все мерещится что-то, просто появилась с недавних пор эта  тревожность, мнительность… нервы! Она решительно отряхнула руки и пошла на кухню, заварить чаю. Чайник все не закипал. Какая это морока – смотреть сквозь прозрачную пластиковую стенку на гладь воды, совершенно не желающую кипеть! Она прислушивалась к разговору в комнате и никак не могла понять, о чем  они говорят. Гудение чайника сливалось с бормотанием голосов. Сосредоточиться не удавалось! Наконец электрический мучитель забулькал и забурлил, но как раз  в это-то  время голоса и смолкли. Разговор, по-видимому, закончился.
 Они втроем чинно выпили по чашке чаю, заваренного Юлей по своему  особому рецепту, с гвоздикой и мятой, а потом  этот загадочный художник с дурацким именем Гарик откланялся и ушел.
 - Чего ты на него так уставилась? – спросил Вадим, закрывая за Гариком дверь. – Аж побледнела!
 - Он… неприятный какой-то… не знаю! Двуличный! Он мне не понравился. – ответила нерешительно Юля.
 - Да что ты! Милейший тип, мухи не обидит! – возразил Вадим, удаляясь в спальню и начиная готовиться ко сну. Юля, напротив, за ним не пошла, а стала прибирать со стола.
 – У тебя, точно, нервный срыв! Раз ты Игорька испугалась. – Супруг  говорил благодушно и даже игриво. - Ну, не от мира сего малость, так и понятно – художник! Они все не в себе!
 В этот момент в спальне у мужа что-то упало и зазвенело. Юля  вздрогнула и напряглась,  подумав, что с психикой точно, беда!
 - Черт! Твоя кружка разбилась! Зачем она тут, на столике стоит? - Вадим сердито выглянул из-за дверной створки, внезапно став похожим на только что выглядывавшего оттуда Гарика.
 - Я воду пила, кода просыпалась… -  Юле подошла к мужу с полотенцем на плече,  собираясь что-то еще сказать, но замолчала, видя, что Вадим  не слушает. Он продолжал рассуждать дальше, усевшись  на кровать в красных носках, купленных ею недавно. Пока она убирала с пола осколки, муж,  зевая,  начал стягивать носки.
 - Не пьет, между прочим, хотя не знаю! Может, травку курит, или что там у них принято.  Вадим  изобразил рукой что-то неопределенное, что потребляют для поднятия тонуса художники. -  Творческая личность. Иной раз как начнет загибать про искусство, как оно влиять может, да все такое! Прямо фантастика запредельная.
 Он снял, наконец, один носок и принялся его внимательно рассматривать.
 - Типа через предметы можно общаться с человеком, которого и не знаешь вовсе, да и вообще -  никогда не видел!  – Он встряхнул носок и недоверчиво посмотрел на него, словно это и был искомый для общения предмет.  - Наладить с ним контакт! Только механизмы нужно знать! Смешно! А компьютер тогда на что? Общайся сколько хочешь, и с кем пожелаешь.  Я в такие вещи не верю, конечно, а ему положено! Живописец – одно слово… Талантливый, потому и чокнутый слегка. Ну что – убрала осколки? Не дай Бог, утром наступлю!
 Вадим снова зевнул и продолжил свое трудное дело. Второй носок он стягивал необыкновенно долго, любовно и обстоятельно. Наконец, сняв, небрежно закинул оба  под столик, потянулся и произнес:
 - Давай лучше найдем другую тему! В конце-то концов, есть гораздо более интересные занятия, чем контакты с предметами искусства!
 Юля к этому времени  давно все убрала и лежала, уютно устроившись  на своей половине. Они не стали далее обсуждать странного друга, захваченные порывом любовной страсти, накрывшей их как морская волна – внезапно и властно.  Забывая обо всем в объятиях Вадима, сладко дыша ему в подмышку, Юля думала, что все это –  и художник Гарик, и ее страхи – все  такое далекое, надуманное и глупое, о чем  нужно просто забыть и не вспоминать никогда. Потом и эти мысли растаяли, унесенные мощным, но коротким  потоком упоительных ощущений.  Муж  что-то прошептал на ухо, и она заснула на его плече такая легкая, счастливая и бездумная. На этом приятном, полузабытом ощущении,  короткая экскурсия в дела недавно минувших дней закончилась.

