- Из носика чайника идет туман, а не пар! - сказал учитель физики. - Пар невидим, а когда мы начинаем его видеть, то он называется туманом.
Сразу померкла романтика комсомольских песен. За туманом не надо было далеко ехать - достаточно поставить на плиту чайник. Я сидел за партой, смотрел в окно и вспоминал далекое туманное утро, когда я впервые пошел на охоту.
Я долго готовился к этому дню. Из доски было выпилено ружье. Туда, где у ружья должна быть мушка, я вбил два гвоздя, привязал к ним прочную резинку из набора юного авиамоделиста, а на место прицела примотал проволокой бельевую прищепку. С вечера я набрал ржавых гвоздей, которые дедушка хранил в деревянном ящике на полке в кладовке, молотком придал им форму буквы «Г» и сложил их в мешочек из под крупы, который мне выдала бабушка. Это гвозди, мое изобретение, назывались «патронами». Я потренировался в саду и научился с десяти метров попадать гвоздями в ведро, стоявшее на скамейке у колодца.
Утром был туман.
- И куда ты пойдешь! - вздыхала бабушка, вынимая ухватом из печки чугунок с вареной картошкой. - Тут недолго и в Горелое болото попасть. А там сам знаешь как.... в ясный день сгинуть можно!
Вареная картошка - это завтрак для всей семьи. Основная часть шла поросенку, поменьше собаке и совсем немного нам с дедушкой. Сама бабушка пила чай. Она откусывала сахарными щипцами небольшие кусочки от крепких прямоугольников рафинада, клала их в рот и запивала чаем из блюдца. Перед ней лежала булка, но ее бабушка оставляла для обеда. Она любила есть белый хлеб с супом.
- А ты бы пошел с ним! - обратилась она к дедушке. - А то вдруг чего!
- А сливы кто собирать будет? - проворчал дедушка. - Ты же к лесозаводу собиралась!
У бабушки был свой маленький бизнес. Летом она ездила к проходной лесопильного завода, где проработала телефонисткой всю жизнь, садилась на скамейку и ставила рядом корзину с рыжим крыжовником. Стакан крыжовника стоил десять копеек. Она прятала монеты в большой коричневый кошелек с защелкой в виде двух никелированных шариков, насыпала ягоды в бумажные кульки, которые она делала из моих старых тетрадей, и протягивала их покупателям. Покупатели постарше ее знали, они спрашивали про дедушку и жаловались, что рыбы в водохранилище становится все меньше, да и за грибами нужно ездить все дальше и дальше.
Осенью бабушка привозила к заводу сливы или яблоки. Это покупали неохотно, и часто она привозила назад почти полные корзины. Ездила она на автобусе. Ей всегда уступали место, она сидела у окошка, смотрела на серые дома у дороги, вздыхала и украдкой вытирала слезы. Денег не хватало. Дочки помогали, но больше продуктами, которые привозили из Москвы и Ленинграда. Масло и копченую колбасу бабушка относила в подпол, где даже летом было прохладно, и где всегда пахло укропом и пыльной картошкой. Вареную колбасу съедали в первый же день. Бабушка ее обожала. Она отрезала большой кусок белой булки, сверху клала огромный кружок колбасы и все это запивала чаем с наколотым сахаром.
- Как москвичам хорошо! - говорила бабушка. - Они такую вкуснятину могут каждый день есть!
Я допил чай, отломил кусок булки и засунул его в карман.
- Ты бы в тряпицу хлеб завернул! - укоризненно покачала головой бабушка. - А то раскрошится весь, его потом только курам давать!
- Ничего! - крикнул я уже в дверях. - Я побежал, к обеду приду!
В саду была калитка, которая вела на небольшие картофельные поля. Между нашим полем и соседским пролегала узкая дорожка, заросшая лебедой. Картофельная ботва уже начала ложиться, сохнуть и желтеть. Скоро все будут копать картошку и собирать ботву в кучи. Эти кучи как-то умудрялись поджигать, и тогда едкий дым стелился над полями и садами. В костры добавляли сухие ветки, которые собирали все лето, огонь от веток становился выше и жарче. Когда все немного прогорало, мы закапывали в горячую золу картошку и ждали, когда она начнет протыкаться острыми палочками, которые мы настругивали специально для такого момента. Бабушка приносила в деревянной миске крупную серую соль и зеленый лук, который был в это время жестким и покрыт белым налетом. В корзинке у нее еще лежали большие желтые огурцы и нарезанный черный хлеб.
