Если побежать, быстро-быстро, почти вприпрыжку, размахивая руками, развевая полы старого пальто, глотая искрящийся зимний воздух, шапку долой, на валенках калоши, подстеганные мамой брюки, вязанные, колючие носки, шарф сбившийся совершенно, заледеневшие пальцы варежки, оторванная и потерянная большая, черная пуговица, свитер протертый на локтях, и пар, пар вырывающийся изо рта, вместе с боевым, устрашающим кличем. У меня в руках палица - огромная, смолистая палка, уже успевшая побывать новогодней сосной. В левой - отличный, ладно сделанный, фанерный щит, густо расписанный синей шариковой ручкой. Я - крестоносец, хотя почти не ведаю, что это такое, не зная ни Гроба Господня, ни Святой Земли, ни имён мусульманских детей, поднятых на тяжелое, скользкое от крови копье.
Кажется, мы вечно играли в крестоносцев. Это странно. Я не кажусь себе религиозным человеком даже теперь. Религия по-прежнему слишком фантастична, её нельзя потрогать, понять, она ни пушистая, ни горячая, ни твердая, словно камень, она не имеет цвета, кроме цвета крови, у неё нет запаха и почти отсутствует вкус. Она не оставляет соли на губах, не горчит и её не слышно.
Но и тогда и теперь все это невообразимо. Сверкающие, режущие линии походов на восток. Латы, кольчуги, мечи и забрала. ( Я думаю, каким надо быть силачом, чтобы таскать все это. Вы держали в руках старый, кованный меч? Махнули им хоть раз действительно? Возможно, люди вырождаются с тысячелетиями, во всяком случае - мужчины.) Хрипящие кони под тяжелыми седоками. Сиплый лязг оружия и гортанные крики. Вечно вязнущие, деревянные повозки, огромные, холщовые, поющие на ветрах шатры и густые, высокие костры. Терпкий запах жаренного мяса. Немного или скорее слишком много красного вина. Черные копья и белые с красным стяги. Возможно, им просто нечего было терять. Но возможно, они даже были святые...
Я увидел Его спустя лишь тридцать лет. Храм оказался маленький. Маленький и слишком, слишком, слишком простой. Все непостижимо, обескураживающе просто. Одна покосившаяся свеча. Пара греческих священников, впрочем, совершенно невидимых. Прохлада, камень и тишина. Отчего-то, арабы продающие свечи. Нет сказочных фресок, величественных органов, негритянского хора, шапки Мономаха и скульптур Микеланджело. Я, конечно, подумал, "И это всё?". Другие стояли почти с тем же выражением лица. "И это все?", конечно, спрашивал каждый зашедший.
Религия отлично обрастает временем. Столетиями становится все богаче, мочалистей и пышнее, как старые сваи причала, покрываясь жирным наростом вкусных мидий. Каждый следущий священнослужитель важнее и весомей предыдущего, смотрит благонадежней и жестикулирует много интереснее. Купола золотятся немилосредно, предполагая, что так Господу будет виднее. Церкви раздуваются словно постоялое тесто. Кресты борются за каждую сотню ярдов высоты, царапая облака причудливыми антеннами. Тысячелетиями люди по-прежнему надеются, что рай это где-то за орбитой Луны, но не долетая до Марса...
Мы рисовали кресты на щитах, не понимая, что мы рисуем. Кажется, мне тогда просто нравилась лаконичность. Две перекрещенные линии, что может быть проще? Они разрезают ислам, прицеливаясь. Впрочем, об исламе мы тоже не знали ничего.
Наш Илья, кажется, был татарин. Конечно, тогда следовало воевать против него. Но он был совсем один, один щуплый татарин-двоечник, абсолютно без Аллаха, как внутри так и снаружи, а нас с добрый десяток, крикливых, светлооких и жутко воинственных - битва вышла бы скорой и оттого скучной. Лучше пусть у него тоже будет тяжелый щит с большим красным крестом, густо начерканным синей шариковой ручкой. И мы вместе будем рубить сосновыми палицами и струганными мечами соседний старый ельник, осыпающей нас за то невероятно белым своим снегом...
москва.2010.оа.
http://nishisha.livejournal.com/
иллюстрация О.Андреев