  Она  вспомнила все это, успокаиваясь под действием таблеток. Воспоминания были  тревожными, хотя уловить причину беспокойства  она не могла. Ничего такого, особенного,  не произошло! Ну, показалось, что художник похож на страшного мужика из ее кошмаров, но ведь потом стало ясно – не похож! Еще стало ясно, между прочим, что нервы шалят, это точно! Вадим прав!  Через  день после визита Гарика  муж опять уехал. А Юле снова приснился тот же кошмарный сон.
 Хорошо хоть, что голова уже не болит и не кружится, как всегда, после пугающих до одури  снов. Таблетки помогают, спасибо Тасе. Это она их где-то откопала - у нее везде связи, знакомства, «свои люди».  «Да, Тася – настоящая подруга» – думает Юля.
Тем временем постепенно рассвело, и измученную ночными кошмарами девушку накрывает  дремота. Тихо тикают часы, шелестит край занавески. Он похож на лапу какого-то белого зверя -  то тянется в комнату, то бессильно падает, чтобы вновь и вновь повторять свою попытку. Юле снится, что кто-то зовет ее, чуть слышно, настойчиво. Откуда звучит голос – из комнаты или с улицы, не понять. Чей это голос, тоже неясно, какой-то неопределенный, «ничей»…
 Через два часа зазвонил будильник,  пришлось нехотя вставать,  собираться на работу.

 - Ты что такая бледная? Ну-ка повернись! Да ты на себя не похожа! – лицо закадычной подруги Таси выражает беспокойство и даже  более того - тревогу. Тася, она же Станислава Феликсовна, заведующая отделом  большого магазина, торгующего компьютерами, разглядывает Юлины запавшие, в синих кругах глаза, сочувственно и жалостливо.
 - Тебе что, опять кошмары  снились? Пикантного содержания? – она пытается шутить, но шутливый тон ей плохо удается..
 - Снятся! – Юля зябко поводит плечами. – Еще как снились! Все опять началось. Как только Вадик уехал, снова этот мужик привиделся!
 - При муже, значит, боится! – Тасе все же удается пошутить.
 Юля, для приличия, пытается улыбнуться.  Подруги целую неделю не виделись, и сейчас  сидят в подсобке, вокруг -  сломанные упаковки,  пластиковый мусор. Странно, почему его так много. Куда ни глянь – пустые коробки и рваные мешки.
 - Выходит, так! – она натянуто  улыбнулась шутке. - Да, кстати! К нам тут приходил какой-то Гарик. Вадим сказал, что он – твой друг. Типа вы вместе учились, что ли!
 - Гарик? – Тася мрачнеет и осторожно спрашивает:
 – Такой лохматый, небритый и невежливый?
 - Он вроде вежливый, но небритый, точно! – Юля  пытается поддержать шутливый тон. – Даже интересный, как мужчина, но хмурый какой-то, и взгляд неприятный!
 - Это Игорь Переславцев! В моей группе учился. – Тася отвечает внезапно поникшим голосом. - Он странный был, всегда. Хотя, мы одно время даже дружили. Так, не очень, дружили-то, но все же…
 - Тася! Ты извини, но я подумала… Если тебе неприятно, не говори! – Юля  смутилась.
- А это не он, случаем,  Симкин папаша??? Я понимаю, это дико звучит, но он какой-то такой, странный стал, когда о тебе речь зашла! По квартире забегал. И ты как-то реагируешь, вон – загрустила даже!
 Юля уже и сама не рада, что спросила. Она хочет заглянуть подруге в лицо, но та отворачивается.
 - Не он! – Тася  хмурится и дергает плечом, будто отгоняя что-то давнее, неприятное. – Не он! Совсем не он! Абсолютно другой человек! Давай, переменим тему? Я тебе потом про него расскажу. Идет?
 - Да, конечно! – Юля смотрит на Тасины руки, и в который раз удивляется, какие они красивые, холеные. Они еще о чем-то оживленно говорят, но Гарика больше не вспоминают.
 Заведующая отделом оргтехники Тася - девушка очень привлекательная. Высокая, русоволосая, сероглазая. В ней виден тот особый, присущий очень немногим, женский шарм. Он довольно часто наблюдается у  польских женщин, а Станислава – чистокровная полячка. Вот вроде все, как у остальных – блузочка, брючки… Ан нет! Чем-то бусы и сережки необычны,  или брошь вдруг такая, что глаз не отвести, и все это со вкусом, с тонким таким намеком. И почему у такой красавицы нет сердечного друга? В нее, наверное, многие влюблены! Юля как-то раз спросила об этом, но Тася не захотела откровенничать, ответила какой-то банальностью.