- Эх... - вздыхал дедушка. - Щас бы...
- Ты сначала заработай на «щас бы», - говорила бабушка, - а потом вздыхай!
За картофельными полями шла пыльная грунтовая дорога, за которой тянулся забор из колючей проволоки. Тут во время войны строили линию обороны, состоящую из бетонных ДОТов, траншей, окопов и столбов, между которыми натягивали ту самую проволоку. Огромные колючие мотки сначала лежали на краю дороги, а потом местный совхоз приспособил проволоку для забора, оградив капустное поле. Смысл этого забора мне был непонятен. Местные жители давно проделали там удобные ходы, через которые выносили мешки крупных белых кочанов для засолки, для зайцев этот забор препятствием не являлся, а оленей в наших местах сроду не водилось!
За капустным полем начиналось знаменитое Горелое болото, куда бабушка ходила за клюквой и брусникой. Сейчас кусты, обозначавшие его границу, еле проглядывались из-за тумана, но я туда и не собирался. Мой путь шел вдоль высокого откоса, на вершине которого темнели заросшие травой траншеи, потом уходил вниз к речке, вытекающей из водохранилища, и дальше к небольшим рощам посреди лугов с высокой травой. Там я однажды увидел стаи ворон, сидевших на ветках. Ворон собралось много, наверное около тысячи. Они непрерывно кричали, потом почти одновременно поднялись в воздух, и вокруг стало темно. Стая закрыла небо и наступили настоящие сумерки. Я тогда очень испугался и решил, что без оружия сюда приходить нельзя. Сегодня я был вооружен и ничего не боялся!
Туман начал сгущаться. Я шел вдоль речки и смотрел, как в ней поднимается вода. Это означало, что недавно открыли плотину и потоки серой воды, пахнувшей мокрыми бревнами, которые плавали в заливе около лесозавода, ринулись в узкое песчаное русло. Где-то через час вода станет спокойной и прозрачной, а сейчас она несла на поверхности всякий мусор. Ноги у меня от росы промокли, ружье болталось за спиной на тонкой веревке и натирало плечо. Я взял его в руки, достал гвоздь, натянул резинку и закрепил конец гвоздя в прищепке. Теперь стоило лишь нажать на нее, и гвоздь с шелестом улетал вперед и горе тому, кто вставал на его пути!
Я поднялся на высокий обрыв над рекой, поднял свое ружье, положил палец на прищепку и стал водить «ствол» из стороны в сторону в поисках врагов. Врагов не было, я стоял на обрыве один. Туман заглушал все звуки, и я не слышал ни утиного кряканья, ни карканья ворон, ни журчания речки в прибрежных камнях.
- То-то! - сказал я и пошел дальше.
А вот и рощи посреди лугов - моя конечная цель. Трава стала совсем высокой, вдоль тропинки выросли лопухи с огромными репейниками. Они цеплялись за куртку, но мне было не до них. Я подходил к тополям, на ветках которых дремали вороны. Они лениво переговаривались и сначала не обращали на меня внимания. Потом, когда я подошел совсем близко, кто-то из стаи резко крикнул и этот крик повторился сотни раз сначала на этих тополях, а потом и на далеких, еле видимых в тумане.
Я присел и постарался скрыться за лопухами. Вороны немного покричали, и постепенно затихли. Я понял, что ближе мне подойти не удастся и стал прицеливаться из лопухов. Вороны были далеко, попасть в какую-то конкретную птицу было невозможно и я стал прицеливаться просто в середину кроны ближайшего тополя, в надежде, что ворон много и куда-нибудь я попаду.
- Нет, далеко! - я вздохнул и стал перевязывать резинку, чтобы натяжение было сильнее.
Наконец все было сделано. Я гвоздем натянул резинку, закрепил шляпку гвоздя в прищепке и снова прицелился.
- Ой!
Хваленая авиамодельная резинка лопнула, больно хлестнув меня по щеке! Я схватился руками за лицо и стал подвывать, сидя на земле и раскачиваясь из стороны в сторону. Я слышал, как закаркали вороны, как захлопали крылья, и как карканье стало затихать в соседней роще.
Моя первая охота закончилась. Она же была, наверное, и последней. Я много потом стрелял из разных ружей, но никогда не стремился никого убивать.