 На этот раз девушки сидят за столиком в маленьком кафе напротив магазина и медленно пьют капуччино. Кофе горький и совершенно невкусный.
 В ушах у подруги раскачиваются  необычные серьги. Длинные, темные, похоже на черный жемчуг.  Такое впечатление, что они стекают, словно капли, по ее красивой шее. С каждым поворотом головы капли мерцают и струятся в новом направлении. Тася поднимает руку и поправляет черные, тяжелые с виду, камни.  Юля смотрит на неброский идеальный маникюр и вздыхает. Ей, увы,  до Таси далеко!
 Рука  подружки  аккуратно снимает с рукава невидимую пылинку, поправляет тонкое колечко с  дорогим и тоже темным камушком и только потом касается Юлиной щеки.
 - Ты ужасно выглядишь! – говорит хозяйка холеных пальчиков. И продолжает:
    – Я дам тебе телефон моего психоневролога. Он мне недавно очень помог:  сына, Симку, к нему водила. – Тася ерзает на круглой табуреточке, смотрит по сторонам. Наверно, ей неприятно  вспоминать недавние проблемы с сыном. -   Представляешь, они, все,  в школе какую-то гадость нюхали! И от нее «торчали»! Тебе хорошо, у тебя детей нет. В наше время дети – это сплошной экстрим!
 - Может, и правда, сходить? – задумчиво тянет Юля, подбираясь к своим локонам, но вовремя отдергивая руку. Хватает чашечку и залпом выпивает темный, неопределенного вкуса напиток. Что за гадость? Во рту остается химический привкус.  – Что-то у меня с головой не то! Мерещится что-то странное! Мужик этот уже три раза снился, и, вдруг, представь себе, Гарик -  ваш знакомый, пришел! Я глянула и просто испугалась – он копия того, из моих снов! А присмотрелась – вроде ничего общего… Если только очень внимательно разглядывать, что-то такое заметно,  причем – слегка!
Тася качает головой. Смотрит на Юлю с сомнением. Та, волнуясь, выкладывает все:
 - Он сразу так и прилип к этим картинам, все смотрел, смотрел, фотографировал… Вадим думает, может, они ценность имеют, но я продавать не хочу! Пусть память о бабушке сохранится.  Ты знаешь, она  перед смертью  сказала: «Умирать не страшно, страшно, что все кончилось!»
 - Что кончилось? – Тася вздрагивает от этих слов и смотрит на Юлю непонимающим взглядом.
 - Не знаю! Мне показалось, бабушка на картины намекала. Может, расстроилась, что их больше не увидит. Она  когда-то говорила, что их написал  талантливый художник, который давно умер,  с бабушкой  вроде был когда-то знаком, и  даже ее нарисовал. Помнишь картинку? Там, где по мостику девочка бежит!  Называется «Будет гроза». За ней лес такой темный, туча на небе и вообще, мне эта картина не нравится! К остальным я привыкла.
 - Так продай эту, «Грозу», или подари кому-нибудь! – Тася оживляется. Она пьет горький, неприятный напиток с видимым удовольствием. Может, ей нормальный кофе налили, не такой, как Юле?  -  В этом кафе прекрасно варят капуччино! Ты не находишь? А картины… у тебя же их много! Что-то можно и продать!
 Тася аккуратно опускает пустую чашечку на блюдце.  Наверно это только Юле  кажется, что кофе – горький! Она все воспринимает наоборот.  Девушка  смотрит на гладкую стеклянную поверхность стола. Темное стекло просвечивает почти до пола и перевернутое отражение чашек, блюдечек и маленьких салфеточек тонет в его глубине. А Тася, словно не замечая мрачного настроения подруги, оживленно болтает.
  - А девчонка точно похожа? На бабку-то? – она подмигивает Юле. -  А как твой дедушка относился к этим картинкам?
 - Не знаю! Он умер рано… Папе всего три года  было. Бабушка сына одна  растила. – Юле не хочется все  снова вспоминать. -  Потом папа вырос, закончил институт, на маме женился, я родилась… Бабушка снова замуж не вышла, не захотела, наверно. Девочка - похожа! И на меня чем-то, и на бабушку.
 - Это потому, что ты похожа! На бабушку свою! Да, все так! – Тасе почему-то весело. -  А потом тебя растила, тоже ведь - одна! Какое тут «замуж»! Ты же  без родителей рано осталась. Я-то хоть со своими предками до восемнадцати лет прожила, потом они за рубеж свалили, а твои тебя вообще малолеткой бросили! На бабку, у которой с головой реально был незачет! Я-то ее хорошо помню! Шиза!
 Тася заливисто смеется. Темные, каплеобразные серьги тревожно переливаются, эффектно струятся вдоль ее лица. Вот ведь интересно: Тася, такая холеная, утонченная, а выражается порой, как нынешние школьники!  Жаргон какой-то…  Симка влияет? Не иначе, это его словечки.
 - Да нет, она нормальная была, соображала здорово! Память такая, что лучше бы что-нибудь забывала иногда! – Юля захотела рассердиться, но неожиданно тоже развеселилась. – А помнишь? …
 Они еще что-то вспоминают, далекое, школьное…  Им есть что вспомнить – ведь они учились когда-то в одном классе и даже сидели - за одной партой.

 Наконец-то приехал Вадим!  Он часто выезжает в командировки, хорошо еще, что ненадолго. Муж входит в квартиру, такой большой, широкий, надежный. Юля бросается ему на шею, прижимается щекой, всхлипывает.
 - Что, оп-пять? – запинаясь, спрашивает он, потом внимательно смотрит на Юлю, хмурится, трет лоб. – Опять снился???
 - Один раз… - Юля виновато глядит на Вадима, вздыхает. Не сказать нельзя, слишком пугают  эти сны, но и говорить уже неудобно как-то! Сейчас скажет, что ей лечиться пора.
 - Тебе пора лечиться! Завтра же пойдем к психиатру!
 - Мне Тася советовала своего психоневролога. Все  лучше, чем сразу к психиатру… Я же не сумасшедшая, вроде!
 - Вроде, да. Просто психованная! – Вадим смеется. – Да ладно, не переживай! «И тебя вылечат, и меня…»
 Юля морщится, слыша избитую цитату из старого кинофильма. Муж  меняет тему.
  - Посмотри лучше, что я тебе привез! Какой подарочек!
 Тоненькая цепочка, на ней медальончик. Сердечко из трех  камушков – бриллиантово-искристый, рубиново-красный и изумрудно-зеленый. Камни вспыхивают хороводом ярких огоньков. Они сверкают, затмевая все вокруг, притягивая внимание. От прозрачного к зеленому, от зеленого к красному…
 - Ух ты! Красиво, и как-то необычно! Ни у кого такого не видела. Не слишком дорогое? – Юля не может оторвать взгляд от медальона.
 - На «слишком дорогое» у меня денег нет! – смеется Вадим. – но что-то, несомненно, стоит! Внизу рубин  – любовь, а вверху  верность – бриллиант  и надежда - изумруд… Надень и не снимай!
 Вадим, стоя позади нее,  застегивает цепочку. Она подходит к зеркалу, вглядывается в разноцветные лучики, и вдруг мысленно переносится в то время, когда  только   познакомились со своим будущим мужем. Это случилось четыре года тому назад.


 Лето, отпуск, курорт. Она бежит по мелководью, вода весело рябит, разбивая жаркие лучи о мелкие волны. Ужасно хочется окунуться, смыть белый песок с потного тела, охладить разгоряченную голову, спину, плечи. С берега доносятся восторженные крики, звуки сочных ударов по мячу, детский визг.
 И вдруг она понимает, что ноги скользят куда-то в глубину. Страх ударяет внезапно,  неожиданно для такого чудесного дня. На пути  попалась яма - очень глубокая и совершенно не видимая сверху. Юля нелепо машет руками, пытаясь удержаться на поверхности, но ноги упорно затягивает вниз. Вода поднимается все выше, попадает в рот, захлестывает лицо, а внизу нет опоры!  Плавать Юля умеет, правда настолько плохо, что, попав в подводную яму, даже не пытается применить свои навыки, тем более,  что туда -  затягивает, а оттолкнуться не от чего!  Судорожно вытянутые пальцы ног ощущают только ползущий вниз песок.  Это пугает больше всего. Собравшись с силами, она все же рвется  вверх, пытается кричать. Но -  о, ужас! Берег рядом, а ее никто не слышит. Ветер относит отчаянный крик в сторону,  вокруг - много людей,  все смеются и тоже кричат. Они играют в мяч, и на Юлю  не обращают внимания.  А ведь она тонет, понимая, что это конец, и что спасет - только чудо.  Ей удается  удержаться несколько секунд над водой, но  течение упорно тянет в глубину.  Здесь какая-то воронка,  и откуда  только  взялась?!  Ее охватывает  жуткое ощущение, что никакого дна внизу нет. Она судорожно дергается, но ничего не может сделать, и уже взаправду тонет: голова медленно скрывается  под водой.  Из последних сил,  не осознавая бессмысленность своего поступка, Юля поднимает руки вверх и бешено ими размахивает, будто сигналя флажками об опасности.  Машет глупо, отчаянно, с последним проблеском надежды в отключающемся мозгу. И, вдруг, что это?! Она понимает – ситуация  изменилась. Она не верит сама себе, потому, что неожиданно чувствует:  кто-то крепко схватил ее за руку. Рывок – и вот она уже стоит на коленях  на том же мелководье - взахлеб кашляя, и хватая себя за горло левой рукой, пытается  продышаться. Сердце бешено колотится, перед глазами  плавают черные круги. Хочется их протереть, но правую, поднятую  руку, кто-то крепко сжимает за запястье. Юля  поднимает голову и, сквозь пелену отступающего беспамятства,  видит своего спасителя.
 Вадим оказался рядом  совершенно случайно. Он объяснил потом  -  в этом месте всегда плавали заградительные буйки с предупреждающими надписями. Удивился, что надписи пропали, и машинально поискал их взглядом: без них буйки были почти не видны. Тут-то он и приметил Юлины, судорожно воздетые над водой, руки - понял, что кто-то попал в беду и поспешил на помощь. Здесь была зона водозабора, глубокая яма, и купаться строжайше воспрещалось. Почему щитки-предупреждения сняли в тот день, сказать трудно. Может, меняли или ремонтировали? Но, к сожалению,  никакой замены почему-то не выставили, и Юля, провалившись в опасную яму,  чуть было не утонула в ней.

 И вот теперь она смотрит на огоньки, перебегающие по драгоценному медальончику-сердечку, стоя в спальне перед зеркалом.  Вадим возвышается позади, тоже смотрит. Зеркало отражает красивую пару –  уверенный в себе, коротко стриженый мужчина и похожая на подростка девушка с тонким, каким-то прозрачным лицом. Юля улыбается мужу и поворачивается к нему, прижимаясь щекой к его руке. Вадим обнимает ее, смотрит сквозь зеркальную глубь на противоположную стену, где висят картины,  Юля следит за его взглядом. Их отражения мерцают, словно через толщу воды. Сзади видны нечеткие изображения в рамках.   Вот пейзаж в толстой дубовой раме, леса почти не видно, только тонкий белый стволик на переднем плане. Вот ваза с темно-красными, обвисающими маками. Кажется, что они выплескиваются через край,  вытекают из вазы на белоснежную скатерть. А вот и силуэт двухэтажного особнячка. Длинная, изломанная лесенка петляет среди темных деревьев, в окнах нет света, но такое впечатление, что кто-то смотрит сквозь поблескивающие стекла. Зеркало отражает пейзажи и цветы,  заключенные в тонкие рамки.   За исключением скачущей лошади и бегущей через мостик девочки, все изображения довольно статичны, спокойны, даже безмятежны. Юля плотнее прижимается к мужу.
 - А все-таки! – громко говорит Вадим. – А если их продать? Вдруг они и в самом деле ценные?
 - Никогда! – Юля отстраняется от него и снова пристально смотрит на стену. – Нет, нет, и нет! Это память о бабушке!
 - Ну-ну! – вздыхает супруг. – Дело, конечно, твое… хозяйское.
 Ветер распахивает форточку, и занавеска вылетает, потом опускается, царапая подоконник. Тени пробегают по стене, по картинам...  Людей в зеркале уже нет, они ушли,  занялись своими делами, растворились в глубине квартиры.

(продолжение следует)